1. Нене (1/1)

—?Встать! Суд идёт!Шумный и душный зал вмиг будто вымер.А Франко было наплевать на приговор. Он с самого начала как-то не верил в то, что эта ерунда может обернуться серьёзно. Даже не слушал, как адвокат распинался.И без того понятно?— он просто сидел в машине, даже не зная, куда и зачем они едут. Всё шито белыми нитками. А, впрочем, плевать.Нет, сперва ему было страшно. Полиция, наручники, все дела, ночь в постоянных тасканиях из камеры на допросы, фотографии избитого насмерть парня, избитого ключом, лежащим в его, Франко, машине. Потом, когда всё выяснилось, к букету прибавилась чудная перспективка разговора с папочкой?— даже если дело ограничится только длинной скучной нотацией про наследника, ответственность, плохие компании и прочее с последующим торжественным лишением благ и привилегий в виде злосчастного Кадиллака, приятного мало.А потом отец умер. Точнее, умер-то он ещё утром, Франко и до тюрьмы, наверное, не успели довезти. Умер просто и быстро?— узнал, что сынок-наследник, будущий владелец фирмы и вообще свет в оконце, подозревается в ограблении с убоем, схватился за сердце, и нет его.Чувствовал ли Франко вину? Нет. Он знал, что не виноват. Но стало как-то холодно и мерзко кругом, как будто стоишь в подвале по щиколотку в гадостной жиже. Кругом все так и смотрели?— как на подвальную крысу. Ему самому на себя не хотелось смотреть. И очень хотелось, чтобы кто-то вытащил из этого подвала. Но никто не пришёл до самого суда.Пришёл адвокат, старался успокоить, ободрить, очень легко, профессионально и совершено равнодушно. Странно было чувствовать себя его клиентом. Скоро Франко устал, он не привык к крикам, вопросам, камерам и холоду в таком количестве. Он хотел спать, есть, пить, его вырубало, мама не приходила, адвокат болтал. Всё достало.И теперь приговор ему был малоинтересен. Ну, признают соучастником, ну, погрозят пальцем. Плевать. Он ничего не сделал.Мама сидела почти рядом, руку можно было протянуть, и плакала, а на него не посмотрела ни разу. У братьев растерянный вид, но им тоже не до него. Изабелла мучится, но тоже с мамой. Он ждал только одного от этого приговора?— скорей выйти отсюда, и чтобы она посмотрела, и…—?… к десяти годам заключения…Стойте, что?—?Но Ваша честь! —?адвокат заметался перед трибуной. —?Улики… не виновен… всего восемнадцать,?— доносилось до Франко как через стенку.—?Он убил своего отца. Я бы пожизненное дал мерзавцу, да вот улик и правда нет. Всё.Мама рыдала, как по умершему, так и не взглянув на него.***В ?Батан? Франко доставили через пару дней. Формальности, проволочки. Тишина и пустота. Он проматывал раз за разом в памяти тот день, идиотский, фатальный, самый обыкновенный.Школа, бар, виски, много виски. Они, трое развесёлых собутыльников. Пирс, девушки, девушки под пирсом. Виски. Кончились деньги?— они предложили съездить в одно место. Забрать долг, как они сказали. Франко отвёз их к незнакомому двухэтажному дому, чуть не уснул, дожидаясь. Ничего не слышал. Они вернулись, весёлые, с деньгами. Опять бары, виски, потом его вырвало, он поехал домой, а дома вырубился. Утром его арестовали. Парень в доме убит, забит насмерть ключом, который валялся всегда под сиденьем Кадиллака Франко. Их потом тоже взяли, нашли их отпечатки в квартире, они долго там шарили. А он ничего не сделал.Почему тогда его тащат ночью по длинному белому коридору, утыканному зелёными железными дверями? Почему его впихнут сейчас за одну из этих дверей на десять лет?Коридор кончился. Франко протащили по лестнице, потом?— в какой-то кабинет. В тесном кабинете, несмотря на глубокую ночь, было полно народу?— кроме пары конвойных, которые привели Франко и жались теперь с ним в дверях, офицер за столом, и трое заспанных мужчин в изрядно потасканной гражданке по углам.—?Мясо подвезли, налетай! Итак, у вас есть возможность ближайшие десять лет иметь хм, в соседях Франко Бриньоне, семнадцать лет, чистый как слеза младенца,?— бодро начал презентовать конвоир, но под конец смутился.Франко устал бояться, но теперь страх накатил заново, животный, холодный, хотелось просто сползти по стене на пол, закрыть глаза и ничего не видеть, но ноги не гнулись.—?Вперёд, не тянуть! —?бросил офицер и углубился в бумаги.—?За что сел? —?раздался негромкий голос из угла.—?Непреднамеренное соучастие в ограблении и убийстве,?— почти с готовностью отозвался конвойный-презентатор.—?И дали десять лет? Нечисто что-то. Нет, я пошёл,?— высокий сутулый седой мужчина поднялся из угла и кивнул конвойному. Они вышли.—?Рико? —?полуприказал офицер.Из угла моментально вылетел совсем молодой, годом или двумя старше Франко, яркий парень с пугающе свежей, едва затянувшейся тёмной раной, рассекшей губу и половину носа. Она, однако, не мешала ему по-собачьи широко зевать.Он чуть не обнюхал Франко, а потом мурлыкнул ему прямо в ухо:—?Мальчик, ты когда-нибудь спал с мужчиной? —?он внимательно уставился в глаза вскинувшемуся Франко, скептически хмыкнул. —?Ну, не знаю. Скорее, нет, он повесится через неделю или пырнёт меня чем-то неподходящим.—?Я возьму его,?— тихо констатировал оставшийся в углу.—?Погоди, Марти, я ещё не решил, мальчонка симпатичный, а что ты вычитал там? —?заюлил Рико.Марти действительно без особой спешки вернул офицеру дело Франко. И прежде, чем Рико успел его коснуться, положил на дело бумажку:—?Даю сотню баксов за мальчишку.—?Идёт.Франко купили. Его это не слишком взволновало. Если все считают мразью, чего ещё ждать?Марти наконец выбрался из угла. Старше Франко, может, лет на десять. Обычный. Крепкий. С властным взглядом хозяина. Ну и пусть.Теперь их двоих провели по белому тоскливому коридору и втолкнули за одну из зелёных дверей. Два метра, две дощатые койки. Одна с матрасом, одна без?— его. Всё просто.Через полчаса Франко в углу камеры тихо скулил в ладонь Марти, зажимающую его рот, скулил одно и то же, а Марти, сосредоточенно вжимая в бровь Франко заточку, то же самое, что он скулил, повторял, только пропавшим от ярости голосом:—?Ещё раз. Повторим. Я потратил на тебя сотню баксов. А ты получишь свои денежки через десять лет? И требовать не с кого, потому что никому ты не сдался?Франко затих. Стоило бы надеяться, чтобы заточка скорей прошила глаз, и дело с концом, но хотелось выть и лизать Марти ботинки, что угодно делать, только бы жить. Кровь заливала лицо, ненависть заливала сердце. Пожалуй, ненависть и держала его в сознании.Марти отнял заточку от лица Франко, встал, схватил его за волосы и притянул к животу:—?Отрабатывай. И убеди меня тебя не прирезать.Стоило ударить Марти, толкнуть, просто крикнуть что-то мерзкое?— он был на взводе и прирезал бы тут же. Но Франко знал, что можно купить жизнь. И купил.Отвращения не было. Было дикое, неуправляемое желание ещё больше унизить себя, растоптать, не просто быть купленной тюремной сучкой, но хорошей сучкой, старательной. Марти умело поощрял его старания, орудуя заточкой в брови Франко, прямо как смычком. Странное и мерзкое ощущение охватило Франко?— какая-то близость покоя в этом мерном, болезненном, гадком движении вперёд-назад, ощущение предопределённости и правильности, падать ниже было некуда. Как там говорят, оттолкнись ногами и всплывай?Франко ухватился за куртку Марти в одуревшем механическом качании, Марти, не выпуская заточки, схватился за кудри мальчишки, навалился спиной на стену, выдыхая:—?Хорошо, ай, мальчик, м-м-молодец, нене*, м-м-м…К вкусу своей крови прибавился другой вкус, ненависть захлестнула сердце.И Франко умер. Родился Нене. А Марти улыбался:—?Ладно, уговорил, поберегу тебя пока.Через год никто не смог бы признать в нём Франко. Улетучились детские кудряшки, вытянулось и повзрослело неестественное бледное лицо. Впрочем, узнавать или не узнавать его было некому, ожидаемо за год никто не пожелал его навестить. Солнца он не видел тоже год.Он почти свихнулся. От ненависти. Ко все и вся. Ненавидел вечный шум, даже в камере было слышно лай соседей. Ненавидел вонь, ненавидел одни и те же рожи каждый день. Ненавидел сбредивших, твердящих утром понедельника, что нынче четверг, не иначе. Ненавидел тусклую, пыльную, но вечно горящую под потолком лампочку, которая могла резко, с треском начать вспыхивать часа эдак в четыре утра. Ненавидел Марти с этим его ?как ты мне дорого обходишься?. Ненавидел себя?— его молчаливую тень с вечно саднящим горлом и грязными снами о сестре.Чтобы успокоиться, он начал подбирать серебряные бумажки из сигаретных пачек и шоколадок и плести пояса. Наловчился здорово. Марти от скуки научил играть в карты. Это очень затягивало. Но ненависти не заливало. Когда-то Нене должен был сорваться.Это случилось через полтора года. Все знали, что он принадлежит Марти. Все знали, что оценивать его, шутить по его поводу можно только с Марти. Новичок позволил себе только взгляд, но весьма недвусмысленный. Марти и рот открыть не успел, как Нене кинулся на парня. Оттащить его удалось только охране, за пять минут он успел вколотить в черепушку парню и нос, и губы. Нене не чувствовал, как его оттаскивали, как пинали по полу к лестнице.Марти прослонялся по камере до ночи, с тяжёлыми мыслями и тяжестью в паху (к хорошему быстро привыкаешь). На следующий день ничего не было слышно о Нене. Ночью дверь загремела.—?Забирай свою сучку, Марти! Найди ему одежду, чтобы завтра не появлялся в этом!Нене впихнули в камеру. Марти быстро оглядел повреждения. Ну, лицо разбито, оно понятно, но зубы целы, его имущество уважили, вымерзший, мокрый, значит, купали, рубашка похожа на тряпку, измочаленная, на спине и кровавая, Марти снял её по кускам как обгоревшую кожу. Ууу, да, Рамирес дорвался до хлыста, не позавидуешь.Марти повернул Нене, как-то ещё умудрявшегося держаться на ногах, и застыл?— через грудь тянулся сине-лиловый отпечаток цепи.—?Не хотел купаться?Марти не мог оторвать глаз от этого отпечатка. И вдруг наклонился и начал целовать, звено за звеном, прикусывая и зализывая укусы. Дошёл до плеча, впился в след хлыста.Нене было взвыл, но его моментально кинули на койку, заткнув рот его же мокрым ледяным тряпьём.—?Я не могу беречь тебя вечно, Нене, ты мне слишком дорого обходишься.Боль раскалила ненависть добела, и, наконец, лопнула где-то в черепе, разлилась слепящим белым заревом. Марти не сразу заметил, что Нене как-то странно рычит, судорожно сжимая кулаки. Когда опомнился и вытащил изо рта кляп, парень уже захлёбывался слюной вперемешку с пеной. Оплеухи не помогли, голова Нене забилась о стену, глаза закатились.Марти не мог вот так просто отпустить его в лазарет. Могут ведь и в отделение к психам засадить, чего не хотелось бы. В голову пришла одна мысль, правда, это был выбор напрямую между жизнью и смертью.Марти достал заныканный шприц, перехватил предплечье Нене покрепче и воткнул иглу. Теперь либо сдохнет, либо нет.Нене не сдох. Застыл, уставившись в потолок. Утром его удалось переодеть и вытолкать на поверку. Он был заторможен, но в целом ничего, в порядке. Едва поверка закончилась, с глухим ?хых? осел на пол. К вечеру отпустило.Пока Нене сидел на полу в коридоре, он успел построить около пятидесяти жизней. Своих. Он выходил из тюрьмы, брал такси, ехал в банк, забирал деньги и строил дома. Этаж за этажом. Нет, сначала фундамент, потом этажи, потом ремонт, мебель. Он всё выбирал и делал сам. Потом приносил взрывчатку и устанавливал взрыватели. И бум! И новая жизнь.Следующие два года он отрабатывал не только будущий долг Марти, но и кучу уже настоящих. Понемногу Нене выучился вытряхивать деньги у более слабых, играть на деньги по коридорным углам. Убивать он тоже выучился тогда, у Марти не всё было гладко. Убить Рико оказалось несложно, всё-таки первой жертвой Нене стал тот милый наивный малыш Франко.А потом Марти выпустили. Нене без увлечения разыграл удивление. По-настоящему он удивился, когда Марти притащил его в патио около комнаты свиданий, где их ждал Перес?— тип, который занимался цивилами, учил, пестовал, защищал в меру сил и всячески облизывал. На пару с Марти они стали уговаривать Нене записаться в образовательную программу. Нене мрачно уточнил, восстановят ли его после этого в колледже, ну, само собой, нет, и вряд ли пустят на порог.Марти пришлось с помощью заточки объяснять, что свои деньги он хочет получить, а единственный шанс для Нене не сдохнуть тут и не свихнуться?— уйти из коридора куда-то выше. К тому же это был шанс освободиться раньше. Так нужно его не упустить, а уж он, Марти, дождётся своего мальчика, ну, и за семьёй его приглядит пока.Нене согласился. Занятия средней школы он не посещал. Приходил по предупреждению Переса в дни проверок. В остальное время сидел в библиотеке. За два года он прочитал всё, что касалось истории. По несколько раз. Долгое время спустя он всё ещё был способен по памяти рассказать о любой битве навскидку, только дату назови.Потом цивилы перестали его бояться. Нене научился играть в шахматы. Ему даже удалось изображать улыбку и шутить, мол, кто бы мог подумать, что думать он научится только в тюрьме.А подумать было о чем. Например, о том, что с уходом Марти пришла свобода, которая была ни черта не нужна. О том, что Нене нужен был мужчина, точно так же, как нужен он был Марти. О ненависти к новому своему уродству. Нене завёл себе ?невесту?, парню нужно было к кому-то прибиться, и имел его стоя, в патио, наскоро соорудив занавес из простыни, не требуя ни лживого, ни правдивого удовольствия.Перес, наверное, устал с ним маяться, а, может, сработала идиотская, но волшебная фраза ?я был глуп, но хочу теперь всё начать сначала?, только Нене выпустили после половины срока.И он взял такси и поехал в банк. Марти, правда, денег не получил, на нём Нене опробовал свои возможности стрелка. Но деньги всё равно утекли сквозь пальцы. Нене пытался жить дома, но из этого ничего не вышло.***И вот он спускался в метро к обычному месту встреч всех неприкаянных и жаждущих содомитов и извращенцев и вёл за собой Своего, которого не хотел отпускать. Странно, но ненависть куда-то улетучивалась.___________* Nene (исп.)?— ребёнок, малыш.