Часть 1 (1/1)

Фигура в черном костюме сидела в просторном кабинете особняка. В руках вертелась новая игрушка — пистолет. На блестящем корпусе не было ни одной царапины. Человек небрежно отбросил назад пепельные волосы, татуированные пальцы легли на курок и погладили корпус, собираясь его зарядить. Прицелившись в дверь, мужчина уже собирался выстрелить — а какая разница, всё равно Женя похлопочет, он отвалит денег, и дверь заменят. Но стоило ему только положить палец на спуск, как дверь неожиданно распахнулась, и в проёме обнаружился запыхавшийся Фёдоров в штанах цвета хаки и угольной футболке Imperivm. Он так и замер под прицелом пистолета в твёрдых руках Евстигнеева. Опасливо оглянувшись по сторонам, кинул настороженный взгляд на Ваню. Тот, оскалившись, бросил пистолет на стол и рассмеялся.— Да ладно тебе. Не ссы, всё хорошо, — он одернул рукава пиджака, поднимаясь с кресла. — По какому поводу?— Там девчонку привели. Пряталась в лесу с винтовкой, — иронично хмыкнул Мирон, барабаня по полу армейскими ботинками. — Куда её?— Тащите в Главный Зал. Там и разберёмся, — кровожадно ухмыльнулся мужчина, широким шагом направляясь в сторону распахнутой двери. — И скажи Жене, чтобы собиралась. Её ждет работа. Дарио может быть свободен. Вечером культурно отдыхаем.— Ебать, да неужели?! — возвел руки к потолку Фёдоров, истерично засмеявшись. — Который год ты это обещаешь? Второй, третий?— В нижнем ящике слева, — махнул Евстигнеев в сторону стола и хлопнул дверью, оставив начальника безопасности в звенящей тишине кабинета. Поддавшись любопытству, Мирон потянул татуированные, изрезанные пулями и ножами противников руки к ящику стола. Наверху лежали билеты на балет. Внизу обнаружились распечатанные фотографии закатов, ночного города, неба и другие. Чуть дальше был блокнот с рифмами, песнями и неумелыми зарисовками. Мирон поспешил вернуть всё на место, понимая, что вторгся на запретную территорию. Он помнил Евстигнеева ещё добрым, весёлым и неудержимо желающим приключений дибилом. Но хорошим. А потом… а потом получилось то, что получилось. Из доброго кота вырос злобный демон, сокрушающий всё на своем пути. Развернувшись и захлопнув ящик со всем его содержимым, мужчина вышел из комнаты, прихватив на ходу пистолет Евстигнеева, пока тот в очередной раз не проебал его где-нибудь в кабинете. Ну, или пока Ваню самого не укокошили где-нибудь за углом резиденции.*** Евстигнеев сидел на чёрном кожаном диване в гостиной, неспешно пролистывая так неосторожно брошенную Муродшоевой книгу. Кажется, его помощница в очередной раз перечитывала затертый до дыр ?Грозовой перевал?. Мысленно сделав пометку, что нужно будет её отругать и купить новый экземпляр, он медленно встал. В тот же момент на безупречно чистый пол из чёрного мрамора бросили хрупкую фигуру молодой девушки. Та была в армейских ботинках, штанах защитной расцветки и чёрном бронежилете поверх кожаной куртки. Руки у неё были связаны за спиной наручниками, на хорошеньком личике с точёными чертами были заметны кровоподтеки. Губа разбита, рассечена бровь, а фингал под глазом начал наливаться багровым. Когда её резко вздернули за плечи, так вскрикнула, перекрывая хруст выворачиваемых рук.— Тихо вы, идиоты! — привычно холодным тоном прикрикнул Евстигнеев на здоровенных амбалов, тащивщих её как мешок с картошкой. — Она мне живой нужна. Где вы её нашли?— В лесу. По камерам проверили — направлялась в сторону резиденции. Взяли возле ворот. В руках винтовка. Оружие и прочее снаряжение отобрали. Толкового при себе, была только рация. Говорить отказалась, требует адвоката, — отрапортовал один из них, швырнув девушку к его ногам. Евстигнеев рассмеялся, приближаясь к девушке.— Он тебе не поможет. У меня друзья в полиции. К тому же, кто тебе поверит, если в городе меня уважают? Ты здесь — никто. Запомни это, — он держал её за ворот куртки, в глазах плясали дьявольские огоньки. Он нащупал болевую точку у ключиц и с силой надавил на неё. Пленница тихо вскрикнула, вызвав у мучителя злорадный смешок. Охранники загоготали во весь голос, стремясь угодить хозяину. Бросив на них уничижающий взгляд, он отборсил её Фёдорову, стоящему рядом.— Волоките в допросную. И Тимарцева к ней. Пусть потрясёт хорошенько. А потом на меховую, — бросил напоследок Евстигнеев, не спеша удалившись. Позади доносились протестующие крики девушки и трехэтажный мат Фёдорова. Наконец, девушку уволокли в сторону подвальных помещений, оставив холл в тишине. Прогуливаясь по коридору второго этажа, он встретил помощницу. Женя явно куда-то спешила, но заметив в далеке высокую фигуру в тёмном деловом костюме, почтительно присела в реверансе. Иван требовал железного порядка в особняке. Все относились к нему с уважением, а за косые взгляды могли отправиться в одиночные камеры с шумоизоляцией, находящиеся там же в подвале. Никто не смел сделать лишний шаг без его разрешения — не то что в доме, во всем городе. Все бары, клубы, кафе, рестораны, меховая фабрика и половина кварталов города находились под его контролем. Мэр до дрожи боялся эту влиятельную фигуру на политической доске, тайно работавшую на российскую разведку. Но лишь немногие знали его настоящего. Женя была именно из этого числа. Он для неё — мягкие объятия, пока никто не видит, защита от психических нападок неуравновешенного Фёдорова, да и просто друг.Тем не менее, она очень боялась, что в порыве очередного гнева, когда его внутренний демон, его второе ?Я? выйдет наружу, порушит всё, что долго строил не без помощи Фёдорова и крепкой поддержки остальных, что он доберется и до неё, прирежет в собственной постели утром, и, списав всё на хлипкое душевное состояние помощницы, объявит о её ?самоубийстве?. Конечно, в полиции его отмажут, подделав все отпечатки и подтерев доказательства, но пока что такого не случилось.— Здравствуйте, Иван Игоревич, — девушка выпрямилась, сжав в руках кипу папок и едва не уронив телефон. Ваня поспешил помочь, забрав половину бумаг.— Привет. Куда собралась? — голубые глаза потеплели, вновь обретя столь редкостный для них яркий оттенок. — Книгу в зале забрать не забудь, — Муродшоева стыдливо отвернулась, стараясь скрыть покрасневшее лицо.— Привет. Я шла к Саше. Тот тре… просил отчетность по преступности за последний месяц в окраинах города. Я сказала, что ты не можешь зайти, и пообещала появиться в ближайший час, — нервным жестом Муродшоева оттянула ворот словно давящей чёрной рубашки, обнажив кусочек голой кожи, усыпанной синяками цвета космической синевы. По вмиг ожесточившимся глазам Евстигнеева помощница поняла — она только что совершила непростительную ошибку. Ваня жёстко подхватил её за руку, втаскивая её к себе в кабинет. Женя мелко задрожала, испугавшись. ?Эт-то не к добру?, прозвучал писклявый голос, будто из мультика, в голове.— Кто?! — спросил взбешённый до предела Евстигнеев. — Кто блять посмел это сделать?! — обычно сдержанно-вежливый, когда никто ему не досаждает, он превращался в настоящего монстра, стоило только кому-то посягнуть на важных для него людей. И на месть он точно не поскупится. Отомстит тонко и очень изощренно. Он предпочтет медленно, по кусочкам отрывать плоть от провинившегося, чтобы тот ?смаковал? боль. А у самого внутри где-то в отдаленном уголке души, где висит паутина и ползают огромные пауки-пороки, стонет и сжимается от страха светлая часть Евстигнеева, так любящая спасать котиков и обожающая кушать оладушки (пожалуй, это единственное качество, остававшееся неизменным). Ведь не просто так его псевдоним Rudeboy — поистине грубый палач, рукава пиджака которого по локоть измазаны в крови.— Это… никто, — быстро пролепетала Муродшоева, сжавшись в комочек от страха. Она знала, что если сдаст виновника, тому не поздоровится, но мысль о грозящем наказании страшила ещё больше. Вот она и металась между двух огней: местью от Тимарцева за увольнение с работы или жесткие пытки прислужников Вани.— Это Тимарцев, — осенённый догадкой, выдохнул Руд. — Скажи сразу — это он или нет? Обещаю со своей стороны не увольнять его. Ну, Жень, давай, не бойся. Просто скажи мне, кто это и я тебя отпущу по делам.— Это… — сдавленный всхлип. — Это… Саша Тимарцев.— Ну, вот и всё, чего было бояться? Я же тебя не съем. Я просто по душам поговорю, объясню правила поведения этому уебку! — Женя тихо взвизгнула, а Ваня вырвал у неё стопку бумаг и трусцой побежал в сторону кабинета очередного разведчика. Женя бежала, насколько позволяли шпильки, следом и умоляла не трогать его, выкрикивая, что она сама виновата. Впрочем, так было всегда. Для них это была стандартная ситуация: даже на операции Муродшоева в чёрном комбинезоне, стоя рядом с Евстигнеевым, умоляла его не трогать их. Но после последней операции она получила хорошую встряску от Фёдорова, так что теперь подобное больше не повторялось.*** Евстигнеев буквально ворвался в допросную. Точнее, туда, откуда просматривался сам процесс и велась запись. У монитора сидел Мирон, сосредоточенно наблюдающий за девушкой. Ваня швырнул папку на стол, присаживаясь рядом.— Ну, что там? — подрагивающим от злости голосом спросил он. Да, до Мирона тому безусловно далеко. Вон как хорошо тот умеет владеть и лицом, и голосом. Даже сейчас на лице не дрогнул ни один мускул, ни одна эмоция не подала даже смутного намека на присутствие.— Держится, ничего. Но всё-таки, кое-что удалось выудить. Её зовут Диана, она хотела убить тебя. Ты, конечно, понимаешь, как нам удалось это выяснить, — ответил Мирон, кивнув в сторону допросной. В просторном помещении находилось всего четыре человека: Саша, Марк, Эрик и девушка, которая теперь выглядела гораздо хуже с первой их встречи: её руки были окровавлены, а на лице не осталось живого места. Ваня довольно усмехнулся. Охра обожал ломать людей. Его демон любил слушать хруст внутреннего стержня, ему нравилось превращать их в безвольных, неспособных на противостояние кукол. У этой девушки начало её падению было положено. Решив растянуть кровожадное удовольствие, Ваня крикнул в микрофон:— Довольно с неё. Мне нужна живой. Отвезите её. Ресторатор, есть разговор. Из допросной вынесли потерявшую сознание девушку. На себе её несли Эрик и Марк. Тимарцев, хрустнув костяшками, вышел следом. Тот поздоровался уважительным кивком головы, заинтересованно глядя на Евстигнеева в ожидании вопросов. Иван едва сдержался, чтобы не сломать ему нос с одного удара. Выждав пару минут в попытке подавить закипающий гнев, он процедил:— Ко мне в кабинет. Быстро.— Хорошо, — заинтересованность сменилась удивлением с примесью злости. Саша уже догадывался, зачем тот позвал его и уже готовил кулаки.— Руд, — окликнул его Фёдоров, отвечая на удивленный взгляд. — Пистолет не забудь, — оружие блеснуло в воздухе, а Евстигнеев машинально поймал его в полете.— Спасибо, — развернувшись на каблуках, тот зашагал по лестнице, уводя Ресторатора за собой.*** Стоило дверям кабинета захлопнуться, а Евстигнееву опуститься в мягкое кресло, как в его глазах блеснули недобрые искры.— Информацию. Свои чертовы бумажки заберешь в подвале, — резко бросил он, глядя исподлобья. Саша Тимарцев швырнул папку с досье на стол. Евстигнеев только этого и ждал. Он вылетел из-за стола, с ходу подсекая Тимарцева. Тот не удержал равновесия и упал на пол, хорошенько приложившись головой об пол.— Никто! Слышишь, никто не смеет её трогать! Ты думал, я не узнаю, потому что Муродшоева и мухи не обидит? Хуй тебе! Никто не смеет трогать моих людей! — за словами последовал удар в лицо. Тимарцев повалил его, и оба покатились по полу — начальник полиции и главная шишка Петербурга. Правда, Тимарцеву в джинсах и кроссовках было удобнее, чем Евстигнееву в строгом деловом костюме.— Ты думал, все тебя будут слушаться, бегать на задних лапках? Хрен тебе! Да всех уже тошнит от твоих выходок! Никто твою задницу не будет прикрывать до бесконечности! Муродшоева тебя до дрожи боится! Ты загонял её до полусмерти! — три удара в лицо, один из них угодил в нос. На белую рубашку брызнули алые капли. Евстигнеев поднялся, поставив ногу на горло противника.— Никогда не думал, что ты такая тварь. Никуда ты не уйдешь. Ты же знаешь, чем это грозит, — выстрел и хрипы Тимарцева говорят сами за себя. Набрав номер Жени, Ваня попросил прислать в кабинет врача и отправить кого-нибудь следить за пойманной — пусть присматривают за ней до шести вечера. Намечается поход в театр. Ваня вышел из кабинета, разминувшись с врачами. На его рубашку продолжала капать кровь, запачкав ещё и пиджак. Пройдя чуть дальше по коридору, Евстигнеев хлопнул дверью апартаментов — четыре комнаты в викторианском стиле, ванная, небольшая гардеробная и туалет. Неспешно раздевшись по пояс, мужчина кинул одежду в корзину, прогуливаясь по спальне с голым торсом. В комнате объявилась Муродшоева с посеревшим лицом. Ворвалась она без стука, тут же стыдливо отвернувшись к стене.— Прости, не знала, что ты тут… — слово никак не шло на язык.— Ну конечно, помощниц ведь стучаться не учили, — рассмеялся Ваня, оборачиваясь. — Да ладно тебе, я же не страшный. Или страшный? — брови удивленно взметнулись вверх, на губах мелькнула улыбка.— Нет, просто… неловко как-то, — сумев расслабиться, Женя присела на краешек кровати, изучающе глядя на хозяина. Тот присел перед ней на колени, прижав её голову к груди. Помощница разревелась, оставляя соленые дорожки на татуированной груди… друга.— Успокойся, всё хорошо. Ну, подумаешь, немного пристрелил, — Женя в порыве злости слабо ткнула его кулаком в руку, вызвав у Вани улыбку.— Идиот, — ещё громче разревелась девушка, улыбаясь.— Ну хватит. Успокойся, всё хорошо, — он осторожно поцеловал Женю в макушку, мягко отстраняясь. — Давай, вперёд-вперёд, а то наша воинственная сбежит. И макияж поправь, а то как панда, — пошутил мужчина, получив подзатыльник от помощницы. Тихо закрыв дверь, она оставила хозяина в одиночестве. Евстигнеев вздохнул, поворачивая ручку гардеробной. После недолгого выбора, в его руках оказалась чёрная рубашка и пиджак. Взлохмаченные пепельные волосы наконец были приведены в порядок, а вот с носом Евстигнеев решил поторопиться, пока тот не застыл в своем неправильном положении. Он позвонил травматологу, предупреждая, что скоро будет. Ваня сидел в просторном лазарете. Помещение было полностью выкрашено в белый цвет. Раньше это была столовая, но после покупки помещение переоборудовали под лазарет. Восемь коек для самых обычных эксцессов, вроде поломанной руки или вывиха, либо выстрела, не грозящего реанимацией на три койки или, что ещё хуже — летальным исходом. Фарафонов сидел перед Ваней, сосредоточенно глядя на нос, примериваясь, чтобы вправить обратно. Хруст, шипение Евстигнеева — и кровь перестала идти, а нос вернулся в привычное состояние. Сухо поблагодарив, мужчина поспешно встал с койки, мазнув взглядом по потерявшему сознание Тимарцеву.*** Сидя в убранном после драки кабинете, Ваня просматривал досье, собранное на Диану. В графе ?работа? числилось ?разведчица Вячеслава Карелина?.— Вот сволочь! — зло выплюнул Евстигнеев, ударив кулаком по столу. По стеклу пошли мелкие трещинки. Взяв рацию, Евстигнеев потребовал усилить охрану — разведчица Карелина, как-никак. Фёдоров фыркнул в рацию.— Вот гадина двухметровая, — выругался он.— Фёдоров, Вы на работе, имейте совесть.— Да я на ней круглосуточно блять, — возмутился Мирон.— Попизди ещё мне тут, — пожурил его Евстигнеев, дав отбой. Через пару часов вернулась Муродшоева, отрапортовавшая о том, что Диана ведет себя неконфликтно, убить никого не пыталась. Похвалив, Евстигнеев отправил девушку отдыхать, пообещав зайти за ней через пару часов. Бегло просмотрев какие-то бумаги, Евстигнеев отправился на заслуженный отдых. До выхода оставалась всего пара часов, а он не сомкнул глаз в течении следующих сорока минут, прозябая за очередной компьютерной игрой. Это было единственной слабостью Евстигнеева, после дорогого алкоголя, разумеется. Зайдя наконец в спальню, он провалился в чуткий сон на оставшиеся полтора часа. Евстигнеева разбудила звонкая трель телефона. Это был будильник, настойчиво требующий немедленного пробуждения. Нехотя открыв глаза, Ваня обнаружил себя заснувшим прямо в костюме на неразобранной кровати. Едва дотянувшись рукой до этой зверской машины, Ваня отключил устройство, медленно поднимаясь. Ситуация была катастрофической: костюм, специально подготовленный для похода на балет, был безнадежно измят. Переодевшись, мужчина вышел в коридор, направляясь в сторону апартаментов Жени. Оттуда доносился приглушённый голос Фёдорова и отчётливо отдавался женин. Получив разрешение войти, мужчина застал их за оживленной беседой в гостиной.— Мирон, имей совесть, убирай за собой так, как это лежало, — не слишком деликатно отметил Евстигнеев, бросив билеты на журнальный столик возле дивана. Все были с загнутыми концами — верным признаком излишней нервозности Вани. Чуть помедлив, он галантно предложил руку Евгении. Муродшоева с лёгкостью оперлась на неё, ослепительно улыбнувшись. Мирон подал ей пальто, помогая одеться — погода была хмурая и холодная — словом, типичная для петербургской осени. Сам Фёдоров постарался одеться как подобает, однако полностью начальник безопасности отказаться от привычной одежды не смог: брюки сменились джинсами, а рубашку заменила черная футболка. На поясе висел пистолет, рация и прочие необходимые вещи. Женя была неотразима в чёрном пальто и серебристом платье до колен. На ногах молодой помощницы красовались замшевые сапоги на каблуках. Элегантная троица вышла из особняка, направляясь к затонированной машине сквозь моросящий дождь. Небо уже начало темнеть, от чего и без того унылые серые тучи стали ещё гуще. Водитель без лишних указаний завёл машину и выехал на пустынную серую трассу. Колеса неслышно шуршали по мокрому асфальту, заглушаемые музыкой из недавнего альбома КПСС. Ваня в бессилии ударил по панели, заставив пристуствующих вздрогнуть. В резиденции существовало негласное правило — никогда не обсуждать дела в нерабочей обстановке или в неподобающем месте. — Пожалуйста, не вздумай выкинуть что-то сверх меры в театре. Подумай, чем это грозит, — попытался предостеречь от неисправимых последствий Янович. Евстигнеев не слушал его, бездумно водя пальцем по бронированному стеклу машины. Дождь усилился, и теперь крупные капли сердито барабанили по стеклу, словно бы ругая хозяина за что-то. В душе Евстигнеев смутно чувствовал, что ни к чему хорошему этот выход не приведет. Лучше бы сидел дома и не высовывался. Так нет же, ему захотелось прекрасного. Прекрасное, напомнил он себе, это разбитое ебало Карелина и раскроенный череп Светло. Тогда в городе, очевидно, одной проблемой будет меньше.Транспорт остановился на парковке около оперного театра.— Приехали, — сообщил водитель, помогая Муродшоевой выйти из машины. Спереди выскочил Ваня, громко хлопнувший дверью, будто это был не дорогой Порше, а привычный ему БМВ с незакрывающейся дверцей. Он по привычке одернул и без того прекрасно сидящий на нём пиджак, и компания вошла в здание. От этого звёздного трио просто веяло дороговизной и успешностью. Молодые петербурженки хлопали глазками в сторону Вани, который вновь превратился в строгого и опасного бизнесмена, держащего город под своим контролем. То, что в свои солидные тридцать два Евстигнеев был завидным холостяком и, тем не менее, успешным, занимало умы многих богатых пешек Санкт-Петербурга. Большинство считали его прекрасной партией для дочерей, многие дамы и сами мечтали за него выйти. Но на всё отвечал отказом. Данная ситуация, определенно, претила Ивану. Как он сам объяснял в задушевных посиделках с бокалом хорошего вина, он просто ещё не встретил ту, от одного взгляда на которую ёкнет зачерствевшее, как позавчерашний кусок сдобы, сердце.В холле было много народа. Все разбились по группам, о чём-то беседуя в ожидании начала постановки. Некоторые пили шампанское или алкоголь. Кто-то просто стоял, наблюдая за остальными. Но стоило только им появиться среди разноцветной толпы в платьях и костюмах, как сразу стало тише, и добрых две сотни пар глаз устремились к ним. В воцарившейся тишине они проследовали к остальным. Позволив внутреннему демону немного здесь погромить, Евстигнеев уронил пару бокалов из рук стоявших здесь, готовясь на следующий же день получить о себе далеко не лестную статью в жёлтой прессе.В конце концов они неспешно, с некой величественностью взошли по ступеням туда, наверх, где на краешке лестницы на него тепло смотрели отец и мать. Мама в длинном платье, с клатчем в руках, затянутых бархатными перчатками, а отец в строгом костюме-тройке глядит на сына со смесью чувств: гордость, радость от встречи и едва заметный гнев, вызванный беспорядками, учинёнными им в своем же городе.— Привет, — Евстигнеев поздоровался коротким кивком головы, глядя в разочарованные мамины глаза, как бы объясняя: ?Прости, мам. Но я должен?. Отец вмиг напрягся, заметив под пиджаком угрожающий блеск черного корпуса. Руки сжались в кулаки, так что костяшки тонких и грубых пальцев побелели.— Привет, сын, — процедил он, протянув ладонь для рукопожатия. Ваня проигнорировал ладонь, сухо кивнув.— Рад вас видеть, — мужчина всё-таки позволил себе чуть приблизиться, чтобы обнять родных. За спиной матери стоял мужчина в чёрном костюме, держа наготове оружие. Прежде чем Фёдоров успел сгруппироваться и отбросить пару в сторону, Евстигнеев резко развернулся с матерью, загораживая её от подрагивающего дула пистолета. Короткий вскрик Евгении — и мать оказалась в руках Мирона, прикрывавшего её тело от пуль, нещадно летевших в их сторону. Ваня согнулся пополам от пронизывающе-жгучей боли в области ребер. Собравшись, он выпрямился, насколько позволяло стремительно расползающееся пятно на пиджаке, и, выхватив оружие, открыл огонь вслепую. Повсюду падали навзничь случайные фигуры, разглядеть главный объект стрельбы не удавалось сквозь застилающую глаза красную пелену. Он побежал вперёд, сквозь толпу людей, не обращая внимания на режущую боль в легких, его цель — расплывающаяся в красной пелене фигура киллера с красной нашивкой на рукаве. Тот отстреливался, сильно прихрамывая на правую ногу. Евстигнеев не без облегчения подметил это, в последний раз наводя дуло на цель. Прозвучал выстрел, но Евстигнеев уже не видел, медленно оседая посреди паникующей толпы. Над ним склонилось покрытое солёными дорожками лицо Жени, неразборчиво шепчущей и маленькими дрожащими ручками вводящей в вену обезболивающее. Евстигнеев провалился в небытие, погрузившись в темноту.*** В театре царил полный беспорядок, повсюду сновали люди, шла ожесточённая перестрелка. Врачи осторожно несли Евстигнеева, бледного, как смерть, прикрываемые людьми Ивана. Они прошли мимо тел. Фёдоров узнал в них родителей Вани. Те были на балконе второго этажа, когда Окси оставил их. Неестественно раскинутые руки и ноги говорили сами за себя. Рядом лежал мертвый Игорь Евстигнеев, с простреленной головой. Начальник охраны был уверен, что пристрелил их не кто иной, как Вячеслав Карелин. Он пару раз видел его, то поваленным Марком, то прикрываемый худощавым Светло. Фёдоров отчаянно не понимал, как такой худой и болезненно серый паренек мог стать главным начальником охраны. Он прикрылся пистолетом, взятым у Вани, который начал возвращаться в сознание и теперь стонал, слабо придерживаясь руками за грудную клетку.— Ничего, жить будешь, — горько усмехнулся Мирон, проломив череп уже приготовившемуся стрелять бойцу. Тот упал ничком на пол, не подавая ни единого признака жизни. Наконец носилки с бьющимся в адской агонии Ваню погрузили в машину. Муродшоева вопросительно взглянула на Фёдорова, ожидая каких-то пояснений. Бывшее фиалковым платье порвалось в нескольких местах, из глубокой ножевой раны на щеке струилась алая жидкость, но не это волновало её. Прямо перед ней лежал Ваня, от тонких рук которого тянулись трубочки бесчисленных капельниц. Она осторожно взяла его голову в руки, коснувшись сухими, адски горячими губами его прохладных губ. Тот немного дернулся, взяв её руку в свою.— Лежи, пожалуйста, — она всю дорогу держала его, словно он улетит, и ничего не останется от настоящего Вани, такого светлого и беззащитного, но такого строгого даже при смерти.— Спасибо, — прохрипел тот, отключаясь.- А… где…кха… родители? Мирон и Женя виновато переглянулись, отвернувшись. Не проронив ни слова, Фёдоров захлопнул двери, оставшись разгребать тот пиздец, который остался после нападения. Набрав скорую и позвонив полицейским, начальник отправился обратно, уже не надеясь застать там виновников произошедшего.*** Диану ввели в просторное тёмное помещение. Повсюду были клетки с маленькими хорьками, песцами и куницами. Они смотрели маленькими глазками-горошинами, не понимая, что через час-другой они умрут от руки этой молоденькой девушки. Диана сжалась: с неё слезла казавшаяся твердой и непробиваемой маска уверенности. Теперь её мелко трясло, руки, покрытые гематомами и синяками, отказывались шевелиться.— Давай, Майер. Приступай, — зло выплюнул Тимарцев, пихнув девушку. Едва удержавшись, она пошатнулась, крепко приложившись о железные прутья клетки с хорьками. Те всполошились, забегав в панике.— Не приближайся ко мне, — она ударила куда-то в солнечное сплетение, превозмогая адскую боль в руках. Особенно сильно болели татуированные пальцы правой руки, с выведенными на них буквами: ?PAIN?. Девушка знала, что делала, когда шла на службу к Карелину. А всё из-за отца, который где-то насолил в своем мелком бизнесе. И вот теперь ей приходится пахать на этой чёртовой фабрике и содрогаться от внутренних рыданий. Тимарцев перехватил руку, вывернув её. Послышался громкий крик, прерванный шипением по рации и сообщением от Марка.— Рестор, открой ворота. Быстрее, они подъехали, — рявкнул Марк. По голосу было ясно: тот был зол, причем предельно.— Понял. Отбой. Ну что, Майер, — пинок под дых. — Тебе сегодня повезло, можешь идти. А у меня дела. Если бы не ты, Евстигнеев сейчас бы не корчился в агонии от пули, которую ему услужливо всадил один из охранников Карелина. А ты — бездушная сволочь, — удар по носу. Вновь брызнула кровь, окропившая бетонный пол и запачкавшая армейские ботинки Саши. Тот вздернул её за руку. Этот момент был переломным. Внутри что-то треснуло — из стойкого оловянного солдатика получилась безвольная тряпичная кукла, слепо исполняющая приказания кукловода, умело дергающий её за тонкие ниточки-нервы. Подгоняемая страхом и жестким дулом ружья, девушка прошла в больничное крыло. Яркий свет ослепил глаза, Диана зажмурилась, отворачиваясь. Тимарцев ткнул в неё прохладным дулом, ударив между лопаток. Девушка упала лицом вниз, по пути ударившись о железную спинку кровати. Поднявшись, она села на койку. Рядом тут же объявился Геннадий, начиная вправлять нос. Она не чувствовала боли, её лицо было приковано к стеклянной двери напротив — некое подобие операционной. Врачи склонились над безжизненным телом господина, что-то напряженно обсуждая. Рядом стоял Мирон, напряженно наблюдая за ходом операции.— Что случилось? — осторожно полюбопытствовала пленница, заглядывая через плечо врача, дернув залепленным пластырем носом.— Хозяину ребра прострелили, а пулю хрен вытащищь. Второй час тут стоят, а он всё-таки не вечный, — как-то меланхолично вздохнул Гена, отступая.— Я могу помочь. Окончила медицинский, — сухо ответила Диана, робко поднимаясь. — Так, я могу помочь?Гена молча протянул ей халат, подводя к операционной. Фёдоров преградил путь, настороженно наблюдая за особой, собирающейся зайти.— Она хочет помочь. Майер окончила медицинский, ты должен был знать, — зло выплюнул Рикки, пропуская девушку внутрь.