Урок 24: ничто не вечно. (1/1)

В понедельник Илья не вышел в школу. Он остался тихо лежать в моей постели, даже не отзываясь, игнорируя происходящее вокруг, притворяясь мёртвым. Меня идти на работу же обязывал долг перед самим собой и учениками.За окном сверкают последние лучи солнца,догорают огнём деревья, чтобы уже вот-вот оставить зиме голые стволыцвета угля. Именно этим утром я и задумался, вспомнил, что практика-то не будет вечной, что мне придётся покинуть школу, попрощаться с ребятами… Внезапно я осознал, сколько всего натворил. Осознал, что запутался и растерялся. Что делает сейчас тот мальчишка под моим одеялом? Как мы пришли к этому? Мысли об Илье заставляли нервничать.Почти подойдя к воротам школы, я заметил курящего юношу в распахнутом вельветовом пиджаке поверх футболки. Этого кудрявого было не спутать ни с кем, Стас Бранин. Он зло зыркнул в мою сторону и отчего-то заговорил:– Здравствуйте, Евгений. Постойте-ка со мной пару минут. – Тон его был надменный, уверенный, такой, как в первый день нашего знакомства. Когда же я подошёл ближе, то, наверное,впервые в жизни почувствовал, как запах сигарет не вызвал у меня отвращения, даже наоборот – показался приятным. Мне захотелось втянуть в себя этот горько-сладкий дым вместе с холодным и влажным утренним туманом, задержать эту смесь в лёгких и, оставаясь в плену её дурмана, отправиться на урок. Я облизнул мгновенно пересохшие губы и, не отрывая взгляда от тлеющего между пальцев Стаса фильтра,тихо, смущённо спросил:– Не угостишь сигаретой? Сначала мальчишка одарил меня удивлённым взглядом, после усмешкой и, в итоге, протянул пачку сигарет.– А я смотрю, у Вас всё по Фрейду, да?Стас был той ещё язвой, но я не имел права злиться на него, ведь мои поступки всё чаще становились лицемерными и полными противоречий.

– Скажите мне, почему Вы сделали это с Ильёй? Чем он привлёк Вас?– П-прости меня? – мне пришлось поперхнуться дымом, – что ?это?? Что ты имеешь в виду?– Я знаю, что вы трахались. Я знаю, что ты трахал его. И, конечно же, я понимаю, как сложно устоять перед этим мальчишкой… Но он обманывает тебя, он обманывал каждого из нас. В воздухе повисло… Нет, вовсе не напряжение, скорее, – неловкость. Мой взгляд упал на часы, и я затушил недокуренную сигарету о фонарный столб:– Пора на урок. Уже ни первый раз я вот так сбегаю от серьёзных разговоров, оправдываю себя каким-то ?важным? делом. Иногда и сам удивляюсь, какой же я трус. В этот момент я был так увлечён своим собственным страхом, что вовсе не заметил его у Стаса. А парня всего трясло, к моему приходу он докуривал пятую сигарету, казалось, он сходил с ума. Учебные часы тянулись невыносимо долго, во время перемен я не выходил из кабинета, чтобы не наткнуться на Стаса. Меня запугали собственные ученики, ?ещё, по сути, дети?. Но вот, прозвенел последний звонок, и я пулей метнулся вон из уже ненавистного мне здания. У ворот стоял Бранин. Юноша засунул руки в карманы, взгляд опустил в землю, в которой носок его ботинка вырисовывал какое-то словцо. ?Он ждал меня. Наверное, я всё-таки нужен ему?, – пронеслось в голове и, подойдя ближе, я положил ладонь на плечо Стаса.– Идёте со мной?– Конечно. Что ты хотел рассказать?Парень тяжело вздохнул и поднял глаза к небу, словно разглядывая там что-то интересное, важное.– Я долго не мог понять, что не так с этим мальчишкой. Ещё с нашей первой встречи я невзлюбил его. Он чего-то хотел от меня получить, но мотивы я и сейчас плохо могу уловить…– Что ты имеешь в виду? Говоришь так, будто Илья преступник, ей Богу! – перебил я Бранина, плохо понимая, к чему он ведёт.– Нет, что Вы, он не преступник, он жертва, точнее, строит из себя жертву, тактика такая. – На лице юноше появилась гримаса отвращения, а в моей голове возник образ Шпаклера, я вспомнил, как тот ругал Илью под школьной лестницей, – Евгений, разве не видите, как он крутит всеми нами по очереди? То Сашей, то мной пытался, теперь вот – Вами… Можно на ?ты?, кстати?Я лишь кивнул в ответ, не в силах и слова произнести.– Зайдёшь на чай?Снова киваю, будто человеческая речь мне чужда, будто не могу отказать ему.– Ты ведь не любишь его, задумайся. Ведь не любишь?– Он нравится мне, симпатичен, – пожал я плечами в ответ, а Бранин лишь нахмурился, зажал зубами сигарету и, прикурив, затянулся. Остальное время до самой квартиры ученика мы молчали. В голову лезло множество разных мыслей, об Илье, о том, что Стас может быть прав, что я могу быть не влюблён, а лишь увлечён, даже Ирину Викторовну успел вспомнить.– Вот мы и пришли, – звякнула связка ключей, и вот я внутри огромной, дорого обставленной квартиры четы Браниных , – проходи сразу в кухню, родителей нет, поэтому я должен их цветочки полить. Поставь чайник, если несложно. Последнюю фразу мальчишка выкрикнул уже с другого конца квартиры. Дома он и вёл себя, и выглядел иначе, по-домашнему, что ли. Вот представьте домашнего кота. Нет, не Петьку, просто взрослого кота. Его взяли на прогулку: шипит, забивается в угол переносной сумки, чуть что – когти выпускает, но стоит вернуть его в тёплую и уютную квартиру, как он ластится к вашим ногам, сворачивается клубком на кушетке, по-хозяйски разгуливает на кухне. В голове не укладывается! Я сравниваю Бранина с котом.– Зелёный или чёрный?– А? – приятный баритон возвращает меня к реальности.– Чай, зелёный или чёрный?– А, любой.– Зелёный или чёрный, твою ж мать?!Юноша стукнул пачкой чая по столу и нахмурил густые брови так, что я испугался, хотя со стороны это выглядело, скорее, комично.– Зелёный, пожалуйста. За чашечкой чая мы отвлеклись от изначальной темы, Стас многое рассказал о родителях, его было приятно слушать, ведь не часто встретишь парня, который так тепло и сентиментально отзывается об отце и матери.– Знаешь, даже немного завидую твоим отношениям с родителями. Мои, например, никогда не прислушивались ко мне, не давали столько свободы, сколько ты имеешь.– Ограничения – это не всегда плохо. Многие вещи становятся слаще. Помнишь о ?запретном плоде??– Хах, думаешь? И что же для меня стало слаще? Неужели учёба в университете?– Жень, ты ведь не гей. Не значит ли это, что ваш с Ильёй первый раз был открытием чего-то порочного и сладкого? На этих словах я поперхнулся чаем. Вот так внезапно он сменил тему разговора и подобрал самые точные слова для того, чтобы описать наш с Ильёй первый раз – ?порочное, ?сладкое?… Можно продолжить, ?лакомство?, ?искушение?.– Снова хочешь сказать, что это несерьёзно? – нахмурился я, отставляя чашку.– Конечно, несерьёзно.– Но откуда тебе-то знать? Я ведь и сам не могу понять этого…– А я помогу понять, – мальчишка поднялся из-за стола, – я докажу, что это не любовь. Идём за мной. Его взгляд был полон решимости, и я заразился ею, я смело пошёл следом. Так мы и оказались в его спальне, стоящие друг напротив друга рядом с кроватью. Стас хищно улыбнулся и, сделав шаг навстречу, поцеловал. И, знаете, никто и никогда не целовал меня так. Так грубо, горячо, зверино, столько боли и пафоса не срывалось ни с одних губ, целованных мною прежде. Если Илья был моей одержимостью, запретным плодом, то Стас – змеем. Сначала я испугался, словно могучий барс кинулся на меня, а я безоружен, и нет рядом сухого сука. Его довольно сильные руки легли на мою талию, сжали тело, давая понять, в чьей я сейчас власти. Стас наверняка знал, что я не оттолкну его, не откажусь, просто не смогу отказаться от него. Но откуда в нём столько уверенности? Снова поток мыслей прервался, мальчишка толкнул меня на кровать, и я упал, словно безвольная кукла. Мы были примерно одного роста и комплекции, но вот характером я явно был слабее, чем мой ученик,и он взял меня. Стас сел верхом на мои бёдра и, схватив за запястья, поднял руки над головой, целуя вновь.– Почему ты это делаешь? – прошипел я сквозь поцелуй, – Стас!– Потому что могу, потому что хочу… Сейчас его улыбка пугала как никогда, пальцы грубо схватили за подбородок и опять горячий упорный язык проникает в мой рот, мои губы немеюти, кажется, распухают от укусов, но я не хочу, чтобы он останавливался. На этот раз я чувствовал, что нахожусь во власти равного себе человека, во власти мужчины. Ни одна моя пассия не обладала такой энергией, Илья не был исключением. Постепенно Стас выпустил мои руки из своих, которые стали ловко расстёгивать рубашку, ширинку брюк. Как только мы оба обнажились, то кинулись друг к другу, словно в драке. Наши тела плотно прижались, и мы стали кататься с моей спины на его спину, сверху оказывался то этот сорванец, то я. Поцелуи же медленно растеклись от губ к шее, к ключицам, плечам и груди, я ощущал это вместе с огненными цветами, вспыхивающими на коже. Казалось, вместе с его укусами в мою кровь попадал яд, который заставлял жар распространяться по телу, заставлял меня стонать, как бесстыдную девицу.– Громче… Я хочу слышать тебя, стони громче… – рычал этот юнец, хватая меня за яйца. Повторюсь, что ни с кем и никогда я не испытывал такого фейерверка, всё моё тело было изнежено его горячими губами и руками. Мне уже не было стыдно отдаться ему полностью, меня возбуждал муж внутри него, я хотел этого крепкого тела. И Стас это чувствовал, он резко перевернул меня на живот, звонко шлёпнул по ягодицам, и его поцелуи стали прокладывать дорожку по хребту к ложбинке над бёдрами. Пальцы впивались в мою упругую задницу и широко раздвигали половинки, так сильно, что, казалось, не рассчитав силу, он мог порвать меня. Но тут я почувствовал нечто горячее и упругое, это его язык, что недавно терроризировал мой рот, теперь же он таранит напряжённое колечко мышц. И от смущения я прячу лицо в подушках, сжимаю наволочку и глухо кричу, а он в ответ:– Нет, не смей! Я же сказал, что хочу слышать стоны, – Стас отбирает подушку и ставит меня на четвереньки. За спиной я слышу щелчок какого-то тюбика, после ко мне прикасаются уже знакомые пальцы. Сначала в меня скользит один палец, за ним второй, всё очень плавно, не спеша, парень заботливо растягивает мою девственную попку, и я смущаюсь сильнее.– Ты краснеешь из-за того, что это делает другой мужчина или из-за того, что это делает ученик? – шёпот над самым ухом заставляет смутиться ещё сильнее. Я с трудом пытаюсь расслабиться, понимая, что иначе испытаю боль, но Стас будто нарочно издевается, то и дело, вставляя пошлые фразы. Ещё через несколько минут я сильнее развожу бёдра и прогибаюсь в спине, а юноша растирает по своему возбуждённому члену смазку и вот уже вводит его внутрь. Медленно насаживает меня, пока его мошонка не прижалась к моей. Вздрагиваю, ощутив, наконец-то, это чувство наполненности, завершённости, и тут же вздыхаю от резкого движения. Он взял меня, покорил, и подтверждает это с каждым толчком. Да и сам я подтверждаю это каждым своим стоном, каждым рывком своей руки, что скользит по моему члену. Наше животное представление приобретает зрителя, дверь в комнату распахивается, но мотор уже не остановить, мы поймали ритм и скорость, мы стонем и движемся в такт друг другу, словно до сих пор одни, словно наш зритель – ничто.