5 (1/1)

Когда Александр закончил излагать свою стратегию, в царской палатке повисла тишина. Глаза его генералов были прикованы к глиняным фигуркам, представлявшим подразделения армии, разбросанным в хаотичном порядке на обширной карте. Все они признали план безумным, но, даже будучи опытными воинами, им нужно было время, чтобы вынести наиболее мудрый вердикт. Первым нарушил тишину Парменион.- Дерзко, как и всегда, Александр, - добродушно покачал головой вояка. – Но все же не исключай возможность напасть ночью, несмотря на то, что я сказал ранее. Это было бы более разумным выходом из ситуации, который может привести нас к победе.- Дерзко? Это безумие! – воскликнул Филота, чуть ухмыльнувшись.

Александр улыбнулся, и эта улыбка почти отразилась в его глазах. Этого не происходило со дня захвата Гефестиона.- Мне радостно, что Вы видите это, - сказал он с искренней благодарностью, его глаза сияли от восторга. Изучив карту еще минуту, Александр повернулся в другую сторону с нетерпением. Окружающие прекрасно знали, как ему неймется сидеть на месте и бездействовать. Также они знали, что уединение – неотъемлемая часть царя на данный момент, в которой он нуждается как в воздухе.- Александр, - торжественно начал Парменион. – Ты должен знать, что все мы очень сожалеем о том, что до сих пор нет известий о Гефестионе.Генералы бросили уничтожающие взгляды на Пармениона. Старик совсем лишился ума, чтобы напоминать Александру о Гефестионе перед самой битвой, погружать его вновь в ямы отчаяния, лишая рассудка? Александр скрыл боль, промелькнувшую в глазах при упоминании его имени, и добродушно улыбнулся, вновь надев маску. Но вечно быть скрытым никому не удавалось, а в обществе людей, которые знают его достаточно хорошо, прятать чувства было неимоверно сложно.- Парменион…, - предупреждающим тоном сказал Клит.- Нет, Клит, - быстро вставил Александр. Его лицо изменилось в долю секунды. Он повернулся к старому вояке:- Я рад, что ты поднял эту тему, верный Парменион. Все вы должны знать о том, что я чувствую перед предстоящей битвой.Он остановился на мгновение, чтобы привлечь внимание.- Завтра рядом с Вами не будет одной части меня, части моего сердца. Знайте это, потому что я скажу это лишь однажды. После битвы я изо всех сил постараюсь узнать, что сталось с Гефестионом. Но для этого нужно сначала выиграть её. И я могу выиграть её только тогда, когда мое сердце и разум находятся в нужном месте.Генералы дружно выразили свое одобрение. Они прекрасно видели, как сложно было Александру говорить эти слова.- Входит ли в твои планы, Александр, обмен семьи Дария на Гефестиона? – спросил Филота, осмелевший в миг чуть услышав ободрение царя на обсуждение данного вопроса.Вдруг Александр словно постарел на десять лет. Краска покинула его лицо, а в глазах появилось отчаяние. Посмотрев в его глаза сейчас, любой бы решил, что надежды на то, что Гефестион будет, как и раньше, стоять по правую руку царя, уже нет.- Да, если уж на то пойдет, - тихо молвил он.- Семья Дария дает нам большие возможности, - констатировал факт Парменион, не обращая внимания на разъяренные взгляды соратников.

- Это так, - признал Александр. – Но послезавтра этот вопрос будет неактуален. Потому что послезавтра Дарий будет побежден, и его семья будет в гораздо большей безопасности в армии македонцев!

Царь дал сигнал оруженосцу, который в тот же миг принялся разносить вино. Вопрос был закрыт.- Прекрасного праздника сегодня, господа. И советую хорошенько выспаться. Будем молиться о том, что Дарий оставит свое войско без сна этой ночью, ожидая удара от нас.- Выпьем! – воскликнул Птолемей, окружающие громко чокнулись кубками и опорожнили их, вкушая сладкое вино.За вином спала напряженность, и среди генералов пронесся вздох облегчения. Они знали, что будет завтра, и могли спать сном младенца. В тот вечер Александр засиделся допоздна, пребывая в размышлениях. Это был первый раз, когда перед важным витком событий в его жизни Гефестиона не было рядом. Когда его близкий друг был рядом, вместе они перебирали детали, спорили над теми ситуациями, которые Гефестион видел гораздо яснее. Сын Аминтора имел потрясающий талант добираться до сути вещей, раскладывать по полочкам свои знания. В последнее время он часто занимался самосовершенствованием, оттачивал свои дипломатические способности, чтобы порадовать царя. Александр стал более внимательно слушать его.Он знал, что был готов к бою, но внезапное желание обнять Гефестиона не давало ему покоя. Он нуждался в его присутствии, только пеллеец крепко спящий под левым боком мог успокоить его, заставить забыть о сне и о том, что нужно отдохнуть перед битвой, и любить всю ночь возлюбленного.Его рвало на части осознание того, что он даже не попрощался с Гефестионом как следует. Не было ни объятия, ни поцелуя, ни даже невинного касания. Ведь тогда Александр был уверен, что Гефестион вернется к вечеру, и они будут привычно обсуждать прошедший день, улыбаясь друг другу.Он попытался вспомнить в своей жизни те тяжелые моменты, когда Гефестиона не было рядом с ним. И страх начал расти в нем с удвоенной силой, стоило ему подумать, что, возможно, теперь ему суждено встретить все препятствия на своем пути в одиночку. Сейчас Александр тщательно продумал предстоящую ситуацию, просчитал все возможные ходы, как если бы это делал Гефестион. Но вряд ли это получится у него в будущем. В горле застыли непролитые за три недели слезы.

Он считал себя счастливчиком и был уверен в том, что персы будут повержены. Ему хотелось думать спокойно о судьбе Гефестиона.Погасив лампу, Александр пообещал Богам, что не оставит камня на камне пока не найдет Гефестиона.Победа и весь мир у колен не могли стоить так дорого.Тем временем в равнинах Гавгамел Бесс и несколько персидских генералов проходили последний осмотр перед предстоящей битвой. Царь приказал ожидать атаки македонцев этой ночью и ни на секунду не смыкать своих глаз.Бесс откланялся царю, намереваясь покинуть его, но остановился, увидев останавливающий жест повелителя.- Я слышал, македонец пытался сбежать, - начал Дарий без введения, когда они остались наедине.Бесс был подготовлен к этому вопросу.- Да, мой царь, это так, он убил трех воинов, когда пытался совершить побег. Но я предполагал его действия, поэтому разместил единицы воинов за пределами лагеря по возможным путям в лагерь Александра.Дарий кивнул.- Так понимаю, сейчас он находится под более строгим наблюдением?- Да, мой царь, - слишком резко ответил Бесс.- Хорошо, - сказал Дарий. Выражение его лица было нечитаемым. – Его судьба будет касаться меня, пока моя семья находится у Александра. Я хочу, чтобы ты помнил это, когда будешь наказывать его.-Я не причиню ему вреда, - с горечью в голосе сказал бактриец.- Я знаю это.- Но, мой царь, он заслуживает урока. – Глаза Бесса блестели.- Действительно, - согласился Дарий, пронзая собеседника взглядом. – В конце концов, моя жена умерла тогда, когда была в лагере Александра. Она не страдала лишь с его слов, всей истины я не знаю.Бесс испытующе смотрел на него и ждал нужных слов.- Завтра во время боя отряд проберется в лагерь Александра и возвратит мою семью в родные края. И только после того, как последний член моей семьи пересечет границу лагеря, македонец будет твоим. Я не дурак, Бесс! Я прекрасно видел то, как ты смотрел на него.Бесс не стал скрывать своего удовлетворения. Среди людей он был известен как зверь в постели. Рабы, побывавшие однажды в его руках, вовсе не испытывали удовольствия и были счастливы, становясь общественными шлюхами. Для них эта участь была гораздо привлекательнее ежедневного насилия. Иные же счастливчики умирали, не сумев вытерпеть всей боли.- Я не посмел бы, если бы я только знал… - начал бактриец.- Я все сказал! – властно приказал Дарий, заставляя Бесса умолкнуть. – У меня нет желания пресмыкаться перед Александром и есть крошки с его стола. Пока моя семья не находится в безопасности, македонец должен быть невредим, понимаешь?Бесс сухо поклонился и насупился как маленький ребенок, которого сначала поманили конфетой, а потом заставили прежде съесть суп.- Я понимаю, мой царь.Бесс держал путь к своему шатру, который находился на стороне бактрийцев. Он созвал своих офицеров и отдал приказ не смыкать глаз сегодняшней ночью. Под страхом смерти никакие напитки, кроме воды, не могли быть выданы воинам. Он еще раз рассмотрел особо опасные пункты завтрашней стратегии боя. Сторона бактрийских войск находится по левую руку от царя, а, значит, прямо напротив правого крыла македонского войска, где обычно находится Александр.Если быть честным, то Бесс невольно почувствовал уважение к Александру. Но любой дурак скажет, что одной смелости для победы недостаточно. И дело было вовсе не в том, что македонцев было в разы меньше персов, а в том, что персидское войско было гораздо лучше оборудовано.

После того, как заключительное совещание подошло к концу, Бесс легко поужинал в своем шатре, а потом решил пройтись по лагерю для последнего контроля. Он полагался на тех людей, которым отдавал приказы, но все же своим глазам он доверял в разы больше. Люди боялись его темперамента и видели, что случалось с теми, кто осмеливался перечить бактрийцу.Проверка показала, что ничего ужасного в лагере не творится, поэтому он развернулся и направился в тюрьму.

Открытая площадка была окружена широким рядом охраны, тогда как в середине её находилось всего два человека: Гефестион и мальчик-раб. Заключенные были раздеты и закованы в цепи, целый день им не давали вкусить даже воды. Солнце скользило по их телам, кое-где появлялись ожоги, и вздувались волдыри. Бесс приказал им не спать, поэтому, даже когда один из них упал в обморок от жары, пленника изо всех трясли за израненные плечи, пока тот не открыл глаза.

Они находились друг от друга на некотором расстоянии, на мальчика, судя по его внешнему виду, по несколько раз на дню совершались покушения. Бесс подумал, что разумно сохранить жизнь мальчишке чуть дольше, потому как строптивого македонца явно волновала судьба раба.

- Он не виноват, - утверждал Гефестион, когда его тащили обратно в лагерь. – Я принудил его к повиновению и взял с собой, чтобы он указал путь.- Я бы хотел верить, - степенно сказал Бесс. – Если бы не знал, кто этот мальчик. Я убил трех его братьев самостоятельно, они планировали восстание. Я держал его в качестве раба для удовольствий и показывал его, как пример мятежника-неудачника. И я отрезал ему язык. Он еще жив только потому, что мне его жалко, хоть он уже и весьма наскучил. У него есть много причин ненавидеть меня и помогать врагу.Удивление наполнило прозрачные глаза Гефестиона, которые были единственной не запыленной частью его тела.Слишком многое он узнал о своем маленьком друге в такое короткое время.- А знаете ли вы, что в наказание мне придется отрезать ему уши и нос?Гефестион скривился, озабоченно глядя на мальчика, который безжизненно валялся на песке. Видно, снова потерял сознание.- Пожалуйста, пощадите его.- Уже начал умолять?Взгляд Гефестиона полыхал пламенем, но голос его оказался на удивление тих и спокоен:- Для него – да. Делайте со мной все, что пожелаете, но прошу, пощадите его.- Как благородно, - с издевкой ухмыльнулся Бесс. – Но, к сожалению, этого недостаточно.Нет сомнений, что македонец чувствовал себя виноватым в этой ситуации и хотел спасти мальчишку любой ценой. Светлые глаза на мгновение закрылись, он будто взвешивал все возможные варианты и внезапно вновь уставил ясный взгляд на бактрийца.- Ваше предложение ещё действительно?Бактриец видел решимость в глазах мужчины и поражался, где только он смог найти внутри себя уверенность и смелость, когда силы его уже почти иссякли.

Еще не сломался, - подумал Бесс. – Пока не сломался.С техпор, как македонец попал в персидский лагерь, Бесс наблюдал за ним с растущим интересом. Сначала ему было просто интересно, но позже его начала непреодолимо тянуть к гордому воину. Желание сломать, подчинить его росло в душе бактрийца не по дням, а по часам. Все чаще и чаще ему виделось лицо македонца вместо лиц мальчиков ?легкого поведения?, хотелось, чтобы Гефестион был в его постели. Но он ведь будет сопротивляться и не упустит случая напасть на своего ?господина?. Бесс не мог рисковать собой.Оставалось лишь тяжко вздыхать о том, что не все сокровища мира имеют одного владельца.

Бактриец наклонился к заключенному и почувствовал запах пота и пыли, запекшейся коркой на теле Гефестиона.- Помнишь, я говорил, что вы будете умолять? Я был прав, не так ли?Выражение лица Гефестиона нельзя было прочесть, но он все еще не был повержен.- А помнишь, тогда я сказал, что делаю такие предложения лишь однажды?На этот раз ненависть начала заострять черты лица Гефестиона.- Вам, мой мальчик, больше нечего предложить, потому как больше у меня нет границ в своих действиях. Больше Дарий не оберегает вас.Он остановился, с удовольствием наблюдая растерянное выражение лица Гефестиона, полное отчаяния.- Но сегодня я чрезвычайно милосерден, к вашему счастью, - добавил Бесс как бы между прочим. – Поэтому сегодня я могу дать вам один шанс, и вы сможете сохранить жизнь вашему мальчику. Будете сопротивляться или же попытаетесь напасть – и мальчик умрет, медленно.

- Я понял, - выдохнул Гефестион и с усилием выпрямился, прижимая к себе трясущиеся от истощения руки.Улыбаясь, Бесс подал знак воинам и указал на македонца.- Очистите его и дайте ему что-нибудь поесть.Он повернулся к Гефестиону.- Буду ждать Вас.Меньше чем через час Гефестион появился в шатре Бесса. Его тело было очищено от грязи, а мокрые пряди волос лежали на плечах, оставляя влажные следы на богатой одежде. Даже со связанными руками македонец словно бросал вызов бактрийцу, глядя на него смело, дерзко.

Прекрасно, - уже потирал руки в мыслях Бесс.Жестом он подозвал охранников, которые толкнули Гефестиона к задней части шатра и закрепили его связанные руки на подвешенный крюк.

- Вы как упрямый конь, которого сложно сломать, - шепнул Бесс на ухо замершему мужчине. – Но, в конце концов, все они ломаются. Некоторым просто требуется времени больше, чем иным.Бесс отступил, чтобы разглядеть гибкое тело и с удовольствием отметил, как по золотистой коже бегут мурашки, а ноги слегка подкашиваются от дрожи.Руки Гефестиона были изогнуты под неудобным углом, и он был вынужден откинуть голову назад. Мокрые волосы расползлись по спине, прилипая к ней и формируя загадочные узоры. Вняв внутреннему желанию причинить боль, Бесс просунул руку за спину пленника, другой же начал поглаживать его плечи. Почувствовав нарастающее сопротивление, бактриец схватил его за подбородок.

- Сопротивляетесь Вы – мальчишка умирает.Гефестион в бессилии стиснул челюсти и коротко кивнул, позволяя мужчине трогать его.- Завтра утром я поеду в бой, зная, что смог подчинить Вас. И когда я сломаю и устану от Вас, только тогда я отправлю Вас к Александру. Пусть знает, какую цену он заплатил за жадность.Бесс схватил горсть волос Гефестиона и впился губами в основание шеи македонца, терзая чуть солоноватую кожу зубами. Тело македонца изогнулось от боли, но ни звука не вылетело из его рта.

- Как же Вы смелы, мой мальчик, - чуть напевая, сказал Бесс. – Не тратьте свою энергию. Сегодня Вы еще долго будете кричать перед тем, как я закончу.Гефестион зажмурился.Он бежал от боли, от мучений.Небо раскрылось перед его глазами, и Гефестион обнаружил себя лежащим на поле в окружении цветов. Светловолосая голова лежала на его груди, мерное дыхание было таким знакомым. Он невольно уткнулся в макушку, вспоминая родной запах. Он чувствовал дыхание на своей кожи, видел пульсирующую жилку на шее, дыхание жизни.Сейчас он был дома, он чувствовал это всем сердцем, все душой.- Ты первый и последний, - прошептал голос с бесконечной грустью, и Гефестион не был уверен, говорил ли это кто-то в его голове или же кто-то извне сказал это. Божество цеплялось за него, становясь частью Гефестиона, становясь родным и необходимым. Слезы от осознания того, что кто-то нуждается в тебе, слезы благодарности покатились из небесно-голубых глаз по щекам.

Внезапно ему захотелось поцеловать губы друга, но он не смог даже двинуться с места. Не хотелось ему нарушить ту идиллию, что была.Сломать момент, подобный этому, наверное, приравнивалось бы к страшному преступлению. Искушение увидеть лицо было невообразимым. Но Гефестион не был готов заплатить ту же цену, что когда-то заплатил Орфей, за смелость одного взгляда.Печаль окутала его. Гефестиону вовсе не хотелось возвращаться к боли, которую ему ?дарит? бактриец. Здесь он в безопасности, здесь он дома, здесь его никто не тронет, если только божество само не даст разрешение. Мышцышеи подчинялись ему неохотно, с трудом. Страх пронзил все его тело, стоило ему взглянуть вверх.Небо потемнело до тошнотворного фиолетового оттенка прежде, чем он смог понять свою ошибку. Тепло исчезло. Он вновь стоял один посреди темноты, холод пронзил все его тело.