6 (1/1)

Когда Адам спускает курок, мир почему-то не останавливается. Никакого замедления, никакой резкой тишины. Человек напротив неловко вскидывает руки и тряпичной куклой падает на пыльную землю. Просто падает. Земная твердь не разверзлась, небеса не послали карающую молнию. Адам только что убил человека, а на него даже никто не смотрит.Это началось сегодня ночью. Они знали, что отстают, и не останавливались, пока не добрались через пустошь до заброшенного поселения с деревянными домами точь-в-точь как в Старом мире. Одна из команд устроила здесь лагерь, и Брэд предложил обойти его по периметру, чтобы заночевать в каком-нибудь гроте на склоне примыкающего к пустоши хребта. Пройти незаметно им не удалось: вероятно, игроки решили, что их хотят окружить, и атаковали первыми.В последний раз Адам дрался лет в двенадцать, и в руках у него тогда был школьный планшет. Поэтому, когда утром, после вылазки Брэда и Барри на оружейный склад, выяснилось, что Адам единственный умеет стрелять и что ему в таком случае достанется пистолет, он действительно рассмеялся. Серьёзно, какое ?умеет?, он всего пару раз побывал на стрельбище: отец решил, что их семья в зоне риска для разных ?асоциальных личностей? и что Адам должен уметь защищаться. Оказалось, из всей компании такие навыки есть только у него и у разбирающегося в охоте Барри, но у Барри повреждено плечо. И, кажется, все трое были рады сбагрить ему единственное огнестрельное оружие. А Адам до последнего верил, что оно им не понадобится.Игроки не перекинулись ни словом: драка началась сама по себе, как будто так и должно быть, как будто пару дней назад они не были частью цивилизации, в которой запрещено убивать людей. Они просто увидели друг друга и сцепились, молча, сосредоточенно, не обдумывая. В темноте лица почти нельзя было рассмотреть, и это значительно облегчало задачу. Не думать, просто делать, что требуется.И вот сейчас перед Адамом лежит труп (впрочем, в реальности труп сейчас лежит в игровом зале), ещё одного игрока секунду назад вырубил Брэд, а двое других так же молча подрываются и убегают из поселения в сторону хребта. Адам целится одному из них в спину: нельзя дать им оторваться.— Адам…Он оглядывается на Нила и наконец понимает.Рука с пистолетом опускается. Кажется, его бьёт озноб.— Что с этим? — это голос Брэда, но Адам смотрит перед собой.— Давай его туда, — слышны шаги Барри. — И надо связать.— У Нила верёвки.— У меня жгуты, лучше посмотреть их вещи.— Там вроде сумки у костра.— Я схожу.Какое-то время Адам стоит неподвижно, затем отходит к пустому сараю, убирает пистолет в задний карман и опирается двумя руками на невысокое ограждение.А потом его выворачивает.Кто-то берёт его под руку — кажется, это Брэд, но Адам ничего не видит. ?Пойдём сядем?, ?всё о'кей, всё закончилось?, ?на, выпей? — отдельные реплики, которые он не может расшифровать, будто это иностранный язык. От воды легче не становится, ещё не затухший костёр не может согреть ледяные руки. А по небу уже расползаются сизые трещины, и все четверо знают, что это значит.Их команда идёт последней, в этом нет никаких сомнений. Но, возможно, те двое сбежавших тоже больше не числятся над полосой рейтинга: третий мёртв, а четвёртый не догонит их самостоятельно. Значит, выбирать будут между этими двумя командами.На первом уровне Игры одну из отстающих команд должны удалить с поля. И в ближайшие пару минут кто-то из неудачливых тормозов-потеряшек сойдёт с дистанции. — Восемь добровольцев ночью отличились:четверо отстали, четверо раскрылись, трое не способны бегать дальше в тире,пятеро других не в себе отныне. Что же будем делать с этим глупым сбродом,что за кусок хлеба променял свободу?Адам помнит Арбитра с детства: бесформенная голографическая клякса с писклявым злодейским голосом, мешанина форм и звуков. В школьных сценках ТГП (Торжества Государственного Правосудия, или, как повелось в народе, ?Тебе, Гондопляс, Пиздец?) у всех мятежников, асоциалов и прочих отрицательных персонажей всегда был подобный надрывный фальцет или его попытки. Но вряд ли кому-нибудь из зрителей ТГП от этого хотелось выйти и проблеваться. А от Арбитра хочется. Когда он смеётся, — а он всегда смеётся, — кажется, что кто-то царапает доску ногтями. От этого скрежета вздрагивают все. Адам чувствует, как Нила рядом с ним крупно передёргивает и он случайно задевает его плечом. А Брэд (или Барри?) матерится себе под нос.И в ту же секунду толстый хвост исполинской ящерицы, возникшей из ниоткуда, впечатывает его в землю с глухим ударом.Первое, о чём думает Адам, это то, что Брэд (или всё-таки Барри?) вряд ли что-то почувствовал. Его, вероятно, вырубило ещё до соприкосновения с твёрдой почвой, от самого удара. Но сломанных костей теперь не соберёшь.Второе: Арбитр — то ещё дерьмо. Принимаемую им форму не отличишь от настоящей. Мягкая кошачья шерсть будет мягкой кошачьей шерстью. Нога трёхтонного динозавра? Ею. И это нелогичное, иррациональное нечто происходит прямо перед ними (вокруг них?), а не в голове у Адама, в кои-то веки.— Двое на двое теперь,чтобы честно было,Вы нам правду на вопрос…— Ты захлопнешь рыло! — Нил бросается на помощь лежащему без движения Брэду, но опаздывает.Барри опережает его — и попадает под огромную зелёную лапу, которая прижимает его к земле. Пока только прижимает, но может раздавить в любую минуту.Нил с глухим рыком пятится.— Всю ночь будешь стихи читать?!В юности Адам позволял себе думать, что Арбитр — живой человек (ну или когда-то был им), а стихи, которыми он говорит, — это форма протеста, которую не смогли подавить, код для тех, кто догадается и поймёт. Как шифрованная музыка, как подпольные концерты. Но глядя на Арбитра сейчас, он понимает: это не протест и не код, а обычный плевок в лицо. Мол, посмотрите, куда вас приведёт ваш жалкий протест. Посмотрите, какими вы станете.Адам стреляет в Арбитра, чем бы он ни был, — просто чтобы отвлечь его от остальных. Стоило бы считать пули: возможно, Адам успеет застрелиться до того, как очередная звероподобная форма решит проверить, что у него внутри.— Да задавай уже свои сраные вопросы, сукин ты сын! — ревёт он.Люди в Игре не важны — важны их образы, их истории, их грехи. Сюжет должен затягивать, и распорядители знают, как вытащить на поверхность то, что никто не должен был знать.— Маленький мальчик купил попугая,долго тот жил, никому не мешая,но другой мальчик выбил окно, был попугай, больше нету его!— Это я, — Адам старается звучать твёрдо. — Мы играли в футбол, и я разбил окно в комнате Брэда. Осколки попали в клетку. Птица съела стекло и подавилась. Вторым мальчиком был я.Что ж, это не самое страшное, что про него могли рассказать. Но всё равно мерзко.— Грязный засранец украл чемодан,думал продать — не заметят обман,а в чемодане был порножурнал.Много мальчишка навоображал!Адам видит, как Нил трёт губы тыльной стороной ладони, чтобы унять дрожь. Действительно, в чём ещё могли обвинить человека из Нижнего города, как не в воровстве. А мастурбация — боже, Нил настолько безгрешен, что больше обнародовать было нечего?Просто пусть ответит. Выплюнет эти воспоминания и пойдёт дальше. Потому что дальше может быть хуже.— Я не крал этот сраный чемодан! — кричит Нил, когда наконец может разомкнуть челюсть. — Не крал, слышишь? Он просто валялся на этой свалке, никому нахрен не нужный! Я взял то, что никому не принадлежало. Думал, внутри что-то ценное. Моей семье нужно что-то жрать! Это что, преступление?Щёки у Нила горят, и, кажется, Арбитр нащупал что-то куда более личное.Преступление здесь не кража. Преступление — то, на кого Нил смотрел, передёргивая.— Значит, не хочешь признаться ты сам, что не пойдёшь ты по женским следам,что не посмотришь ты женщине вслед, ведь привлекательней будет сосед.С другом своим, что с тобою в Игре,ты, расскажи, разделил бы свой грех?Пока Нил не кинулся на Арбитра, на его когти и жвала, Адам закрывает глаза, зажимает ладонями уши, делает глубокий вдох — и поёт.— Не станет мир таким,Как мне хотелось,И если я чужой,Не в этом ценность.Просто напомнить себе, что всё это нереально, и позволить своему голосу звучать громче, чем всё вокруг. С чудовищем это иногда срабатывало.Мерзкий скрежет Арбитра становится громче, но это неважно. Вообще ничего не важно.— Но всё, что я могу,Тебе я сберегу,И знай: ещё есть шанс.И знай: всегда есть шанс.Он слышит — или, скорее, чувствует — внезапно свалившуюся на них тишину.Ждёт несколько секунд, пытается не дрожать. Думает, что если он умер, то, что ж, это было не больно. Затем наконец убирает ладони от ушей и открывает глаза.Вокруг ночь. Деревянные дома, притухший, но ещё тлеющий костёр. Рядом Нил, мертвенно бледный, но живой, уже опускается на землю рядом с Брэдом. Барри с трудом, но поднимается сам. А Адам по-прежнему стоит без движения.Арбитр ушёл. Ушёл, не забрав их с собой.Парень, которого они вырубили и связали несколько минут назад, наверняка уже мёртв — его команда выбыла из игры. А их четвёрка осталась.Кажется, что, как только Адам сдвинется с места, реальность обязательно рассыпется.Он делает шаг — и вселенная всё ещё на месте.