8. Осенний дождь (1/1)

Энакин делает то, что обещал – собирается учиться дальше. И с этим связаны некоторые... сложности. Компьютера у Кеноби как не было, так и нет, а выпрашивать у него ещё и ноутбук для колледжа – это больше, чем Энакин может себе позволить. Он и без того с самого лета болтается на шее Оби-Вана, и даже если тот ни разу ничем не попрекнул, то совесть всё равно грызёт.Вообще-то личный ноутбук у Энакина уже есть. И учебники. И одежда – своя, а не с чужого плеча. Для этого достаточно сделать так, как просила по телефону Шми: сесть в пикап и отправиться к дому Клигга. Видеть его не хочется, но снова клянчить деньги у Оби-Вана или просить маму, чтобы она привезла всё сюда, не хочется тоже. Он же не трус какой-нибудь. Есть вещи, которые нужно сделать, и это, определённо, одна из таких вещей.Перед тем, как забраться в пикап, он из принципа красит глаза.***– Энакин, – Шми улыбается с явным облегчением, увидев загоревшего и окрепшего за лето сына. Энакин хорошо её понимает: когда он свалил, то выглядел тем ещё доходягой.– Привет, мам.– Эни! – маленький Оуэн со всех ног бежит к нему, чтобы неуклюже обнять и уткнуться в живот. – У тебя глаза накрашены.– Да, знаю.– Это твоя машина? Крутая!– Не совсем. Один друг одолжил, – Энакин улыбается, когда Оуэн, наконец, отлипает.– Всё равно крутая. Можно с тобой покататься?– Только если мама разрешит.– Ма-а-ам?– Не сейчас, – Шми берёт Оуэна за руку. – Давайте вернёмся в дом. Энакин, ты... надолго?– Я... нет, – расстраивать её совсем не хочется, но решение принято уже давно: всем будет лучше, если он на время уедет. – Мне нужно забрать кое-что для учёбы. И одежду.– Останься хотя бы на ужин.В этом Энакин не может ей отказать. Снаружи начинается дождь.Сегодня ему везёт: Клигга пока нет дома. На этом везение наверняка закончится, потому что вряд ли Клигг соизволил так вовремя убраться в какую-нибудь сраную командировку. К ужину он точно заявится, и Энакин старается собрать вещи как можно быстрее, чтобы потом просто сесть в машину и уехать, если опять дойдёт до конфликта. Оуэн тем временем ходит за ним хвостом.– Знаешь, Эни, – говорит он тихо-тихо, будто они здесь не одни. – Иногда я прихожу в твою комнату. Просто посидеть.– Она тебе нравится? – Энакин как раз запихивает тёплые вещи в одолженную у Кеноби дорожную сумку: часть из них не влезает, приходится вынимать всё и на этот раз складывать аккуратно.– Можно я... буду тут спать? Мама разрешила, – торопливо добавляет Оуэн. – Только сказала, что надо сначала у тебя спросить.Энакин думает, что разлука на целое лето хорошо сказалась на отношениях с младшим братом. Ещё бы с Клиггом так работало.– Как только ты приедешь, я вернусь в свою. Честно-честно!– Хорошо, – тихо смеётся Энакин, потрепав блондинистую макушку. – Только что об этом скажет твой отец?– Ему, наверное, будет всё равно. Он даже не заметит.И Энакин думает, что это правда.Когда все сумки оказываются в машине, Энакин сдерживает малодушный порыв сразу же рвануть в домик на берегу океана. Вместо этого он возвращается в большой красивый дом своей матери. А та уже накрывает на стол. Оуэн старательно расставляет тарелки – на одну больше, чем им троим понадобилось бы – а это значит, что Клигг всё-таки явится. Но они начинают без него.На ужин картофельный рулет с мясной начинкой, и Энакин искренне наслаждается каждым кусочком, а когда из кухни доносится такой привычный и любимый запах яблочного пирога, он чувствует себя почти как дома. Клигг появляется именно в тот момент, когда Энакин, немного расслабившись, готовится хоть немного рассказать маме про Оби-Вана. Оуэн первым замечает стоящего в дверях столовой отца.– О, папа пришёл.– Сегодня начали без меня? – говорит Клигг и переводит взгляд на Энакина. – Не ждал тебя здесь увидеть.Энакин напряжённо сжимает в руке вилку, готовый снова услышать всё то, что было сказано по телефону ещё в начале лета. Но ничего не происходит. Клигг просто садится за стол напротив чистой тарелки и берёт себе пару кусочков рулета. Не знающий, куда себя деть и что говорить, Энакин принимается за яблочный пирог. Ситуацию спасает Шми, начиная непринуждённую беседу ни о чём. Это работает ровно до того момента, когда Клигг всё-таки спрашивает:– Значит, ты решил вернуться?– Нет, – излишне резко отвечает Скайуокер. – Я заберу свои вещи и уеду, когда поем.– Слышал, ты нашёл работу.– Нашёл, – вот уж с кем подробностями делиться не хочется.– И что, учёбу бросишь?– Не брошу, – с каждой новой репликой пребывание в этом доме становится всё более невыносимым, но ради матери Энакин изо всех сил старается держаться спокойно. Шми, чувствуя нарастающее напряжение, предпринимает ещё одну попытку сгладить ситуацию.– Можешь иногда после колледжа заезжать за Оуэном в школу и привозить его домой, – она переводит взгляд на Оуэна. – Ты же хотел покататься на машине?– Да! – глаза мальчика загораются радостью, и он, воодушевлённый предложением матери, поворачивается к отцу. – Пап, а можно мне ещё глаза накрасить? Как у Эни.В любой другой ситуации Энакин бы рассмеялся, только вот одного взгляда на скривившееся лицо Клигга хватает, чтобы всё веселье улетучилось.– На работу ты тоже в таком виде ходишь?Нужные слова не идут в голову, но Клигг сам освобождает Энакина от необходимости отвечать, продолжая свой допрос, плавно перерастающий в нравоучения.– Некоторые вещи не меняются, да? С дружком-наркоманом хоть, надеюсь, не водишься больше?– Не вожусь, – каждое слово даётся Энакину с большим трудом, но он не хочет расстраивать маму, с которой они впервые за долгое время, кажется, нашли общий язык.– Клигг, – Шми выглядит усталой, она явно не рассчитывала на такое завершение вечера.Между ними повисает тяжёлое молчание, и только Оуэн громко стучит вилкой по тарелке.– Ладно, – примирительно заявляет Клигг. – Я вижу, что ты изменился, парень.Энакин отрывает взгляд от тарелки и смотрит на него, ничего не отвечая и ожидая продолжения, которое, судя по интонации, точно последует. – Давай поступим так. Я разблокирую твою карту. Только перестань краситься, ради бога! Сходи в магазин, купи себе новых вещей в колледж. Чтобы по-человечески выглядел, а не вот это вот, – Клигг неопределённо машет рукой в его сторону, а Энакину приходится прикусить щёку изнутри, чтобы не послать его в жопу.– Спасибо, не надо. Я как-нибудь сам, – он встаёт из-за стола, прихватывая лежащий в углу рюкзак. – Поздно уже, мне пора. – Энакин! – Шми догоняет его уже у самой машины. – Подожди, Энакин. Вот, возьми с собой.Она протягивает ещё теплый свёрток, и Скайуокер чувствует слабый запах яблочного пирога. Там несколько контейнеров, в одном из них наверняка рулет с каким-нибудь салатом. Перед тем, как забраться в пикап, он крепко обнимает маму, соглашается звонить чаще и клятвенно обещает приехать на День благодарения. Уже в трейлере, когда Энакин занят тем, что раскладывает еду по тарелкам, собираясь угостить Оби-Вана, он находит между контейнерами несколько крупных купюр.***Энакин постепенно привыкает к новой жизни. Вместо того, чтобы греться в тёплых объятиях, он просыпается рано утром, собирается и едет на учёбу; потом возвращается обратно, иногда делая крюк, чтобы закупиться продуктами. А по вечерам – страдает над горой учебников и конспектов, проклиная самого себя за то, что не делал этого всего вовремя. Но ведь тогда рядом не было Оби-Вана, внимательного и заботливого. Понимающего. Оби-Ван, конечно, ни черта не смыслит в термодинамике или электромагнетизме, но это и не нужно для того, чтобы среди ночи поставить перед с головой ушедшим в науку Энакином кружку горячего кофе и банку шоколадной пасты. Чтобы сказать, как верит в него и в то, что всё не зря. Или чтобы, когда уже совсем нет сил, вытащить из рук Энакина учебник и просто увести спать, заверив, что он сделал всё, что мог, и выше головы не прыгнуть.К концу сентября Энакин закрывает все свои долги, и его официально переводят на второй курс. Теперь не придётся днями напролёт пропадать в колледже: сначала – на парах, а потом – на отработках. Преподаватели хорошо о нём отзываются и даже обещают, что, если он продолжит в том же духе и не насобирает долгов к концу семестра, то есть шанс получить стипендию.В эту пятницу он возвращается домой в обед, сразу же падая на диванчик рядом с Оби-Ваном и сгребая того в охапку.– Ты такой тёплый, – довольно шепчет Энакин, ткнувшись холодным носом ему в шею и довольно прикрывая глаза.На улице пасмурно и ветрено, и Энакин успел замёрзнуть, пока выгружал из пикапа сумки с продуктами.– Я купил маршмеллоу. Целый пакет, – глухо сообщает он, не поднимая головы. – На него была скидка.– Какао, кофе или пожарим? – сразу интересуется Оби-Ван.– Вот это всё.На самом деле на упаковке с маршмеллоу уже был нарисован счастливый человечек, усевшийся перед костром и обжаривающий на веточке зефир. Да и сами кусочки оказались большими – идеально, чтобы подержать над огнём, но целиком в чашку едва ли влезет.– Предлагаю начать с костра, шпажки я тоже купил, – Энакин решает взять дело в свои руки. – Только погреемся здесь ещё немного, хорошо?Последний раз они всей семьёй жарили маршмеллоу на заднем дворе их большого дома: сладкоежка Оуэн это просто обожал, маме нравилось проводить время с ними обоими, а Клигг не находил это занятие хоть сколько-нибудь интересным и занимал себя где-то подальше от них всех. Идеально. Оби-Ван всё-таки решает сварить кофе, и пока он с этим возится, Энакин щёлкает пультом, останавливаясь на Discovery. Оби-Ван появляется с двумя большими чашками как раз тогда, когда пушистый снежный барс – уже не котёнок, но ещё не взрослый – прыгает сверху на другого барса побольше, широко растопырив лапы. – О, да это же ты.– Неужели? – Энакин хитро щурится и, дождавшись, когда обе чашки окажутся на столе, падает на Оби-Вана, крепко схватив обеими руками.Потом они всё-таки идут есть маршмеллоу, одевшись потеплее и захватив с собой шпажки. Кеноби умело разводит огонь, и вот они уже обжаривают зефир. В конце концов получается настолько сладко, что они решают запить всё это алкоголем.Этот вечер Энакин заканчивает на коленях у Оби-Вана: пьяным, голым и очень счастливым, а следующий день начинает часов в двенадцать – в кровати под тёплым одеялом и полный решимости валяться здесь столько, сколько сможет. Перетруженным учёбой мозгам хочется чего-то максимально лёгкого и дурацкого, так что Энакин просто включает телевизор. Он пару часов валяется в кровати под ?Рика и Морти?, желания вставать – даже чтобы позавтракать – абсолютно никакого. Оби-Вана поблизости тоже не наблюдается. Наверное, тот делает что-то, чем обычно занимается, когда Энакин весь день пропадает в колледже. Рука сама тянется к телефону.?Привет. Ты далеко??.Ответ приходит несколько минут спустя.?Доброе утро :) Скоро буду, дождись меня?.Энакин улыбается и откладывает телефон. Он подождёт – кажется, у Оби-Вана там какой-то сюрприз.Тот не заставляет себя долго ждать и вскоре объявляется, принося с собой запахи кофе и пиццы. – Скорее неси это всё сюда! И самого себя – тоже! – Энакин довольно откидывается на подушки, сегодня у них намечается один из таких ленивых дней, которые он безумно любит: они будут просто валяться на кровати, занятые едой, глупыми шоу по телевизору и друг другом.Оби-Ван появляется в поле зрения, держа в одной руке подставку с двумя стаканчиками из Старбакса, а в другой – три больших коробки пиццы. – Привет? – он слегка взъерошен после поездки, а кончик его носа чуть красный – начало октября не радует тёплой погодой. Энакин скользит по Кеноби изучающим взглядом и впервые за долгое время замечает, что он ещё сильнее похудел и осунулся. Энакин чувствует укол совести: из-за того, что он постоянно был занят учёбой, Оби-Вану приходилось делать всё по дому одному, а ведь у него больная спина. Ну ничего, теперь-то Энакину ничего не мешает, а Оби-Ван сможет отдохнуть и расслабиться.– Иди ко мне, – он похлопывает ладонью по постели рядом с собой, и Оби-Ван без лишних раздумий принимает приглашение. Они проводят в кровати ещё несколько часов. За это время от пиццы остаются только коробки, ?Рик и Морти? сменяются ?Солнечными противоположностями?, а потом – нудной политической передачей. – О нет, – говорит Оби-Ван, и Скайуокер с ним согласен. Слушать про политику у них обоих нет никакого желания. Энакин тянется за пультом, чтобы переключить канал, но тот не слушается.– Кажется, батарейки сели, – он озадаченно бормочет и собирается встать, чтобы переключить канал вручную. – В доме есть, я принесу, – отвечает Оби-Ван и уже собирается подняться с кровати, но Энакин останавливает его, намереваясь прямо сейчас забрать на себя часть обязанностей, как и планировал.– Просто скажи где, и я схожу. Я всё равно уже встал, – от натягивает спортивные штаны и толстовку – этого хватит, чтобы сбегать до сарайчика и обратно.– В комоде, в верхнем ящике.В сарае Энакин помимо батареек находит несколько коробок с интересностями: провода, старые приборы, запчасти и набор неплохих инструментов. Оби-Вану всё это пыльное добро явно неинтересно, а вот Скайуокер с удовольствием поковыряется в этих штуках. Надо бы тут порыться и полезное перетащить, чтобы зимой не отсырело и не испортилось от холода. Энакин думает, что это здравая идея и, прихватив батарейки, спешит обратно в трейлер.В кровать он буквально залетает, разуваясь на ходу и прижимая свои успевшие замёрзнуть ноги к тёплому Оби-Вану, проигнорировав возмущенное ?Энакин!?. Оби-Ван всегда так: повозмущается, но согреет. Когда пульт снова заработал, Энакин переключает канал на Discovery, где их уже ждёт любимая обоими передача про рысей. Чем дольше он смотрит, тем сильнее хочет уломать Оби-Вана отправиться в ближайший заповедник. Когда будет перерыв в учёбе, конечно – сейчас-то Кеноби про это и слушать не станет, Энакин точно уверен. Зато следующим летом ничего не помешает им взять этот трейлер, прицепить к пикапу и поехать.– Послушай, у меня идея.Никакой реакции нет вообще, и Энакин поворачивается, обнаружив задремавшего Оби-Вана. Тот в последнее время всё чаще отключается ближе к вечеру и встаёт теперь позже обычного, а на все вопросы отвечает, что просто устал за день. И выглядит он, честно говоря, куда хуже, чем в первые дни их знакомства. Нет. Никакого заповедника сейчас. В первую очередь надо съездить к этому Квинлану Восу и душу из него вытрясти. И это точно не ждёт до следующих каникул. Энакин намерен начать об этом разговор, когда Оби-Ван проснётся, а пока выключает телевизор. Делать особо нечего, возвращаться к учёбе настолько быстро тоже не хочется, как и ложиться спать, так что он решает заняться тем барахлом, что осталось в сарае.Несколько часов спустя Энакин уже разобрал пару старых безнадёжных приборов, оставив себе рабочие запчасти, почистил инструменты и собрал три мусорных пакета. Очередной ящик выглядит таким же, как другие – хранилищем для барахла, только на этот раз бумажного. Пара толстых потрёпанных журналов с икеевской мебелью, измятая газета и, неожиданно, папка, которая на фоне всего остального выглядит слишком прилично. Энакин не может не сунуть туда свой любопытный нос: вот документы на этот дом, чеки, страховка, документы на машину и много чего ещё. Следующая папка, очень внушительная – явно медицинские документы. И это уже куда интереснее, чем давно оплаченные счета. Оби-Ван так мало рассказывает о том, что с ним происходит, и теперь Энакин считает, что имеет право знать, даже если для этого придётся поступить не слишком хорошо. Сам бы Энакин, конечно, смертельно обиделся, если бы кто-то вот так запросто нарушил его личное пространство, но он бы никогда не стал скрывать от Оби-Вана что-то важное, уходить от прямых вопросов или недоговаривать. Оби-Ван сам виноват.Сначала Энакин ничего не понимает: медицина – не его сильная сторона. Он листает анализ за анализом, выписку за выпиской, но ничего не складывается: слишком много терминов, цифр, незнакомых слов и нарастающей тревоги. Он упрямо заставляет себя вчитываться, пытается разобраться, ищет в интернете и прокручивает в памяти всё то, что происходило с Оби-Ваном за последнее время. Получается неутешительная картина.Энакину немедленно нужны ответы: прямые и честные, а не цирк с больной спиной, который Оби-Ван разыгрывал всё лето. Он собирает документы обратно в папку и возвращается в трейлер, готовый этой самой папкой громко шлёпнуть об стол, но Оби-Ван по-прежнему спит. Невероятным усилием воли сдержав порыв поскандалить прямо сейчас, Энакин берёт чужой телефон и роется в списке контактов. Квинлан Вос. Этот-то точно в курсе. Он почти нажимает кнопку вызова, но... Нет. Так тоже нельзя. Придётся ждать, когда проснётся Оби-Ван.Мучительное ожидание растягивается, Энакин снова и снова перелистывает медицинские бумаги, бродит по трейлеру туда-сюда, отмокает под холодным душем и уже совсем под утро забывается коротким беспокойным сном.И умудряется проспать тот момент, когда Оби-Ван вылезает из-под одеяла.Первое, что видит Скайуокер – это вчерашняя папка с документами, только листы аккуратно сложены и убраны. Значит... Оби-Ван обо всём в курсе. Самого Оби-Вана здесь нет. Энакин снова идёт в душ, чтобы хоть немного привести себя в порядок после почти бессонной ночи, полной не самых приятных мыслей. Когда он возвращается, Оби-Ван уже сидит на диванчике в кухонной зоне. Его пальцы нервно тарабанят по лежащей на столе папке.– Тебя не учили, что нехорошо лазить в чужих документах? – голос Оби-Вана тихий, а его тон совсем не похож на обвинительный или поучающий, и у Энакина замирает сердце от дурного предчувствия. Впервые он не хочет оказаться правым.– А тебя не учили, что нехорошо скрывать такие вещи от близких людей?Оби-Ван молчит.– Ты болен? Это серьёзно, да?– Разве ты сам не прочитал всё, что хотел?– Я не знаю. Я не знаю, что это за болезнь. Что это значит? – Энакин до последнего надеется, что ошибся. Ошибся и понял что-то не так. У него ведь нет медицинского образования, правильно? Иногда же так бывает: в больничных бумажках всё звучит куда страшнее, чем есть на самом деле.– Это значит, что ответа нет, – отвечает Оби-Ван, глядя прямо в его глаза.– Я не могу понять, о чём ты, – голос начинает дрожать.– Энакин, я просто хотел, чтобы мы... несколько месяцев провели вместе. Здесь. Иногда обстоятельства выше нашего понимания, и порой лучше всё принять как есть.– Значит, ты умираешь?Кто-то должен был первым сказать это вслух.– Да.– Когда ты об этом узнал?– Мы с рождения начинаем умирать. Я просто стал ближе к смерти.Тут-то Энакин не выдерживает, громко ударяя папкой об стол, как хотелось сделать ещё вчера.– Нет, ты врёшь, – голос обманчиво спокоен. Ещё секунда, и Энакин сорвётся окончательно.– Я бы сам себе соврал, если бы мог поверить.– Значит, всё это лето я пробыл здесь... ты эгоист! И ты хотел, чтобы я грел тебе постель...– Нет, я хотел большего. Я хотел, чтобы ты полюбил меня.– Тогда поздравляю, тебе это удалось!Всё, чего хочется Энакину сейчас – это выйти из трейлера, закрыть дверь и навсегда уйти из жизни Оби-Вана. Так он и поступает, решительно направляясь к пикапу.***Снаружи обычный для этого времени года ливень. Энакин гонит по пустой трассе, выжимая педаль газа практически до предела. За дорогой он не следит – его мысли в полном беспорядке, а глаза застилают злые слёзы, которые он смахивает дрожащей рукой. Сейчас бы напиться. Или накуриться. Или стащить у Оби-Вана одну из этих его таблеток, только бы отключить чувства хоть ненадолго. Как Оби-Ван мог так с ним поступить? Он знал. Знал обо всем с самого начала и позволил им зайти так далеко. А теперь… Теперь Энакин не представляет, что делать. Как жить дальше, когда в любой момент Оби-Вана просто… не станет? Теперь понятно, почему Оби-Ван бросил всё и поселился в глуши. В старом сарае, где даже отопления нет, чтобы пережить зиму. Он не доживёт до зимы. Мысль причиняет боль, и Энакин громко всхлипывает. Почему это случилось именно с ним? Ведь всё только стало налаживаться. У него были планы. У них были планы. Он думает о том, что они собирались следующим летом посмотреть заповедник; о том, как сильно в этом году ждал Рождества, чтобы провести его вдвоём; о том, каким счастливым и влюблённым чувствовал себя всего несколько часов назад. Из размышлений выдёргивает громкий сигнал – обуреваемый горем, он не заметил, как выехал на встречную полосу. Энакин резко бьёт по тормозам, выкручивая руль, и просто чудом не задевает кое-как свернувший на обочину встречный автомобиль. На его счастье, на трассе больше не было машин. Никто не пострадал, а проклятия, которыми наверняка покрыл его другой водитель, не смогут сделать жизнь ещё хуже, чем есть.Энакин перестраивается на свою полосу и тоже останавливается на обочине. Вторая машина уже уехала, и он остаётся наедине с собой и своими чувствами. Кое-как прекратив истерику, он разворачивается, чтобы вернуться. Нужно поговорить с Оби-Ваном.За короткий путь от пикапа до трейлера Скайуокер успевает промокнуть. Он замирает на пороге, не решаясь пройти дальше.– Оби-Ван.Горит свет, по-прежнему работает телевизор. Но Кеноби, похоже, собирается молчать. Энакин же решил, что не отступит так просто.– Нам есть что сказать друг другу.Программа по телевизору сменяется рекламой музыкального шоу, и тогда Энакин не выдерживает: он уверенно заходит внутрь. И находит Оби-Вана лежащим на полу вниз лицом.Энакин бросается к нему, опускаясь на пол, переворачивает его на спину и укладывает головой на свои колени. Пульс слабый, но есть. – Оби-Ван!Энакин трясёт его за плечи, но реакции нет. Внутри нарастает паника, но Энакин обрывает сам себя. Истерикой он не поможет ни Оби-Вану, ни себе. Нужно думать. Он поднимает Оби-Вана с пола и относит в кровать, где находит его телефон. Благодаря судьбу за то, что у Кеноби самый простой телефон, а не какой-нибудь навороченный смартфон со сканированием сетчатки глаза, он лезет в список контактов и набирает номер Квинлана Воса.***До клиники они доезжают в рекордное время. На входе их уже встречают медработники с носилками, а дрожащего как осиновый лист Энакина уводит Квинлан.– Я... – на выдохе произносит Энакин, уже готовый схватить Квинлана за халат и трясти до тех пор, пока не узнает, что происходит на самом деле. – Почему мне никто ничего не сказал? Он должен был сказать! Вы оба должны были мне сказать!– Как раз я – не должен был. Это врачебная тайна, парень, – в эту секунду Энакин уже набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы начать орать на весь коридор, но Квинлан куда более мирно продолжает: – Точнее, это было врачебной тайной до тех пор, пока наш добрый друг Оби-Ван не подписал некоторые бумаги.– Если ты собрался трясти передо мной справками, то забудь. Я хочу знать, понял? Прямо сейчас хочу знать, что с Оби-Ваном.Квинлан только вздыхает в ответ.– Пойдём. Если продолжишь здесь шуметь, тебя выгонят. Ты же не хочешь, чтобы это случилось?И Энакин в самом деле идёт. Они остаются наедине в уже знакомом кабинете, а ещё Вос всё-таки раскладывает на столе свои бумажки, без которых, видимо, не обходится ни один шаг во взрослой жизни. Ещё хуже становится, когда Квинлан начинает объяснять и показывать. Мозги плавятся уже через минуту.– ...это достаточно редкое генетическое заболевание.Сложное название и все эти медицинские термины моментально вылетают из головы, так что Энакин старается цепляться за знакомые слова.– Если диагностируется и проявляется в детстве, есть все шансы на нормальную жизнь. У взрослых совсем другая история.Квинлан говорит и говорит, пока Энакин машинально перебирает листы. Он уже понимает: если бы Оби-Вану можно было помочь, Квинлан сделал бы это обязательно. Слов слишком много, они уже не имеют значения и все ведут лишь к одному – к тому, что срывается с губ последним.– ...летальный исход.– Вот как, значит? – всё было понятно с того момента, как в руки Скайуокера впервые попала медицинская папка Оби-Вана, но глупая надежда ещё теплилась в сердце ровно до этого момента. – И... что мне делать?– Если бы это был мой любимый человек, я бы ни на секунду не отходил от него, – с грустной и очень понимающей улыбкой произносит Квинлан.– Ты в него не влюблён.– Но я бы хотел, чтобы кто-то, похожий на Оби-Вана, добивался моей любви.– Это было бы притворством, – аргумент настолько дурацкий, что Энакину в ту же секунду становится стыдно, но слова обратно уже не возьмёшь. Хотя бы в своих чувствах Оби-Ван был честен с ним.– Я бы хотел, чтобы это было по-настоящему, – Квинлан начинает методично собирать всё то, что успел разложить на столе. – Спустись вниз, что-нибудь поешь и возвращайся. Он захочет увидеть тебя, когда очнётся.– Уверен?– Уверен.И в этом Квинлан оказался чертовски прав.Когда Оби-Ван приходит в себя и находит взглядом Энакина, на его бледных губах появляется подобие улыбки.– Привет, – Скайуокер садится возле кушетки, накрывая его ладонь своей. – Как ты?– А как ты?– Боль проходит? – за то время, что Кеноби провалялся в отключке, Энакин успел немного прийти в себя (не без помощи Квинлана, конечно). – Я уже могу тебя поцеловать, – ещё шире улыбается Оби-Ван.– Ты безответственный и бесчувственный, – голос звучит спокойно.– А ты – самый красивый человек из всех, что я видел, – Оби-Ван тянется, чтобы погладить Энакина по щеке, но тот мягко перехватывает его руку.– Не морочь мне голову. Я хочу знать.– Знать, что я люблю тебя? Это правда. Тут сомнений нет и не было. Но моё признание мало что исправит, Энакин. Я люблю тебя и могу признаваться тебе столько раз, сколько захочешь, но это лишь напомнит о том, что любовь – это далеко не всё.***Оби-Вана выписывают через неделю. Энакин приезжает за ним ровно в назначенное время, даже, кажется, немного раньше, чем нужно. Когда он подходит к палате, то слышит, как из-за неплотно прикрытой двери раздаются голоса.– …ты не передумал? Вероятность хоть и крошечная, но есть, – с замирающим сердцем Энакин застывает у входа, прислушиваясь.– Квин, - голос Оби-Вана звучит тихо и устало. – Мы ведь обсуждали это ещё несколько месяцев назад.– Да, но разве теперь у тебя не появилась причина хотя бы попробовать? Что ты теряешь?На какое-то время наступает тишина.– Я… не хочу провести последние мгновения жизни на операционном столе.– Это жестоко по отношению…Энакин, не в силах больше молчать, врывается в палату.– И о чём я ещё не знаю? Почему вы оба постоянно мне врёте?Он требовательно смотрит на неловко замолчавшего посреди неоконченной фразы Квинлана, а потом переводит взгляд на Оби-Вана. Перед тем, как попасть сюда, Кеноби выглядел болезненно, а теперь и вовсе напоминает призрак самого себя: похудевший, со впалыми щеками и тяжёлыми тенями под глазами. Энакин не выдерживает и отворачивается, только сейчас в полной мере осознавая, что Оби-Ван собрался умирать на его глазах, а он не сможет ничего сделать. И уйти – тоже. Как бы он ни грозился, он никогда не оставит Оби-Вана наедине с этим.– Ты самый большой эгоист из всех, кого я только встречал, – тихо говорит Энакин, после чего снова обращается к Восу. – Что за операция? Она может помочь, да? – Энакин… – начинает Оби-Ван, но Скайуокер резко прерывает его, не оборачиваясь на оклик.– Я разговариваю с доктором. Так что с операцией?– Массачусетс. Там есть клиника, которая на этом специализируется. Для детей, в основном, но иногда туда приходят и взрослые. В экспериментальный центр, – начинает Квинлан.– Доживать свои последние дни, – перебивает Оби-Ван.– Да, но не только. Кто-то соглашается на экспериментальное лечение, после которого...– К нормальной жизни возвращаются единицы, – не унимается Оби-Ван.Зная его, Энакин уверен: Оби-Ван считает затею бессмысленной от и до, а все попытки Квинлана убедить в обратном заведомо проигрышны. – Остальные умирают либо сразу на операционном столе, либо в первые несколько дней после. Или остаются инвалидами, Энакин. Неужели ты считаешь, что я отказался просто вам обоим назло?– Нет, но... – у Энакина достаточно аргументов в запасе, но все они разбиваются о то, что говорит Оби-Ван после.– Это стоит денег. И немалых. Скорее всего я умру, оставив в наследство долги. Или останусь инвалидом с долгами.– Но это же экспериментальный...– Не в этом дело, – устало вздыхает Оби-Ван, который, кажется, за эти несколько минут успел потратить почти весь свой запас сил на день. – Реабилитация. Она долгая и очень дорогая. Я хочу, чтобы тебе достались не долги, а место, где ты мог бы построить хороший дом, чтобы в нём жить. И деньги, на которые ты можешь его построить.И даже теперь Энакин думает, что это не станет проблемой. Он заявится к Клиггу, объяснит ситуацию и возьмёт в долг. Если для этого понадобится ходить в той одежде, которая нравится Клиггу, общаться с теми, кого одобряет Клигг, да и вообще вести себя так, как считают правильным похожие на Клигга люди, то пусть. Главное, что Оби-Ван получит шанс на жизнь. А если Клигг откажет – что ж, Энакин готов работать с утра до ночи где угодно и сколько угодно, лишь бы там платили.– Деньги – не проблема, – заявляет он голосом настолько уверенным, насколько вообще позволяет ситуация.Если есть хоть один, даже самый крошечный, шанс на то, что Оби-Вану ещё можно помочь, они от этого не откажутся. Энакин умеет быть упрямым, и Оби-Ван давно должен был это уяснить.– Что нужно для того, чтобы попасть в эту клинику? – Энакин вновь игнорирует возмущённый возглас Оби-Вана.– Согласие пациента, – Квинлан разводит руками.– Давай свои бумажки. Он всё подпишет.***О том, что чудес не бывает, Энакин знал уже давно. И лишнее напоминание этому получил, когда стало известно, что операцию Оби-Вану смогут сделать не раньше, чем через месяц (ворчание самого Оби-Вана о том, что за это время он, скорее всего, и сам уже умрёт, Энакин пропустил мимо ушей и старался выкинуть из головы).Они уехали обратно в дом на берегу океана, пытаясь в течение этого месяца жить обычной жизнью. С маленькой поправкой на то, что Энакин твёрдо вознамерился не дать Оби-Вану угробить себя раньше времени. Поэтому больше никакой вредной еды, алкоголя и физических нагрузок. Именно это заявил он по возвращении из клиники. И если Оби-Ван думал, что это не серьёзно, то он глубоко ошибался: Энакин спрятал весь алкоголь, перестал покупать тоннами фастфуд и практически не выпускал Оби-Вана из постели. И не в том смысле, в котором тому, очевидно, хотелось бы. На все попытки зайти дальше объятий Оби-Ван получал шлепок по рукам и осуждающий взгляд. Отсутствие бургеров, пиццы и физической нагрузки у Оби-Вана означало и то, что теперь забота о пропитании также легла на плечи Энакина. Этот вызов он принял с честью. Имея очень слабое представление о здоровом питании, в первый же день он буквально в кашу разварил овощную смесь (без соли, перца и прочих приправ) и принёс Оби-Вану прямо в постель.– Ты всё-таки решил отравить меня, чтобы не мучился?Несмотря на возмущения, Оби-Ван со страдальческим видом доел эту бурду (Энакин из солидарности решил питаться так же и, попробовав, смирился с мыслью, что варево скорее напоминало отраву). Кеноби согласился снова употребить стряпню Энакина только при условии, что тот разрешит участвовать в готовке: помогать советами и делать самые простые вещи. И ради общего блага Энакин не стал спорить. Дни то тянулись слишком долго, то пролетали незаметно. Энакин учился и присматривал за Оби-Ваном. Тот, казалось, даже стал выглядеть получше, чем в начале месяца. Энакин не мог с точностью сказать, так это на самом деле или ему просто кажется, но предпочитал верить, что дела налаживаются. Он слишком сильно надеялся на эту операцию. Потому что... разве может быть иначе? Разве может Оби-Ван не вернуться?..И только когда в конце октября им звонят из клиники и приглашают Оби-Вана, Энакин вдруг осознаёт: Оби-Ван и правда может не вернуться. В ночь перед поездкой он не может сомкнуть глаз. Оби-Ван спит, мерно дыша рядом с ним, но Энакина это ничуть не успокаивает, хотя обычно бывает наоборот. Не выдерживая, он аккуратно встаёт с постели, забирает вещи и, одеваясь по пути, выходит на улицу. Ноги сами приносят к обрыву. Энакин, плотнее закутавшись в куртку, смотрит сверху вниз на океан и вспоминает один из первых своих дней здесь.– Собираешься прыгнуть?– Шутишь? Просто курю.– Прыгай, когда услышишь, как волна ударилась о берег. Тогда вода подхватит тебя. Впервые, когда я это сделал, мне показалось, что я сломал себе шею, однако выплыл. Но не всегда получается так, как хочется, Энакин.Энакин закрывает глаза. В этот момент он отчаянно желает, чтобы в этот раз всё получилось так, как хочется. Не обращая внимания на холод, он снимает куртку, оставляя её на земле. Прислушивается к океану… и, разбежавшись, с громким криком летит вниз в ледяную воду. Он помнит всё, чему учил Оби-Ван; вода принимает его, и он позволяет ей удерживать себя, пока хватает воздуха, а потом тянется наверх. Его обжигает холодом, но он всё равно улыбается – то, что прыжок удался, кажется хорошим знаком. Энакин подбирает куртку и возвращается в трейлер.Оби-Ван за это время успел проснуться; может, почувствовал, что Энакина нет рядом, а может, услышал его вопли.– Привет. Как ты? – Энакин подходит ближе и берёт его за руку.– А как ты? Ты мокрый.– Да.– Почему?– Немного поплавал.Оби-Ван смотрит вопросительно, и Энакин просто кивает. Они научились понимать друг друга без слов, будто есть между ними какая-то невидимая связь.– Ты сумасшедший, – шепчет Оби-Ван, а Энакин смеётся: эти же самые слова он сказал Оби-Вану, когда тот точно так же сиганул в воду. Кажется, это было целую жизнь назад.– Скорее снимай это и иди сюда, – Оби-Ван легко подталкивает его, и Энакин делает, как велено, забираясь под одеяло.В этот раз Оби-Ван сам обнимает и прижимает его, холодного, к себе. Вскоре они оба засыпают, а утром отправляются в Массачусетс.***– Мне это кажется глупым. До сих пор, – устало вздыхает Оби-Ван, пока Квинлан наворачивает круги по палате.– Но Энакин тебя уговорил.– Уговорил.– И что он тебе сказал? – наконец-то Квинлан останавливается и усаживает свой любопытный зад на стул.– Ничего из того, что я не слышал раньше, – отмахивается Оби-Ван. – Я тогда как представил, что вы вдвоём мне до самой смерти над ухом зудеть будете...– Да я бы тебе и после смерти зудел. Приходил бы к твоему праху и говорил бы, какой ты дурак, что отказался от шанса, – Квинлан берёт Оби-Вана за руку, и тот сжимает его ладонь в своей.– В этом всё дело. Если бы я не согласился, то Энакин... – правда даётся куда сложнее, чем те слова, которыми пытался отшутиться Оби-Ван. – Он бы винил себя. Что не смог как-то повлиять. Не заставил. Силой не отвёз. Его жизнь только начинается, Квин, и я не хочу, чтобы начало было таким. В его возрасте сложно принять смерть так, как она есть.– Дурак ты, Кеноби. Не в возрасте дело. Если бы вы поменялись местами, разве ты не сделал бы того же? – Оби-Ван молчит в ответ, и Квинлан продолжает. – Ты спас Энакина. Разреши Энакину спасти тебя.– Я попробую. А теперь иди, не хватало ещё, чтобы ты опять прилип к доктору Секуре со своим ценным мнением. Она тут главная, а ты – обычный посетитель.Они оба смеются, и Квинлан всё-таки встаёт. Уже у самого выхода он замирает, неготовый повернуть дверную ручку.– Знаешь, я всегда думал, что такое случится, когда мы оба будем старыми, седыми и морщинистыми. И, наверное, даже не верил, что мы вообще когда-нибудь такими станем. Всегда кажется, что это произойдёт не сегодня и не завтра. И даже не с нами, а с кем-то другим, – Вос быстро трёт рукавом глаза. – Так что не смей, понял? Не смей.И он выходит в общий коридор, закрыв за собой дверь.