Приглашение и свеча (1/1)

Тишину кладбища нарушили шаги, причем кто-то явно направлялся к нему. Он положил руку на рукоять меча. И только потом узнал человека. — Здравствуйте, Окита-сан. Почему он пришел сюда? Что он здесь делает? — Как вы узнали меня, Химура-сан? — Почувствовал. Кеншин встал, проведя рукой по надгробию. Почему-то его не смущало, что Окита здесь. По правде сказать, он был рад его видеть. — Вижу, что наши вкусы совпадают, — он обвел руками кладбище, — мне тоже понравилось это место.— Кто-то из ваших близких похоронен здесь? — Нет. Окита смотрел прямо на него и только сейчас Кеншин понял, что на нем не было формы Шинсенгуми. Кожа его была бледнее, чем обычно и дыхание… он прислушался — каждый вздох Оките давался с явным трудом. — Вы всё верно поняли, — судя по всему, эмоции Кеншина не были для него загадкой, — Полгода или около того. Я слышал, что тем же недугом страдает Такасуги, так что, в каком-то смысле, я в хорошей компании. Капитан первого отряда Шинсенгуми не переставал удивлять. Такасуги-сан, руководитель Кихейтай, казался ему хорошей компанией. Иногда его было невозможно понять. — Иногда я не могу понять, на чьей вы стороне, — сказал Кеншин вслух. — Это очень просто, Химура-сан, — он пожал плечами, — Ак Зок Цан. — Его вы тоже не считаете злом? Окита улыбнулся и пожал плечами, этот жест, подумал Кеншин, означал ?я удивлен не меньше вашего?. Они словно ходили по кругу со своими диалогами. — Я всего лишь сделал свою ставку и присоединился к той стороне, в которую больше верил, но это не значит, что я считаю злом всех своих противников без исключения. — Полагаю, Сайто бы вам возразил. — Я бы умер за него, — сказал он серьезно, — но это не значит, что мы во всём должны соглашаться. Он играет по-крупному и видит всё в ином свете. С другой стороны, Сайто ведь выше нас, может быть, оттуда и лучше видно. Он улыбнулся — для человека, который скоро умрет, для Шинсенгуми, для солдата и убийцы слишком непосредственно, слишком… детской была его улыбка. — Простите меня, — вдруг сказал он, — я нарушил ваше уединение и, полагаю, мне следует уйти. У меня еще будет время здесь. Слишком много времени. Его шаг был легким, почти неслышным. Если бы не его дыхание и бледная кожа, его нельзя было бы назвать больным. — Окита, — тот обернулся, — на самом деле, я уже собирался уходить. — Я был бы рад провести с вами немного времени, Химура, — он задумался, — но, к сожалению, это не то время, когда можно пойти куда-нибудь в Киото выпить сакэ. А другого времени у нас не будет. — Жаль, что здесь нет моста, который можно разрушить. Окита рассмеялся, вспомнив тот случай. — Это было полным безумием, правда? — Не большим, чем когда я тащил вас в рёкан через весь город. — Вы не тащили меня, — о, он действительно был возмущен, — Я лишь немного опирался на вас. Кеншин улыбнулся. Окита махнул рукой и улыбнулся тоже, а потом посмотрел на него немного заговорчески. — Хотите еще большее безумие? — О чем вы? — Приходите ко мне домой. Что? Он предлагает что? Даже в лихорадочном бреду Кеншин не мог предположить, что однажды получит такое предложение от капитана Шинсенгуми. — Бросьте, Химура, — он продолжал улыбаться, словно замыслил лучшую шалость в своей жизни, — Я пойду первым и выставлю на окно ветку свечу, если вы можете зайти. Предполагаю, что вам не составит труда залезть в дом незамеченным? Конечно, Окита знал, что в этом нет никакой проблемы, тем более, что уже начинали сгущаться сумерки. Баттосай был известен всему Киото, как человек, который способен пробраться незамеченным куда угодно и напасть неожиданно, поэтому и вызвал такой страх. И такого человека Окита добровольно зовет в свой дом. Но что если… что если это ловушка? Может быть, их общение и было необычным, но, в конце концов, они не виделись несколько месяцев, возможно, Сайто сложил два и два и узнал обо всём, а теперь заманивает его в ловушку с помощью Окиты. Нет, идти определенно нельзя. — Эй! — он подошел ближе и голос его стал… холоднее, — Я знаю, о чем вы подумали. — Подумать об этом логично. — Даже если бы я напрочь забыл о чести, — он действительно был зол, — Каким подонком надо быть, чтобы предлагать это у могилы вашей жены? Если бы я считал вас злом, требующим уничтожения, я бы убил вас раньше. Они молча смотрели друг на друга. Кеншин прислушался к своим ощущениям — Окита определенно злился, но он не чувствовал угрозы. Так ощущался Учитель, когда был зол. Зол настолько, чтобы выгнать его спать на улицу или приказать носить воду из ручья до темноты, но никогда не так, как чувствуются те, кто готовятся напасть.— Каждый мечник должен уметь чувствовать людей, Кеншин. Знать, от кого исходит опасность, а кто просто злится, но не собирается нападать. Это поможет избежать ненужных драк и… возможно, недопонимания в отношениях с людьми. — Если мое предположение вас оскорбило, — он сам удивился тому, что говорит, — то я прошу прощения. Я приду, если предложение еще в силе. Окита кивнул и развернулся, чтобы уйти. — Окита-сан… Я не знаю, где вы живете. — Правда? — тот явно удивился. — Я знаю только адреса мертвецов или тех, кто ими скоро станет. Он имел в виду, что знал адреса только тех, кого убивал или собирается убить, но фраза получилась слишком двусмысленной. К сожалению, Кеншин понял это, только когда произнес. — Полагаю, мой адрес отлично укладывается в эту систему. Удивительно, но он больше не злился. Он однозначно был безумен. Они оба. *** — Обещайте, что расскажете о нашей дружбе Сайто когда-нибудь. Они сидели в комнате, между ними — только бутылка сакэ и две чаши. Окита выгнал из дома всех, они действительно были здесь совсем одни. Но даже это было менее странным, чем слово ?дружба?, которое произнес Окита. Кеншин не ответил, просто удивленно смотрел на него, пытаясь осмыслить услышанное. Окита словно не замечал его замешательства. — Он убьет меня, если расскажу сейчас, но, может быть, лет через десять. Нет, лучше двадцать. Надеюсь, он будет скучать по мне достаточно, чтобы не злиться. Хотя последнее вызывает у меня сомнения. — Дружбе? Слово было непривычным и тем более странно было употреблять его в отношении Шинсенгуми, пусть даже и бывшего. На самом деле, был уверен Кеншин, бывших Шинсенгуми не бывает. — А как вы это называете? — Я не… я не думал об этом. — Бросьте, Химура, — Окита махнул рукой, как делал постоянно, — Я знаю, что однажды вы подсыпали учителю порошок васаби в сакэ, а вы знаете, что я однажды подложил своему лягушку в кровать. Вы разрушили мост по моей нелепой просьбе, а потом мы несколько часов разговаривали в лесу, попутно занимаясь глупостями вроде сравнения роста. Вы тащили, да, признаю, именно тащили меня раненным к врачу через весь город и я не единожды приносил цветы на могилу вашей жены. Нам досталась дурная судьба, но даже не смотря на нее, что-то урвать мы смогли. Всё это звучало так логично, а Окита говорил таким будничным тоном, что сложно ему противостоять. На самом деле, Оките всегда было сложно противостоять — он был очень живым и непосредственным. — Вы приносили ей цветы? — Да, — он кивнул, — Хотел заранее заручиться симпатией будущей соседки. То, как Окита говорил о своей будущей смерти — вскользь, между делом — было впечатляющим. Он отмахивался даже от намека на серьезность, но даже за недолгое время, что они общались, шутил об этом множество раз. — Так вы считаете меня своим другом? Эта мысль никак не давала ему покоя. Никто и никогда не называл его своим другом, ни единого раза за всю жизнь. — Да, мне тоже кажется это странным, но я люблю быть честным. Просто не вижу смысла жить по-другому. Кеншин улыбнулся. Пусть это было безумным, но это было так… приятно. — Расскажите мне историю, Кеншин, — тот вопросительно приподнял бровь, — Хочу послушать еще о вашем учителе. Они закончили пить и разговаривать, когда уже начало светать.