2. (1/1)

Видишь, Сан? Я перед тобой виноват. Это я что-то сделал с тобой и даже не убедился, что ты в порядке.Конечно, я пытался сказать, что это?— маленькая сладкая месть, но куда нам такая ложь? В моём мире просто нет места тону или насыщенности, которые ты приносишь.Не быть эгоистами?— разве многого я прошу?Мне нужно сказать кому-то, как я из-за тебя загибаюсь.?Ты можешь сказать мне, правда?,?— его чёртов голос?— единственное яркое, что я помню после того, как кончается вспышка,?— звучит в голове, словно настоящий. Давит.Я нас спасаю, Сан, неужели не понимаешь? Себя от проблем, тебя?— от себя.Не даю нам права разбиться о цвет. Не позволяю, не…Сегодняшний день такой долгий. И я даже вновь встречаю Сана после того, как его ударил. Случайно. Клянусь, я случайно.Цепляю его силуэт в коридоре, останавливаю ладонь, почти схватившую его, сжимаю до боли кулак. Мне комфортно в монохромном мире, всё так. Я не пытаюсь дотянуться до иного.Взглядом по мне скользит какой-то парень?— мы знакомы? —?и тоскливо качает головой. Он не произносит ни звука, но я чувствую в его жесте упрёк. Моя совесть стучится в душу сквозь отражение его глаз.Сегодняшний день такой долгий, я почти загниваю в собственных мыслях.Он, интересно, тоже думает о том, что моно его бросил? Представляет монстра, вспоминая моё лицо?—?Я должен выкинуть это из головы немедленно!—?Что именно, хён?—?Сан, уйди.—?Вот ещё,?— он стоит за моей спиной, говоря так, будто ничего не случалось. —?Я обещал, что буду рядом, разве не так?И это моно опасны? Я который час терзаюсь тем, что толкнул его, а он, как бездомная собака, продолжает тащиться следом!—?Знаешь, меня сегодня сравнили с ящерицей. Не то игуана, не то варан…Не хочу обращать внимания на его голос. На его лицо. Цвета не существует, это лишь преломление света.Проблема в том, что мой реагент?— солнце во плоти. И рядом с ним преломляюсь я: начинаю думать, чем сепия отличается от бежа, насколько белый бывает жёлтым и какого оттенка коричневого его веснушки.—?Они кусают свою жертву и таскаются за ней до тех пор, пока та не ослабнет. — Что? —?Вспышка, наверное, похожа на укус, не так ли?—?Я не собираюсь сдаваться тебе на милость.Чхве Сан идиотски смеётся. Выкручивает неестественно высоко свой голос и начинает задыхаться в приступах, похожих на скрип.Маленькие, словно детские ладони ложатся на плечи и обнимают. Как такие небольшие руки могут иметь столько силы? Я пытаюсь дёрнуться, веду плечом, но будто попадаю в силки и путаюсь всё больше. Объятья превращаются в не сдавливающий грудь, но крепкий захват.Смех уже не звучит в шею.—?Если бы я хотел, чтобы ты мне сдался, я бы просто взглянул, не так ли?От него меня пробирает до мурашек. Я не чувствую себя в безопасности, находясь к нему спиной. Не чувствую грани, где кончается шутка.Мне стоит обернуться первым.Сан, ты этого добиваешься? Хочешь, чтобы я взглянул на тебя сам?—?Ослабь руки, Сан.—?Только если чуть-чуть. —?Он правда ослабляет их совершенно немного, продолжая держать в кольце, и наконец мне достаёт места, чтобы повернуться.У Сана на лице та самая повязка с бежевым котом, родинки и совершенно беззаботная искренняя улыбка. Он издевается, а я даже не в курсе, смущён ли он этим. Едва ли.—?Тебе нравится? Я купил, чтобы ты мог на меня смотреть.А ты нет, дурак.—?И что на это сказали твои друзья? —?Угроза от него исчезает так быстро, что я не замечаю вновь потянувшейся за ним руки. Касаюсь того места под рубашкой, где вчера проступали цветные россыпи, пальцами глажу ткань.Всё в порядке, пока он не смотрит? Пока не смотрю я.—?Я не знаю.—?Мне кажется, твой друг говорит здравые вещи. Ты должен его послушать и прекратить таскаться за мной.Впервые ли мы говорим так близко? Если его лицо оказывается рядом, я злюсь и отталкиваю. Если он так настойчиво жмётся, я теряюсь и игнорирую. Но он не смотрит. Не жмурится, боясь вызвать вспышку, не прячется за воротник, скрываясь от моих глаз, а просто не смотрит. И я не смотрю, не должен, по крайней мере.Какая из него ящерица? Настоящий кролик, что сам себя загнал в клетку.—?Мой друг хотя бы говорит, Сонхва-хён. А ты? Поговори со мной, расскажи, чего ты боишься.—?Я не боюсь. —?Сколько способов различить цвет, не зная его, есть? Я не хочу снимать маску и рушить повисшее, пусть и едва заметное, понимание. Но я хочу прикоснуться к коже, точно зная, какая она не только на ощупь. —?Не вынуждай меня снова тебя толкать.—?Если толкнёшь, мы упадём вместе.***—?Если мы упадём, я тебя сломаю. —?Уже не знаю, говорит он про кости или же душу, но всё равно тянусь.Меня не обманешь, Сонхва, я теперь знаю, что ты будешь счастлив. Пусть не сразу, пусть не из-за меня самого, но будешь. Мне достаточно. Ты прекрасен.Я не альтруист, я не хочу делиться цветами за простое ?спасибо?, но… я ведь их не теряю, это даже не назвать делёжкой. Я просто приобретаю смысл, держа Сонхва в объятьях. А когда открываю глаза?— смысл приобретает и сам Сонхва. Просто пока не верит.—?Скажи, что я дурак.—?Ты дурак.—?А теперь повтори. —?Я не сдвинусь никуда, потому что не умею. Не поддамся ничьему зову, потому что не могу.Скажи что-нибудь снова. Видишь? Я весь твой.Мне можно сорвать повязку, посмотреть на то, как выглядит бежевый?— кстати, потолки в столовой бежевые, поэтому я выбрал именно такой цвет. Хотелось чего-то запоминающегося.—?Зачем? Ты с первого раза не понимаешь?.. Хотя у кого я спрашиваю.Ни с первого, ни со второго, ни с седьмого. Глаза завязаны. А я не умею слушать.—?Мы сходим в караоке?—?Ты же в курсе, что достаточно было надеть солнцезащитные очки или маску?Да. Но так нельзя будет действительно верить, что я вручаю всего себя. Что я не сбегу, отвлекшись на чей-то голос и чьё-то ещё восхитительно прекрасное лицо.Нет уж, раз моно так беззащитны, получая в свои владения цвет, то я буду беззащитен, отдавая его.—?Мы делаем вид, что я меняю своё зрение на твоё.—?Твоя отвратительная настойчивость тоже входит в сделку?Могу посоревноваться за звание сталкера. Но если это так в тягость, то ладно, я придержу коней. Если мы таки окажемся в караоке-баре.Думаю, он хорошо поёт, у него такой восхитительный голос… Язык музыки я понимаю так же просто, как звук будильника, и друзья запросто могут говорить со мной на нём. Но вот так, простыми словами, не открывая моих глаз и не трогая руки?— только Сонхва.Скажи, Сонхва, а ты знаешь хоть один язык из тех, что вынужден в твоё отсутствие понимать я? Как минимум одному?— языку цветов?— я тебя научу. Только сними мою маску.—?Ответа, видимо, я сегодня не дождусь?.. А ты казался болтливым.—?Хочешь поболтать? Согласись на караоке, и я заболтаю тебя до смерти.—?С этим справится мой сосед, не стоит.—?Может, он тебе и про цвет расскажет? Может, мне отпустить руки? —?конечно же, я не отпущу. Даже если он попросит?— ослаблю хватку, не более.Прости, Сонхва, я правда стараюсь ради тебя. И себя. И, может быть, нас. Но в них я слабо верю, слушая твои уставшие вздохи.—?Отпусти. —?Соглашается.—?М-м, нет, — а я?— увы. —?Вдруг мы впрямь упадём снова? Хочу успеть тебя подхватить.—?Ты же ничего не видишь?—?А ты видишь только чёрный и белый. Добро и зло, Сонхва-хён? Чёт и нечет. —?Стоять или падать. Любить или ненавидеть. Смотреть или закрывать глаза.Это наверняка отвратительный двоичный мир. В нём гораздо меньше вариантов, чем в невозможности слушать наставления собственных близких.Это наверняка очень скучная бинарная жизнь, которую не хотят понимать другие. Не мы, не реагенты. Другие, обычные люди. Пытаясь заглянуть за границы чужого восприятия, они разве не делят всё так же категорично сами?Моно считают себя плохими, потому что им все говорят, что они плохие. У них нет полутона.У Сонхва нет оттенков холодного и тёплого, если речь не идёт о температуре. Он не поймёт, что, отталкивая меня, не становится ?добрым?, а просто лишает нас обоих смысла.—?Знаешь, мне хватает.—?Не верю.Ёнджун сказал, что цветной мир восхитителен.—?Караоке. Всего один вечер. Прошу.Я вновь усиливаю хватку. Теперь Сонхва?— ящерица, а я?— хозяин. Не отпущу, не брошу, буду любить и лелеять, но не дам действительно сильно кусать мою руку.Прости, Сонхва, я правда пытаюсь быть исключительно послушным, но…Мы пойдём в караоке, и я научу тому языку, который знаю. Сонхва?— тому, что знают все остальные.И мне даже не нужно снимать повязку ради этого.Наоборот, я даже рад, что так вышло?— мы идём по дороге, и рука Сонхва почти до навязчивости крепко удерживает меня от встречи с прохожими. Я улыбаюсь, не потому что слышу, как они что-то шепчут за нашими спинами, но не понимаю что?— наверняка что-нибудь противное или завистливое, а потому, что меня никто не опускает, несмотря на этот шёпот.—?Как думаешь, в темноте комнаты может настигнуть ?всплеск??—?Устал идти в маске? —?Обхватываю руку Сонхва в ответ?— она прохладная, мягкая, с едва суховатыми глубокими рельефами. Он и сам холодный, внешне сухой (чёрствый), с глубоко пролегающими на лице отпечатками удивительного детского обаяния.Мотаю головой. Я готов быть таким беззащитным сколько угодно, пока наши ладони соприкасаются.—?Ну, значит, проверять не будем.Чёрт. Он правда хотел? Он думал об этом?Если да, то как именно он представлял это? Как романтику с пересечением взглядов, как рутину со снятием наказания с ребёнка или как приближающийся момент исполнения его мечты? Мне нет принципиальной разницы?— моя просьба исполняется уже сейчас, но вдруг это имеет значение для него самого?—?Мы должны попробовать.—?Мы не должны пробовать это только потому, что ты дурак и прилипала. —?А руку всё так же держит.—?Ой, такой дурак, ты не представляешь! Скажи мне сейчас кто-то другой, что я дурак, даже слушать не стал бы.—?Это подкат, что ли?Это факт, Сонхва. Ты уж прости, что это не настолько очевидно.