Часть 1 (1/1)

Сегодняшний день удивляет с самого утра?— мама по неизвестной мне причине в бешенстве, отец хмурится больше обычного, да и во всем доме такая атмосфера, словно один из них сейчас не выдержит и набросится на кого-нибудь. В роли последнего почти всегда выступаю я. А набрасываться любит мама. Папа обычно листает газету, исподлобья поглядывая на нас, и молчит. Честно? Его молчание хуже всего на свете: оно проникает ядом под мою кожу, разливается по всему телу и медленно убивает. Лучше бы он тоже кричал или что-нибудь в этом роде. Только не зыбкая тишина, которая разбивается, стоит маме замахнуться. Щеку жжет так же, как и всегда, я даже в какой-то мере успеваю привыкнуть к этой неприятной боли. Потом спокойно замазываю тональным кремом, и никто понятия не имеет о том, почему я так сильно не хочу домой. Молчание отца дает надежду и отнимает ее одновременно: мне всегда кажется, что вот-вот, еще чуть-чуть, та самая точка, после которой папа наконец взорвется и скажет маме, что хватит уже хлестать меня по щекам за мелочи, или же, наоборот, схватит за волосы и добавит.Но сегодня я не получаю ежедневную оплеуху. Более того, мама упорно молчит весь завтрак. Папа тоже не произносит ни слова. Это утро отличается ото всех остальных. Потому что я не знаю, чего ждать. Обычно мама начинает читать мне нотации о том, как усердно мне нужно заниматься, чтобы выиграть танцевальный конкурс, который состоится в конце года. Я послушно киваю, а сама думаю о другом: я давно научилась ее не слушать, она все равно повторяет одно и то же. Затем я обязательно делаю что-то не так (по мнению мамы) и получаю. Однако сегодня за столом такая тишина, что легче вздернуться. Я не люблю, когда все идет не по привычной схеме.Единственное, что сегодня все-таки не меняется, это то, что мама уходит раньше папы. И слава богу. Я люблю утро лишь по этой причине?— с отцом дышится легче. Сразу кажется, что я не прибита к стулу гвоздями, что я могу наконец подать голос. Вот только я редко разговариваю с отцом, потому что мне хочется понять, на чьей он стороне. Обычно, если он вдруг заговаривает со мной после ухода мамы, я делаю вывод, что могу еще на что-то надеяться. Но бывают дни, когда отец не отрывается от своей газеты, и тогда мне кажется, что на моей стороне в этом доме нет никого.—?Что-то случилось? —?решаюсь спросить я.—?Нет, с чего ты взяла?—?Мама не в настроении, кажется.—?А она разве бывает когда-нибудь в настроении? —?хмыкает отец, отпивая чай. Его ответ меня удивляет, но я молчу. —?На работе кто-то не успевает к сроку, вот и бесится.Я киваю, показывая, что поняла. Странно, что в таком случае она не сорвалась на мне.—?Буду ждать тебя в машине,?— говорит папа и выходит.Еще один плюс моего утра в том, что подвозит меня обычно папа. При нем можно включить любую песню, открыть окно и даже высунуть руку. При маме же я сижу с таким видом, словно проглотила иглу.Я торопливо собираюсь и выхожу на улицу. В салоне уже играют мои любимые песни, и я благодарно улыбаюсь отцу. Все-таки я действительно его не понимаю. Но я предпочитаю больше об этом не думать.Папа едет в самый престижный университет в центре Сеула. Мама не может позволить мне учиться в обычном месте. Мы?— люди обеспеченные, вот она и лезет из кожи вон, чтобы показать это всем. Я ненавидела ее, когда она заставила меня пойти на танцы, но со временем я полюбила это дело?— танцы помогают. Мама просто пытается доказать всем, какая я способная, правильно воспитанная. Кстати, если говорить о последнем: она внимательно следит за тем, чтобы я не оказывалась в компаниях сомнительных парней. Позволяет общаться лишь с теми, кто тоже богат. Как будто деньги в этой жизни главное.Я вздыхаю, откидывая эти мысли в сторону. Отец внезапно резко тормозит, и я чуть не врезаюсь носом в бардачок.—?Вот ведь дают, а! Гоняют как! —?отец сердито смотрит в мою сторону, и я не сразу понимаю, что его взгляд направлен в окно.Поворачиваю голову и встречаюсь с наглыми глазами. Парень, сидящий за рулем, подмигивает мне и надувает пузыри из своей жвачки. Я возмущенно хмурюсь и отворачиваюсь. Надеюсь, щеки не покраснели. В конце концов, я совсем не умею контактировать с парнями: обычно они не позволяют такое в моем отношении.Едва на светофоре загорается зеленый, как отец дает по газам, срываясь с места. Он так всегда делает, когда злится. Тем не менее парень в соседней машине не отстает. Я вижу, как он приглаживает свои вишневые волосы и самодовольно улыбается моему отцу, пытаясь обогнать.—?Эта молодежь совсем совесть потеряла. О других не думают, подумали бы о себе?— разобьются ведь.Слова отца отрезвляют меня: я моментально перестаю пялиться на парня в соседней машине. Сердце бьется где-то в горле, потому что взгляд у парня оценивающий. Вот таких вот мама называет сомнительными. И я предпочитаю держаться от них подальше, потому что, если говорить откровенно, они меня жутко пугают.В конце концов отец сворачивает, и у нас получается отделаться от этого парня. Однако выкинуть из головы его наглый взгляд у меня отчаянно не получается в течение всего дня.~В университете от меня все никак не отлипает Гаюн. Не то чтобы мы лучшие подруги, просто неплохо ладим. Она считает, что у меня клевая мама. Еще бы?— она ведь ни черта не знает. Но Гаюн никогда не была и никогда не будет тем человеком, которому я стану рассказывать, как живу. Она ни за что не узнает, что я допоздна торчу в танцевальной студии не потому, что так усердно готовлюсь к конкурсу, а потому, что не хочу идти домой. Во всяком случае мама всегда дожидается. Я, наверное, мазохистка, но пощечина перед сном?— это ритуал. Тем не менее даже это не останавливает меня, и я продолжаю задерживаться. Я знаю, что мать не беспокоится за меня: наоборот, она злится. И мне это нравится.Я сотни раз порывалась убежать из дома, но меня всегда что-то останавливало. Страх перед той взбучкой, которую мне устроят. Однажды мама избила меня, когда я, никому не сказав, уехала к бабушке на пару дней. Синяки не сходили с меня неделю. После этого я поняла, что мысли о побеге можно запихнуть куда-нибудь подальше. Потому что мне страшно?— когда-нибудь я просто не выдержу и сойду с ума в этом доме.У всех детей мамы как мамы: ходят с ними по магазинам, разговаривают как подружки, готовят вместе, обсуждают парней. Моя же не делает ничего из этого. Да она даже о моих детских мечтах до сих пор не знает. И потому я завидую Гаюн?— ее мама возится с ней как с дитем малым. Смешно получается: Гаюн завидует мне, а я?— ей.—?Ты какая-то рассеянная сегодня,?— в который раз повторяет она мне. —?Что-то случилось?—?Нет,?— натянуто улыбаюсь я.Пытаюсь заткнуть странный трепет, когда вспоминаю взгляд того парня. Тупизм. И я ведь реагирую так на любое действие парней в мой адрес! Только Чонин не в счет. Мы знаем друг друга с детства, он учится в обычном университете, несмотря на богатство своих родителей, и ходит со мной в одну танцевальную студию. Мы даже как-то номер вместе ставили. С ним у меня все легко и просто, в его компании я не волнуюсь. Никогда. А вот с остальными парнями все весьма проблематично?— я действительно не умею с ними даже разговаривать. Это все из-за мамы. Так сложилось, что я так и не завела себе друзей?— был и есть только Чонин, но мы не лучшие друзья навеки. К сожалению. Он на самом деле очень хороший, вот только нет у меня времени с ним дружить. Я загоняю себя по всем фронтам, чтобы не оставалось ни свободной минуты, потому что в таком случае мне придется бежать домой.—?Ну и ладно,?— хмыкает рядом Гаюн и наконец отлипает от меня.А я снова возвращаюсь к неравной борьбе, надеясь, что к концу дня выветрю это недоразумение из своей головы.~После пар я, конечно же, направляюсь в студию. Мама когда-то хотела отдать меня еще и на рисование, да не склеилось у меня: руки не из того места растут. Зато маме удалось устроить меня в музыкальную школу?— так я научилась играть на гитаре и петь, но последнее получается не очень хорошо, и я предпочитаю не говорить о том, что умею еще и это.Я здороваюсь с ребятами, которые тоже тут занимаются, и иду переодеваться, раздумывая о том, что мама до сих пор не позвонила мне. Обычно она контролирует каждое мое движение, а сегодня телефон молчит. Я искренне надеюсь, что она не вспомнит обо мне до конца этого дня: иногда мне катастрофически требуется глоток свежего воздуха.Я собираю волосы в хвост и бегу к ребятам. Танцы всегда отвлекают. Я быстро вливаюсь и отрабатываю движения. Часа через три они все разбегутся по домам, и я останусь тут одна?— в компании приглушенного света, множества зеркал и музыки. Предвкушая вечер, я улыбаюсь себе под нос и начинаю танцевать еще увереннее, желая выложиться на все сто.—?Джи, ты же помнишь, что у меня день рождения через неделю? —?спрашивает Сольхён, присаживаясь рядом во время перерыва. Честно говоря, она мне гораздо ближе, чем та же Гаюн, но и ей я не могу рассказать о том, как сильно хочу вернуться на восемнадцать лет назад и как-нибудь повлиять на то, в какой семье рожусь. Думаю, она сама это улавливает?— я редко рассказываю о том, как провожу время с родителями, и слишком часто ошиваюсь в танцевальной студии.—?Конечно, нет,?— улыбаюсь я, отпивая воды.—?Ты ведь придешь?Я поджимаю губы. Хороший вопрос. Знать бы, что скажет на это мама. Мне всегда с трудом удается выбираться на дни рождения знакомых. Но мама знает Сольхён и, возможно, не откажет мне. Не то чтобы чьи-то дни рождения хорошее времяпрепровождение, это просто способ сбежать из дома на пару часов.—?Думаю, да,?— говорю я, очень надеясь, что мама не сорвет мои планы. Сольхён и правда будет рада, если я приду.~К семи часам вечера зал, в котором я обычно репетирую, пустеет: ребята шумно собираются и быстро уходят домой?— им есть к кому вернуться, а меня ждет лишь очередная оплеуха. В лучшем случае. Думаю, словом ?сложные? нельзя охарактеризовать наши с мамой отношения. Тут все давно и ужасно запущено. Так, что пытаться исправить положение чревато последствиями.Я наконец-то включаю Culpa al Corazón, завладевшую моим сердцем вот уже полгода, и с наслаждением разминаюсь. Буду танцевать здесь до тех пор, пока ноги не отвалятся. А когда начнут болеть, полежу у зеркал допоздна, послушаю свое сбившееся дыхание, успокоюсь и пойду домой. Так же, как и всегда. Моя жизнь похожа на дурацкий план действий неисправного робота.Я повторяю слова песни за певцом, улыбаясь своему отражению, и двигаюсь в такт, в голове вырисовывая, как будет лучше. Это не на конкурс, поэтому я не загоняюсь. Я долго репетирую: до того момента, пока из студии не выходит последний ребенок. Его забирают родители, и я вновь чувствую, как зависть медленно закипает внутри. У папы нет времени меня встречать, а маму я здесь видеть не желаю. Это место?— моя святая обитель. И сюда не войдет никто, из-за кого мне когда-либо было плохо.Когда я придумываю пару движений и останавливаюсь, слышу, как сзади раздаются одинокие хлопки, и испуганно оборачиваюсь. Чонин, улыбаясь, аплодирует мне и подходит ближе.—?Блестяще, Джи!—?Привет,?— тепло улыбаюсь ему я. —?Я думала, ты не придешь сегодня.—?Увидел, что тут свет горит, понял, что ты, и решил зайти. Правда, опоздал, ты уже все протанцевала,?— поясняет Чонин, а потом я замечаю, что он не один. За его спиной маячит чья-то долговязая фигура, которая наконец появляется в поле моего зрения. И кто это тут у нас?.. Да это же виновник утреннего происшествия! —?Я с другом, ты не против?—?Не против,?— ровным голосом произношу я и замечаю, как губы незнакомца растягивает усмешка, из-за которой на его щеке расцветает очаровательная ямочка. Я отвожу взгляд и удивленно рассматриваю стоящих передо мной парней. Какими такими друзьями они могут быть?—?Это Чанёль,?— подает голос Чонин. —?А это Джи.—?Рад знакомству,?— голос у Чанёля невероятный?— гоняет мурашки по моему телу. Я одергиваю себя: просто красивый голос, расслабься, Джи.—?Не могу сказать того же,?— хмыкаю я.Лицо Чонина удивленно вытягивается. Но самого Чанёля сказанное мною ни капли не тревожит. Он подходит ближе к другу, вновь усмехается.—?Это из-за утреннего происшествия? —?спрашивает он, пытаясь придать лицу серьезное выражение. —?Тогда прошу юную леди простить меня за мою оплошность,?— он театрально кланяется мне в ноги, и я вижу, как ему трудно сдерживать рвущийся наружу смех. Что за представление!—?Так уж и быть,?— я даже не смотрю на него. Чонин переводит удивленный взгляд с меня на Чанёля и обратно.—?Что происходит?—?Вы точно меня простили? Может быть, в знак примирения станцуете для меня? Чонин вас очень хвалил.Чанёль без зазрения совести продолжает ёрничать.—?И не подумаю. Я ни за что не стану танцевать для тебя.Чанёль усмехается, приглаживая волосы. Браслеты на его руках звонко бренчат, а я успеваю заметить, что костяшки пальцев у него разбиты в кровь. Джинсы на нем рваные, а на голове такой беспорядок, словно Чанёль не пользуется расческой. И как они с Чонином вообще подружились? Да Чанёль ведь, по сравнению с Чонином, какой-то уличный хулиган!—?Ну, это мы еще посмотрим,?— бормочет он, теребя мочку уха, которая вся в пирсинге, к слову.—?Вы знакомы? —?спрашивает Чонин.—?Твой друг такие выкрутасы вытворяет на дороге?— закачаешься,?— неприязненно произношу я. Вечер испорчен. Танцевать я больше не смогу, даже если они уйдут, и придется идти домой. Куда раньше обычного.—?А, ты об этом,?— говорит Чонин. —?Ну да, бывает.Я едва удерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза. Бывает? Ну и дела. Я сердито собираю свои вещи с пола и иду переодеваться. Каким таким образом они вообще дружат? Воспитанный и ответственный Чонин и вот это вот..? Что, Джи? Я даже не могу подобрать слово, которым можно охарактеризовать этого Чанёля. Он похож на разгильдяя.?Сомнительный парень?,?— подсказывает память голосом мамы. Еще бы.Когда я возвращаюсь, они все еще ждут меня, негромко переговариваясь.—?Давай мы тебя подбросим? —?спрашивает Чонин, стоит нам спуститься. Краем глаза я выхватываю ту машину, в которой сегодня сидел Чанёль.—?Ну уж нет! —?качаю головой я. —?Я не сяду в его машину!—?Джи, не упрямься, он всего лишь подвезет тебя,?— Чонин замечает нездоровый блеск в моих глазах и понимает, что сейчас я непреклонна.—?Нет! —?я почти кричу. —?Лучше дойду сама.—?Ты думаешь, я позволю девушке идти домой в такую темноту? —?раздается сзади голос Чанёля. Я почему-то съеживаюсь.—?Не поеду, и все тут!—?Джи, твоя мама убьет меня, если узнает, что я не помог тебе добраться до дома.—?Моя мама убьет меня и тебя заодно за то, что ты втянул меня в его компанию! —?Чонину я вполне могу такое сказать.—?Да ну? Так ты, значит, боишься? —?Чанёль открывает дверь машины и выжидающе смотрит.—?Боюсь? Чушь.—?Боишься,?— кивает Чанёль. —?Тебе попросту слабо хоть раз сделать так, как не предписывает тебе твое положение в обществе.—?Чанёль,?— предупреждающе начинает Чонин. И правильно?— сейчас Чанёль ступает на зыбкую почву моей жизни, туда, где ему нет места.—?Не боюсь,?— я до посинения сжимаю в руках сумку.—?Поехали, Джи-Джи, я же с тобой,?— Чонин протягивает мне руку, но смотрю я не на него. Я впериваюсь взглядом в фигуру Чанёля. Ветер треплет его красные волосы, закрывая пол-лица, но я почему-то уверена?— Чанёль вызывающе усмехается.—?Поехали,?— говорю я и, проигнорировав руку друга, иду к машине. Хлопаю дверью так, что получаю замечание.—?Эй-эй, поосторожнее с моей малышкой,?— Чанёль смотрит осуждающе, а я отворачиваюсь к окну. Скорее бы закончилась эта поездка!Весь путь я то и дело ловлю взгляд Чанёля через отражение зеркала. И это ощущение не из приятных. Я вспоминаю, как мама говорила мне, что не стоит связываться с такими парнями. Это первый раз, когда я нарушаю один из ее запретов.Чанёль водит машину на удивление спокойно и медленно. Наверное, Чонин как-то ему намекнул. Стараюсь убедить себя в том, что мне плевать, и прошу Чанёля остановиться на углу улицы. Я все еще боюсь, что меня увидят. Слышу, как парень усмехается. Считает, что у меня кишка тонка. Он прав: тонка.—?Спасибо,?— бурчу я, торопливо вылезая из машины и хлопая дверью. Да чтоб я еще раз на такое повелась!—?А попрощаться? —?слышу за своей спиной, когда делаю три шага вперед. Уверена, Чанёль выбрался из машины и сейчас смотрит мне в спину, буквально прожигает ее своим наглым взглядом.Я хмыкаю и, показательно проигнорировав, иду дальше. Чанёль заразительно смеется на всю улицу и громко кричит мне вслед:—?Еще увидимся, колючка!Не дай бог.