Пролог (1/1)

В Темнолесье мы загостились куда больше, чем рассчитывали до этого. Гертруда оказалась права: яд окулла вытравился ещё не до конца. Мне снова пришлось терпеть малоприятное лечение Софии, но это, право, были мелочи по сравнению тем, что белая колдунья была здесь, рядом со мной.Редкие, торопливые встречи — вот и всё, что выпадало на нашу долю уже многие годы. Конечно, мы уже провели какое-то время рядом, но оно оказалось по понятным причинам несколько испорчено ожиданием надвигавшегося конца света. По сравнению с тем, что миру больше не грозили адские врата, открывшиеся посреди континента, всё было мелочью: и яд, и новая великая эпидемия юстирского пота.Во всяком случае, так казалось из Темнолесья. Хорошо рассуждать об юстирском поте, сидя в гостях у иных существ, которых нимало не трогает судьба человечества, а куда более осязаемой проблемой является наглый боздухан, упившийся светлячкового вина, но сейчас всё должно было измениться. Файрвард отнёс нас обратно, в мир людей, их войн, болезней, стычек, распрей, смертей и чувств.До Роттфорда, небольшого городка на побережье, оставалось около получаса пути. Уже сегодня — стояло раннее утро — мы с Гертрудой расстанемся снова. Она отправится в Риапано, как посол Братства и племянница Папы. Я — в Арденау. Павел уже дважды намекал мне на то, что многие хотели бы увидеть моё лицо в Совете, и мне постепенно самому стало казаться, что на этот раз от почётной, но весьма обременительной должности магистра мне не отвертеться. Я успел смириться с этой мыслью и даже как-то внутренне обосновать её для себя: в конце концов, Братство лишилось очень многих. Потери, видимо, были настолько велики, что многие магистры были готовы закрыть глаза на мою репутацию человека, склонного весьма вольно трактовать законы и временами игнорировать приказы.Возможно, я окажусь на своём месте? Впрочем, об этом я особенно не думал. Моя жизнь принадлежала Братству, мне с детства внушили цель: уничтожать тёмные души и делать всё для того, чтобы облегчить эту задачу своим братьям и сёстрам.Мы шли в молчании, держась за руки.— Помнишь, мы улетали с того поля, где стояло Пугало? — Гертруда рискнула нарушить тишину.— Да. Почему ты вспомнила об этом?Она пожала плечами:— Трудно забыть обо всём, что случилось. Ивойя оказался повержен благодаря тому, что ты подобрал однажды двух странных спутников: душу мёртвого священника и тёмного одушевлённого с дурным чувством юмора.Она поправила на руке кольцо из кости ругару, которое некогда вырезало Пугало, а я подарил ей. Это заставило меня вспомнить о том, что наша свадьба, увы, состоится ещё не скоро. Если состоится вообще: с тем, что сейчас творилось в мире. Мы ещё не заходили в ?Фабьен Клеменз?, но Гертруда получала вести с материка, и ничего хорошего среди них не было. Болезнь замедлилась с наступлением осени, в этом году она не доберётся до северных земель, но на следующий год она дойдёт даже до Арденау. Стражи не болеют, но далеко не все будут этим довольны. Человеческая зависть порой гораздо более смертельна, чем юстирский пот.— Мы ведь так ничего и не знали, до последнего момента, — она снова прервала поток моих мыслей, ставших весьма печальными. — Наши знания об одушевлённых... они утеряны.— Они остались в ордене Праведности.Гертруда жёстко улыбнулась:— Не думаю, что они станут делиться с нами. Даже сейчас. Но дело не только в этом. Мы слишком мало знаем и о душах. Нас слишком мало для того, чтобы изучать их.— Нас станет больше.— Или не останется вовсе. Я знаю, что ты тоже думаешь об этом. Нам не страшен юстирский пот, Людвиг, но он может забрать детей, в которых едва начал пробуждаться дар. Кто придёт нам на смену? У стражей редко бывают собственные дети: мы живём в дороге, постоянно сражаемся с душами, слишком часто гибнем даже для того, чтобы завести семью. Я едва вспомню несколько случаев с тех пор, как мы ушли из Прогансу, тогда всё было совсем иначе.— Давай не будем думать об этом сейчас? — мне не хотелось проводить последние часы рядом с ней в мрачных раздумьях о судьбах Братства. — Всё может сложиться совершенно не так, как мы ожидаем.— Чудес не бывает, Людвиг, — горько улыбнулась она, но всё же не стала продолжать разговор. Было странно, даже немного забавно слышать о невозможности чудес от ведьмы, но я понимал, о чём она ведёт речь. Колдуны могут лечить лихорадку и заражение, летать по небу и метать молнии, но им не под силу остановить болезнь.Можете назвать меня богохульником, но я не был уверен, что на это был бы способен и сам Господь.***Пятнадцатью годами ранее, граница Фирвальдена и ЛезербергаПриграничный городок лежал в руинах. Клаус-Мария фон Зибель, командующий третьей Фирвальденской армии, недовольно морщился. Слишком сильно они здесь задержались, зря измотали солдат: проклятый городишко не захотел открыть ворота. Если бы лезербержцы были более покладистыми — кто знает, возможно, большая их часть осталась бы в живых, а сейчас генерал не испытывал особого желания останавливать и собственных солдат, и кантонских наёмников.Тела валялись повсюду: мужчины, женщины, дети. Кто-то ещё стонал, их рубили палашами или добивали кинжалами. Пахло дымом и горелым мясом, как всегда пахнет после боя и пожара.— Завтра мы выступаем. Провизии не хватит на пропитание армии даже на несколько дней. Сообщите полковникам, — рублено бросил он адъютанту и направил лошадь к ратуше.Кому-то всё же повезло — или не очень — оказаться в плену. Клаус-Мария краем уха слушал доклад офицера в изрубленной кирасе и с обмотанной какой-то грязной тряпицей головой, которому выпала обязанность охранять пленных.— Вы желаете допросить кого-то из них?— Ни к чему, — генерал равнодушно дёрнул плечом. Он быстро оглядел пленных: несколько наспех вооружённых горожан, рыдающая девушка в разорванном платье, трясущийся купец, а чуть поодаль от всех — невысокий человек в форме офицера городской стражи.— Есть ли среди них благородные? Можно ли за кого-то взять выкуп?— Не думаю, — подчинённый с сожалением покачал головой.— Тогда казнить всех. Нам ни к чему лишние рты.Генерал снова тронул лошадь, намереваясь подъехать к ратуше. Следовало взглянуть на бумаги, не было ли среди них армейской документации, каких-либо сведений о противнике? Скрежещущий, глухой, почти замогильный голос заставил его обернуться.— Вы убили мою жену и сына.Пленный офицер городской стражи поднял голову; прежде он сидел, скорчившись, спрятав лицо в ладонях. Клаус-Мария мимоходом отметил для себя, что пленный смугл и черноволос — редкость среди жителей Лезерберга. Глаза у него были большие и тёмные, сейчас почти чёрные, похожие на провалы, из которых медленно наползало сумасшествие.Война многих лишает рассудка. Недостаточно стойкие души не выдерживают смертей, крови, ранений, потерь.— Это война, — равнодушно ответил генерал.— Это бойня! — задушенно прохрипели ему в спину, но Клаус-Мария даже не обернулся.Впрочем, он ненадолго выглянул из окна позже, когда на площадь перед ратушей вынесли колоду, которая должна была служить плахой, а плечистый алебардщик, согласившийся исполнить роль палача, осматривал лезвие своего оружия: не затупилось ли?Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то гордо молчал перед смертью. Ничего особенного, и генерал было пожалел, что отвлёкся от обеда, но тут произошло нечто, что заставило его похолодеть.Алебарда опустилась на последнюю шею, голова отделилась от тела, брызнула кровь. Труп свалился мешком наземь, голова покатилась прочь, но в то же время человек — или его тень? — остался стоять на коленях возле пропитанного кровью тяжёлого куска дерева.Не сразу Клаус-Мария осознал, в чём дело. Это случалось с ним не так уж часто, обычно он редко замечал души, лишь какой-то отблеск краем глаза, серебристое мерцание, которому не стоило уделять внимание, но сейчас всё было иначе. Он чётко видел серую тень, очертания человеческой фигуры и полные ненависти горящие огни на том месте, где ещё недавно были глаза.Душа была тёмной.Генерал против воли попятился от окна, за которым в следующее мгновение раздался душераздирающий вопль, переросший в сдавленное бульканье.Клаус-Мария побежал прочь, вниз по лестнице. На первом этаже он столкнулся с Петером, стражем.— Там...— Я слышу! — отрезал тот и ускорил бег, на ходу доставая кинжал. Клаус-Мария предпочёл переждать в здании. Он не был трусом и не считал своё поведение слабостью: разве он мог чем-то помочь?Петер вернулся нескоро, откидывая со лба начинающие седеть волосы.— Он сбежал.— Вы дурно выполняете свою работу, — генерал нахмурился, но на стража это не произвело ровным счётом никакого впечатления.— Со всеми случаются промашки. Следите лучше за тем, чтобы эта душа не нашла вас.— Почему именно меня?— Он уже убил палача, а теперь наверняка жаждет вашей смерти. Знаете, как появляются тёмные души, генерал фон Зибель? Они жаждут отомстить.— Это очевидно. Пожалуй, мне стоит держаться поближе к вам, — Клаус-Мария всё же не сдержал нервного смешка. — Увы, я могу только заметить опасность.— Есть... ритуалы, которые, возможно, помогут вам удержать душу на расстоянии. Она умна и может ускользнуть от моих братьев. Конечно, завтра я ещё раз проверю окрестности, но не думаю, что мне улыбнётся удача.Клаус-Мария нервно дёрнул плечом и снова удалился к бумагам. Почти все он за ненадобностью побросал в огонь, но всё же успел заметить на одном пожелтевшем пергаментном листе имя, которое против воли засело у него в памяти ещё надолго.?Мориц фон Нуарвилль, капитан городской стражи?.