Вечер (1/1)

Ещё днём всё было хорошо, днём Мило говорил с Афиной и насмехался над серьёзностью Му, а вечером всё повалилось в пропасть.— Ну неужели ты ничего не знаешь об Аиде и его Спектрах? — спросил его Канон, и Мило захотелось его ногами забить. Не добил Антаресом, так хоть так…— У нас Камю умный был, а я тупой, — огрызнулся он вместо этого. — Давай его из могилы поднимем и спросим?Тогда он ещё не знал, как быстро исполнится его в сердцах брошенное желание.Над Святилищем повисли сумерки, и эти сумерки скрывали беду. Спектры шли вперёд, и Мило, даже зная, что должен, под страхом смерти обязан оставаться в храме Скорпиона, не мог усидеть на месте.Тьма ползла снизу, снизу шли Спектры, слуги Аида, и снизу легко, едва заметно тянуло ледяным Космо.Мило знал, что никто, кроме него, этого не заметил. Айолия посмотрел как на дурака, а Шаку он и спрашивать не стал. Му — вот Му мог и почувствовать, но его храм был первым, Овен оставался авангардом защиты Святилища, и даже Мило, который сам себя считал не очень умным, хватило мозгов не лезть к нему с расспросами в момент нападения.Он, Мило, дружил с Камю, сколько себя помнил. Они вместе играли малышами, вместе учились детьми, вместе выполняли первые задания подростками. Они шли сквозь жизнь, держась за руки, и порой не разобрать было, где горячее Космо Скорпиона, а где холодное — Водолея… Камю стал частью его самого, всем лучшим, что было в судьбе Мило, и сейчас до безумия хотелось списать мурашки на спине на страх и тоску по погибшему другу… но Мило не обманывался.Внизу было ледяное Космо, и никогда ещё этот холод не было так трудно терпеть.Там, в вечерних сумерках, шёл бой. Мило ждал. Если Му был авангардом, то он, хранитель восьмого храма — последним рубежом. За ним не было никого: Айолос, Шура, Камю и Афродита уже погибли, и если бы Спектры победили его, никто не сдержал бы их на пути к храму Афины.Когда они все погибали, тоже был вечер. И Мило навсегда запомнил, как Камю проходил сквозь его храм к своему, как обернулся, бросив короткий взгляд. Запомнил последние слова Камю, обращённые не к нему — но никогда не обижался из-за этого. Множество раз потом перебирал этот вечер в памяти, жалея, что не остановил, не помог, не спас…?А умер ли он вообще??Мило не хотел думать об этом, но воспоминания возвращались и возвращались, словно привязанные к колышку. А вместо колышка было всё время усиливающееся ощущение ледяного Космо неподалёку.Мило почти не удивился, ощутив исчезновение Космо Шаки. А следом — вспышку, гораздо ярче, чем прежде. Как будто там, внизу, в храме Девы, пронёсся ледяной ветер, краешком коснувшись и его. Он не успел подумать — уже нёсся вниз, успокаивая себя тем, что хочет отомстить за Шаку. Конечно же, за Шаку, Шака был его товарищем, и кто бы ни ждал его — Мило хотел подороже взять с него за это убийство. Кто бы ни ждал…Ощущения не обманули его: Камю был жив. Камю был избит, слеп, Камю был одет в чёрные, даже на вид мерзкие доспехи, Камю делал вид, что не узнает Космо Мило — своего лучшего друга, и в тот момент Мило решил не щадить его. Если Камю не пощадил Шаку, не пощадил Афину и их собственную многолетнюю дружбу — какого добра он мог ждать в ответ?— Я ненавижу тебя, — сказал Мило позже, когда по приказу Афины тащил полумёртвого Камю наверх. Му и Сага молчали, Шура и Айолия обменялись парой отрывистых фраз — Мило разобрал имя ?Айолос? — и он решил тоже не терять времени зря.Камю не ответил.— Нет, я вру, — произнёс Мило миг спустя. — Я люблю тебя. Но простить не могу. Как вы могли поддаться на это?— А ты бы не захотел снова жить? — выдохнул Камю еле слышно.— Ценой жизни Афины?! Ни за что!— Захотел бы, — прошептал Камю. — Любой… на нашем месте… поступил бы… как мы.Мило не мог в это поверить. Когда Афина вложила в руки Саге золотой кинжал, предназначенный для убийства богов, он не верил, что они действительно убьют её, что собственная жалкая шкура, собственная уже однажды потерянная жизнь может оказаться для них дороже жизни богини, которую они клялись защищать.И даже когда кровь Афины брызнула на камни, Мило всё ещё не верил. Что-то крикнул Сага, остолбенел Му, Камю… Камю плакал, и, не веря в происходящее, а просто чтобы стереть эти лицемерные слёзы с его лица, Мило дотянулся до его шеи и сомкнул руки.Пальцы сжимали плоть, вминались в неё всё сильнее и сильнее, Камю хрипел, но не делал попыток высвободиться. Мило душил его, а перед глазами стояла мёртвая Афина, стоял сам Камю — каким он был вечером перед смертью.Его слова…Его последние слова…?Пусть душа Хёги всегда будет прозрачна как лёд, без помутнений и грязи. Это всё, чего я хотел от себя, и всё, чего я хочу от него?.?Любой на нашем месте поступил бы как мы?.Осознание тоже было как лёд — прозрачное и обжигающе холодное. Его руки разомкнулись. Мило сполз на землю, обнимая Камю, утыкаясь лицом в чёрные доспехи и плача — уже не по Афине.— Ты всегда был умный, а я всегда был тупой… Но почему же я не догадался раньше?..Дрожащая ладонь Камю опустилась ему на макушку и зарылась в спутанные волосы.