2 (1/1)
Ну, по крайней мере, я узнал свое имя, - мрачно подумал Гефестион.Правда, даже его имя не смогло вернуть какие-нибудь воспоминания о прежней жизни.Говоривший с ним человек был переводчиком. Человек повыше не назвался и смотрел на Гефестиона взглядом, полным презрения, но, при этом, не лишенным интереса. Так смотрят на экзотическую зверушку. Гефестион с трудом поборол в себе желание начистить гордецу морду и повернулся к переводчику, с трудом узнавая знакомые слова и стараясь перевести их на более родной ему язык. К слову, понял он гораздо больше того, чем ему сказали. Гефестион всегда умел читать между строк.Перед ним стоял Великий Царь Дарий, чьим гостеприимством он наслаждался. Все же его начальное предположение о том, что он был пленником, оказалось верным. Вот только имя опять ничего не значит. Гефестион решил запомнить имя царя, храня его в одной ячейке с другим – ?Александр?. Он чувствует, что между этими людьми есть какая-то связь. Нужно лишь немного времени, чтобы она подтвердилась.Переводчик обратился к нему на корявом Греческом, перед этим принеся извинения Гефестиону за свои скудные познания в этом языке. С одной стороны, по тону переводчика Гефестион понял, что являлся желанным узником, слишком дорогим, чтобы сидеть в обычной темнице. С некоторым раздражением он задался вопросом – как он мог быть захваченным врагом живьем? Уязвленное самолюбие заиграло в нём с новой силой. Конечно, ему следовало смириться и ждать ответов на свои вопросы, но юная, нетерпеливая натура, совсем как у подростков, требовала ответов на свои вопросы сейчас и только сейчас! Думать о цене своего освобождения он совсем не хотел. Будучи ?желанным заключенным?, Гефестиона бы обменяли на что-то, что принесет большой урон одной стороне и преимущество другой.
Одновременно с речью переводчика Гефестион понял, что греческий не тот язык, на котором он привык разговаривать. Язык афинян был тем языком, на котором он говорил с детства, язык же, на котором он привык говорить сейчас, обладает гораздо более широким спектром слов, не подлежащих цензуре. Его сознание мыслило на другом языке, лениво перестраиваясь на греческий.
После того, как царственный владыка покинул его палатку, в течение несколькихчасов Гефестион пытался соединить те воспоминания, что мелькали в его голове яркими сценами. ?Александр? не давал ему покоя. Кто этот человек? Почему именно это имя он вспомнил быстрее своего собственного? Но, повторив имя вслух, в душе его не появилось ни теплоты, ни страха, ни волнения.Ранение головы. Он не мог понять, откуда ему это известно, но, видимо, в воспоминаниях прошлого у воинов после ранения в голову наблюдалась временная потеря памяти. Его собственная рана, вернее всего, была достаточно тяжела, чтобы из-за неё он падал в обмороки по несколько раз на дню. Но нужно быть терпеливым. Со временем все должно вернуться на круги своя.Только Гефестион знал, что у него почти не осталось времени. Сколько он еще сможет дурачить персидского царя, забыв то, что он должен был помнить? Персы надеялись получить от него ценную информацию, это было видно по их жадным глазам и загребущим рукам, которые иногда так прикасались к нему, как не подобает прикасаться к мужчине. Гефестион понимал, что не может вспомнить многое, и вскоре враги заметят помутнение его сознания. Тогда возможно его похитители пересмотрели бы его ценность с точки зрения обмена заложниками.На следующий день Гефестион, стиснув зубы от боли, стойко вытерпел муку мальчишки-раба, когда тот омывал его раны. Опухоль на голове почти прошла, теперь боль приходила к нему только в сновидениях. Он постоянно пребывал в напряжении. Отовсюду на него смотрели враждебные глаза. Слишком долго он пользовался благородностью персов. Аппетита как не бывало. Отодвинул от себя вазу с фруктами, которую ему настойчиво всучивал мальчишка.Юноша поднял глаза, полные беспокойства. Гефестион чуть ли не впервые за всё пребывание здесь пригляделся к мальчишке. Его присутствие казалось Гефестиону само разумеющимся, чтобы обратить на него внимание чуть больше пары секунд. Под напряженным взглядом голубых глаз на щеках мальчишки стал расползаться яркий румянец.- Я Гефестион, - указал себе в грудь и улыбнулся, стараясь быть любезным. – Как тебя зовут?Мальчик слышал его имя впервые, это было видно по удивлению, мелькнувшему в темных глазах и в следующую секунду сменившемуся на понимание. На губах уже было растянулась улыбка, пока дрожь не согнула колени. Юноша несчастно покачал головой и указал на свой рот.Он был немым. Гефестион вздохнул. Не удивительно, что всегда, когда мальчик был с ним, от него не исходило ни звука. Все же, несмотря на глухую печаль, Гефестион ободряюще улыбнулся и позволил мальчику помогать себе, одевать в восточные одежды. Ощущение укрытых тканью ног было непривычным, ведь раньше он носил другую одежду, короткую. Но в чужой монастырь нельзя прийти со своим уставом, а умирать Гефестион пока не собирался, чтобы просить у Великого Царя греческую броню, в которой он наверняка и был принесен сюда. Мальчик помог Гефестиону одеть длинную тунику, украшенную причудливыми узорами, и отошел в сторону.
Мысленно отметил то, что неплохо было бы узнать, где его одежда. Там может храниться немало секретов.Он не возражал, когда мальчик провел гребнем по спутавшимся волосам. Шелковистые волосы сбились в узлы после почти недельного расставания с ванной. Гефестион изо всех сил старался удержать в себе гримасы боли, когда гребень натыкался на болезненный узел. Шокировать мальчика своим перекошенным лицом ему совсем не хотелось.Но когда мальчик поднёс к его лицу кисточку и флягу, в которой находился темный порошок, Гефестион поднял бровь. Мальчик предложил ему прикрыть глаза. Гефестион хмуро покачал головой. Быть похожим на перса ему совсем не хотелось. Персидская одежда – это одно, но вот раскрашивать себя, подобно женщине, он не мог позволить.Мальчик отстранился и осмотрел Гефестиона критическим взглядом, стараясь найти что-нибудь, что могло вызвать неодобрение. Уже через пару секунд он робко улыбнулся и кивнул, показывая, что все хорошо. С тяжелым вздохом Гефестион посмотрел на порошок и молча закрыл глаза. Если уж это так необходимо…Мгновение спустя створка палатки открылась. Эскорт прибыл. Гефестион выпрямился и направился к выходу, к ответам на те вопросы, что успели скопиться в его голове за то время, пока он прожигал свою жизнь, лежа в постели.Ответы были тем, в чем Александр нуждался как в воздухе и чего не имел уже как три недели. Одно было очевидно: его друг, Гефестион, наверняка узнал удел тех заложников, которые были гораздо более ценны живыми, чем мертвыми. Рано или поздно Дарий выдвинет свои условия освобождения македонца, и Александр боялся даже предположить, какую цену запросит Персидский владыка.Но одна вещь была бесспорной: перед глазами всего мира, его армией и врагом он предстанет перед тем выбором, которого бы хотел избежать.Проходили недели, но Дарий так и не прислал своего посланника. Александр был абсолютно уверен, что персидские шпионы уже доложили ему о близости македонского царя с Гефестионом. Дарий непременно попросил бы в обмен на македонца своих захваченных воинов. Будь это просто обмен воинами, Александр бы ни за что не согласился. Словно меняться женщинами. Но это был Гефестион. Ради него он свернет горы, отдаст столько персидского люда, сколько запросит их царь.Но Дарий никаким образом не связывался с ним, что немало расстраивало Александра. Это могло означать только то, что он не хочет отдавать Гефестиона ему по неизвестной причине, или же Гефестион тяжело ранен или даже мертв, поэтому в торговле не было смысла.
Однажды его самообладание разрушилось. Александр в ярости бил дорогие вазы, стараясь справиться с гневом. Вовремя остановился, протянув руки к вазе, подаренной Гефестионом еще в отрочестве. Мужчина стиснул зубы и вышел из покоев, направляясь к Птолемею, который сейчас удостоится чести видеть разгневанного царя посреди ночи.
- Я решил, Птолемей. Мы продолжаем сражение. Теперь на Гавгамелах. Дарий этого только и хочет.Птолемей вздохнул. Это было очевидно. Равнина была приглажена персами, преимущество персидской стороны при сражении здесь было неоспоримым.- Утром я созову военный совет, - сказал, словно выплюнул, Александр, мечась по комнате. – ?Они превосходят нас в пять раз?, ?Это боевая арена Дария?, ?Пути назад нет?. Все они, мои полководцы, скажут это.- И они не будут так неправы, как ты думаешь, Александр, - мягко возразил Птолемей. – Большинство из них – великие генералы, они будут искать минусы в каждом твоем слове. И да, будут те, кто будет видеть целью этой битвы лишь возвращение Гефестиона. Но подумай, одобрил бы это Гефестион? Он не согласился бы на подобное безумие.На лице у Александра появилась гримаса боли.- У нас нет выбора. Живой он или мертвый на данный момент, я боюсь, он не может позаботиться даже о себе. Но я хотел поговорить с тобой не поэтому. Завтра, на совете, я выскажу все свои планы, не здесь. Сейчас я хочу выговориться кому-нибудь.Птолемей понял его. Александр нуждался в собеседнике, потому как его единственного спутника у него уже отняли.
- Я волнуюсь из-за недостатка новостей, - сказал Александр. – Мне не раз приходило в голову, что Гефестион уже мертв. Я не знаю, как буду жить без него. Есть много вещей, которые я обязан делать, но, если дело обстоит так и нужно бросить Гефестиона, я бы отказался от всего, от трона, приняв на себя гнев матери, от уважения и доверия, лишь бы видеть его глаза живыми и яркими, какими они были в Миезе.Глаза Александра были наполнены огнём, будто он воспроизводил в своей голове самые страшные догадки.- Я открою тебе тайну, Птолемей, - прошептал Александр. – Когда я был моложе, я молился Зевсу о Гефестионе, умолял богов, чтобы он умер передо мной.Я был не в силах, в случае моей ранней смерти, оставить Гефестиона с болью, которая будет терзать его всю оставшуюся жизнь. Нам обоим известно, что Гефестион из нас двоих – более сильный духом, он бы смог продолжить свою жизнь дальше, смирился бы с моей смертью. Он смог бы восстать из пепла подобно фениксу. Но я продолжал молиться Зевсу… И вот сейчас я не знаю, где он, как он, жив ли он, и меня охватывает страх небывалой силы. Что это, Птолемей, прошу, объясни мне?- Это безумие, Александр, - пораженно вздохнул Птолемей, всё ещё пребывая в недоумении после такой речи. Он старательно взвешивал слова, чтобы попытаться вытащить человека, стоящего перед ним, из пучины отчаяния. – К чему эти страдания? Вы слишком близко принимаете все к сердцу.Сказать нужные слова – это единственное, что Птолемей может сделать для единокровного брата.- Вы оба – взрослые мужчины. Вы видели большую часть этого мира. Не пора ли отказаться от призраков прошлого и жить настоящим? Мы должны вести бой в любом случае, потом и решим, что делать с Гефестионом. Вредить ему стали бы в любом случае, на то они и персы.
Александр печально кивнул.- Другого выхода нет, мы так и сделаем. Иногда мне кажется, будто я уже потерял его. Раньше мы могли ощущать состояние друг друга на расстоянии, сейчас же я не чувствую его. Все же если бы были другие времена, я бы отдал все, чтобы хоть раз увидеть вновь.
- Гефестион не хотел бы, чтобы ты сделал различный выбор с тем, что ты уже сделал, - степенно сказал Птолемей.Он видел агонию на лице Александра. Обычно ясные глаза были налиты кровью, сомнение ярким пятном выделялось в них. В последний раз Птолемей видел у него такой взгляд, когда умер Филипп.- Я знаю то, что Гефестион хотел бы, чтобы я сделал, - медленно, совсем тихо сказал Александр, смотря сквозь ткань палатки, вдаль, туда, где, возможно, персы заковали в оковы его друга. – Он никогда не думал о том, что его возненавидели бы, если бы я выбрал его, а не армию. Он боялся, что они возненавидят меня. Он не хотел бы, чтобы неправильное решение повлияло на наши мечты. Ради нашей мечты он был готов ко всему. Гефестион боялся, что, если наши мечты не станут реальностью, я изменюсь и потеряю волю к жизни. Поэтому он всегда хотел, чтобы я руководствовался лишь нашей мечтой, не обращая больше ни на что внимания.Птолемей вздохнул.- Я слышу тебя. Это действительно Гефестион. Он слишком любит тебя. Но скажи мне, что хочет сделать Александр?Александр сел на стул и яростно вцепился в собственные волосы, норовя вырвать их.- Разве ты не видишь, Птолемей? Больше нет Александра. Нет личности, есть общий разум, который обязан думать об армии, войне, государстве. Это поедает меня, и я буду посвящен в это дело до конца своих дней, несмотря на то, скольким любимым мне людям я причиню боль. Александр-Человек не важен. Александр-Царь – вот, перед кем преклоняется мир. У царя не может быть любви, не может быть души.