Цветы (1/1)

Я расскажу тебе, дорогой читатель, историю про одного человека, страшного человека, лицемера и ненавистника, предателя и шантажиста, но не спеши корить его и упрекать, возможно, чуть позже ты поймёшь этого несчастного, и может быть, даже проникнешься толикой симпатии к нему. Он был так молод и слаб, когда только начинал свою жизнь, и окружение его, вбило ему в голову, что мир ужасен и скверен своим же примером. И как умелый хирург меняет сердце больного на новое, донорское, так и поменяли люди его видение с оптимистичного, ребяческого, до пессимистичного, позже - безразличного. Что-то в голове мальчика, словно выключатель, щёлкнуло, и мир потух, и люди стали словно муравьи, крохотными, мешающимися под ногами, мерзкими и опасно жалящими при любом удобном случае. Жизнь стала казаться ему тропой ада, и лицемерием он закрывался от таких же, как он считал, лицемерных людей, и раздражало его, когда пытались они прикрыться добротой своей и глупейшей честностью. "Чтобы выжить в этом мире," - считал он, - "надо лгать." Но лгал он сам себе. Где-то посреди черневших домов неспешно шагал он - мужчина лет двадцати, в светло-синем пиджаке и с волосами цвета летнего солнца, но настроение его было далеко не солнечное. Тёмные крупинки жизни его, бились об асфальт реальности, грозясь разбушеваться в ливень. Этот ливень вполне мог бы поглотить в себе его раздумья, оставив пустоту в голове, но проблемы окружали мужчину повсеместно, даже грозовой дождь не смог бы смыть то чувство душевной полноты, что причиняло страдания земному люду целую вечность - любовь. Мужчина раздражённо фыркнул, отряхнув упаднически-жёлтый лист с плеча пиджака. Чувство раздражения отнюдь не занимало второстепенную роль в жизни Ромашова, оно было даже одним из первичных чувств, что он испытывал по отношению к жизни. Это было далеко не удивительно, люди воспитали в нём отстранённого социопата, питавшего ненависть буквально ко всему и вся. И видя мир порочным и грязным, он признавал свою власть над ним, как и над никчёмным ботаником Жуковым, и над вечно проклятым им Гринёвым. — Санька сегодня... — передразнил свою возлюбленную Ромашка — Санька завтра... Сколько, чёрт возьми, лет, ты будешь так беспристрастно игнорировать меня... — крикнул он последнюю фразу так, что люди бы испуганно обернулись к нему, если бы они, конечно, были тёмной ночью в освещённым одним лишь тусклым фонарём парке. Ромашов был лжив и не сдержан в рамках приличия, будь то шутки или даже клятвы. Стереотипы о повсеместном добре не трогали его - для него существовала единственная правда, которою он прозвал "своей". Пока не зная ещё, что ждёт его впереди, со странными цветами он шёл навстречу судьбе. Было темно и тихо, Ромашову давно уже полюбились вечерние, перетекающие в ночные прогулки. Люди спали, да и он, казалось, должен был спать, но упустить святые часы затишья на шумных улицах Москвы не мог, по всё той же причине - социопатии. Наслаждаясь благоговейной тишиной, Ромашов улыбнулся, прикрыв в блаженстве глаза. Подумалось, что мог бы он и убить за нарушение этого недолгого счастья, но мысль растворилась в тёмных силуэтах деревьев, и навязчиво зазвучала застарелая мелодия в голове... Он подбирал цветы для Кати слишком долго, не мог выбрать подходящие, смотрел, но не видел в этом однообразии строго-бордовых роз и унылых, как ему казалось, тюльпанов абсолютно никакого другого варианта, как и вовсе бросить свою глупую затею. Ромашов пытался ассоциативно представить идеальный букет для своей идеальной девушки, что-то свежее, что-то воздушно-белое, что-то простое и в то же время безупречно красивое... И смешным ли совпадением или непримиримым велением судьбы, единственным светом в тёмных соцветиях, казались лишь снежно-белые ромашки, не понятно как оказавшиеся в дальнем месте на прилавке, поодаль от искусственных лотосов. В сердце ёкнуло, и за долгое время мужчина наконец искренне улыбнулся, что не ускользнуло от старушки-продавщицы, с интересом осматривающей молодого посетителя. - Я могу вам чем-нибудь помочь?- участливо осведомилась всё та же пожилая дама.Улыбка резко пропала с лица молодого человека, он наигранно-отстранёно покосился на седовласую продавщицу. По спине её пробежали мурашки, взгляд потухших глаз устрашал. "Так смотрит убийца на свою жертву, перерезая горло", - вспомнила продавщица строчки из захудалого романа, который не могла понять давненько ещё из-за обилия нелогичных параллелей в сюжете. Попятившись, женщина боязливо сглотнула, стало до боли сухо в горле.-Простите, я чем-то вас напугал?-осведомился нахмурившийся мужчина в голубом пиджаке.-Нет, извольте не беспокоиться, это старческое уже, молодой человек, вам не скоро понять, - откашлявшись ответила старушка.Кончики губ Ромашова приподнялись в снисходительной улыбке.- Могу я посмотреть вон те? Он не спросил откуда они, не стал торговаться, а при отказе, выложил все свои деньги на стол и неожиданно для себя же самого обрадовался освобождению от зелёных бумажек. И после восторженного оха продавщицы, и вручения Ромашову наскоро завёрнутого букета, мужчина аккуратно протёр стекло своих наручных часов, и цокнув на те же часы, в ту же секунду вылетел из магазина захлопнув с грохотом дверь. Тем временем со взором, направленным точно вперёд, но мыслями, улетучившимися куда-то за размытый темнотой горизонт, Ромашов продолжал идти, и ничто не смогло бы остановить его сегодня, даже сомнения, которые скребли по сердцу острооточенными когтями.