Myth Сhallenge 2018. День 12. Скандинавская мифология. (1/1)

До боли знакомый скалистый берег показался из тумана на рассвете. Позабыв про все дела, Бьерн точно прикипел к носу драккара и не отрываясь смотрел, как медленно и величественно приближается остров, который он привык считать домом. Сейчас, наверное, уже вторым, после палубы своего корабля. Когда-то, мальчишкой, он думал, что, получив корабль, никогда уже сюда не вернется, ведь нет доли лучше, чем жить и погибнуть в море. Теперь он считал иначе. У каждого найдется ниточка, привязывающая к земле. Бьерн не привык лгать и честно признавал - была она и у него.- Ярл, подходим, - раздалось сзади негромко и радостно, и Бьерн, сдерживая быстро бьющееся сердце, кивнул.Чтобы войти в бухту понадобилось все их искусство, недаром эти места славились водоворотами и подводными камнями. Сама земля защищалась от возможных набегов, но детям своим помогала. Не выдала и в этот раз, признала. Впустила.Бьерн, как и положено, первым спустился по сходням, чуть покачиваясь прошел по песку, обнял мать и только отстранившись, понял, что видит на ее лице не только радость, но и смущение, да еще, кажется, испуг.- Что? – стараясь говорить спокойно, спросил он, хотя сердце уже знало.Мать только опустила глаза, взяла его за руку, как в детстве, когда он падал, разбивал коленку и было так больно, что хотелось плакать, но плакать ему было нельзя, ведь он – сын ярла, сам будущий ярл, а не какой-то слабак. И вот тогда мать брала его за руку и вела за собой, на женскую половину, и из ее простого прикосновения он черпал силы, и держался, не плакал.- Что? – повторил он, садясь на лавку и принимая из рук матери кубок с медом. – Когда?- На Йоль, – помолчав, ответила женщина, садясь напротив. – Год выдался жестокий. Да ты и сам помнишь прошлую весну.Бьерн, сжимая в ладони кубок, из которого не сделал ни глотка, кивнул. Да, он помнил, как кормили скот селедочными хвостами, как берегли последний бочонок муки. Тогда его дружине пришлось выйти в море, сразу же, как сошел лед, второпях и дома они отсутствовали год. Целый год, за который, выходит так много изменилось.- Дальше, - потребовал Бьерн, не глядя на мать.- Лето было холодным, - спокойно продолжила она, - урожай получился скудным, как мы не старались. Правда, великий Ньёрд пригнал к восточному берегу косяки жирной трески, за что я не устаю его благодарить до сих пор. Без этого до нынешней весны здесь не дожил бы никто.- Мы всегда так жили, - тяжело сказал Бьерн и, наконец, сделал глоток. Мед показался ему горьким.- Нет, - вздохнула мать, расправляя платье на коленях. – Раньше было легче.- Раньше ты была моложе, - буркнул Бьерн, но она не обиделась.- Возможно. Быть может мы плохо работали, я не знаю, но зима снова была голодной и ближе к Йолю, когда пала еще одна корова, я не выдержала, и пошла к жрецу.Бьерн плотно сжал губы и не проронил ни слова.- Жрец ворожил недолго, - продолжила мать, не глядя на сына, - и сказал, что мы разгневали великую богиню Фрейю, именно поэтому наша земля стала такой неплодородной, именно поэтому умирают животные. Он сказал, что нужно принести жертву, чтобы любовь богини снова согрела нас.- И он приказал выбрать, - тяжело уронил Бьерн. – И вы…- Нет, - перебила его мать с мукой в голосе, - я бы никогда. Я бы… Она вызвалась сама.- Что?Бьерн впервые взглянул матери прямо в глаза, но не увидел в них ничего, кроме печали и боли. Она не лгала.- Твоя жена сказала, что нет чести выше, чем принести себя в жертву Фрейе, чтобы те, кого она так сильно любит, продолжали жить. И мы… Я ничего не смогла сделать.- И жрец…- Я не хочу вспоминать, сын, - голос матери надломился и звучал теперь глухо, едва слышно. – Если тебе нужны подробности, спроси у него сам.- Спрошу, - пообещал Бьерн, одним глотком осушил кубок до дна и отбросил его в сторону.Пир в честь их возвращения длился так долго, что ярлу, в конце концов, стало казаться, что он сидит и слушает здравицы уже вечно. А может, так оно и было? Может, он все-таки погиб и это та самая загробная жизнь, о которой ему твердили с детства? Но где тогда мясо вепря? Или это Сессрумнир в Фолькванге? Тогда… тогда он может встретиться с ней! С Ингрид!Бьерн встрепенулся, завертел головой, но тут же понял, что никакой это не Фолькванг, а дом, в который он так стремился и который теперь стал ему почти ненавистен. Поднявшись на ноги, он перешагнул через уснувшего с кубком в руке товарища, и вышел вон. Ночь перевалила за середину, скоро должен был наступить рассвет, но ему не хотелось спать. Он почти ничего не съел, но много выпил, но не чувствовал себя пьяным. Он пошел, не разбирая дороги, но отлично зная, где должен оказаться. Он чувствовал, что его там ждут.В небольшой хижине жреца действительно горел огонь. Бьерну не за чем было набираться решимости или чего-то ждать, так что он просто толкнул дверь и вошел внутрь. Пришлось пригнуться, потому что притолока была слишком низкой, но впервые он ощутил, что не кланяется тому, кто ждал внутри.На него глянули ясные голубые глаза и вот теперь, именно здесь Бьерну захотелось заорать, разбить все вокруг, растерзать того, кто лишил его счастья. Убить. Убить жреца и пусть на его голову падут все кары богов, если это не принесет ему облегчения.- Ты… убийца, - проскрежетал он, стискивая кулаки.- Да, - кивнул жрец, не опуская глаз.- Ты…- Да, - сказал тот, поднимаясь на ноги и без страха подходя к Бьерну. – На все, что ты скажешь обо мне ответ один – да. Я мог отговорить Ингрид, но не стал. Я мог сказать, что богиня отказывается от ее жертвы, но не сделал этого.

- Почему?Бьерн упал на колени, стискивая руками голову и зарыдал. Здесь, на жестком земляном полу он плакал, чувствуя, как со слезами вытекает сердце, ощущая на плечах тонкие слабые руки, и никак не мог высвободиться из их хватки.- Я тоже любил ее, - услышал он вдруг. – Ты знал?Бьерн кивнул, кусая губы. Еще бы ему не знать. Да во всем фьорде не было ни одного человека, который не слышал бы о любви Ингрид, дочери ярла Одда и молодого жреца древних богов. Но мужем и женой им стать было не суждено, и об этом тоже все знали, и никто не судачил.

Ярл Одд выбрал в мужья Ингрид его, Бьерна и он не сомневался в себе. Ингрид будет его любить. Ведь рядом с ним фоне жрец был тощим, слабым, а уж то, что он ни разу не брал в руки меча заставляло Бьерна, как потомственного воина, презирать его, пусть и молча, в глубине души. Да много ли смелости нужно, чтобы болтать с богами?

А много ли ее нужно, чтобы принести в жертву любимую? Смог бы он сам? Бьерн не знал.- Она была упряма, - тихо сказал жрец, не отпуская его. – Она настояла.Бьерн все же оттолкнул его, занес кулак, но тут же опустил. Жрец не плакал, глаза его были сухими, но столько боли воин не видел даже в глазах умирающих.- Я знал, что ты придешь.Жрец поднялся на колени и наклонил голову.- Я знал, что ты не удержишься. Не сдерживайся, прошу.Еще никто не просил Бьерна о смерти. Так тихо, спокойно. Так уверенно. И никогда в своей жизни он не был так далек от желания ее принести.- Нет.Жрец вскинул голову и стало видно, что вот теперь у него трясутся губы. Наверное, Бьерн должен был чувствовать злорадство или радость, чувствовать хоть что-то, но в душе было пусто. Он просто сделал еще шаг назад и повторил:- Нет. Ты мне должен и будешь жить.- Зачем? – очень спокойно спросил жрец.Бьерн застыл, не зная, что сказать, не понимая, зачем вообще это делает, а потом, неожиданно для самого себя, улыбнулся:- Расскажи мне о ней. Ты был рядом, пока я был в море. Ты был с ней, когда я еще ее не знал. Расскажи, чтобы мне было, о чем поведать нашей дочери.Жрец мгновение смотрел на него, печально улыбаясь, потом поднялся и сел на скамью, кивнул Бьерну, приглашая садиться рядом, и тот сразу послушался.- Мы познакомились, когда нам было… - неторопливо заговорил жрец и Бьерн обратился в слух.