Часть 7 (1/2)
Эрик никому не говорил о его приступах. Он надеялся, что все пройдёт само. Он не знал, когда это будет снова. Сначала сердце сжимает ледяная корка, потом резко все тело сковывает холод и пронзает ледяная колющая боль прямо в сердце. Никто не узнает его тайну, и даже души не смогут выдать его.
Собирая невинные души, жнец одним взмахом пилы подписался не только на муки совести, от которых спасала цель, но и разделил в каком-то смысле боль этих людей, нося в груди бьющиеся в муках внутри души.
Глаза моргают, и снова он там. Развалины оперы, застывшие, булькающие от крови хрипы среди обломков, или же громкие предсмертные крики, огонь, лужи крови, шевеление пальцев ребёнка из под окрашенной кровью части стены, — всё это слилось в одной секунде. И плёнки. Куча плёнок, стремящихся в рухнувший потолок, от которых он с трудом уворачивается. Души бьются в груди вместе с ритмом сердца, но это не страшно. Цель совсем близко, ещё немного, чуть-чуть.Страшно и смешно смотреть как за ним, за опасным преступником охотятся сразу и свои, и враги. В гуще событий ничего не понять, и только Алан продолжает прикрывать его даже в этом кремовом платье. Единственное живое среди всей этой суматохи. Но даже от этого паренька, его малыша, пахнет смертью. Совсем скоро и он станет жертвой своих желаний. Что ж, приходится бросить что-то эффектное в ответ и схватить его, приставить окровавленный клинок к тонкой шее.
Он последний раз поворачивается, выскакивая из руин. Под ногами скрипит о камни стекло. Щеку саднит - все же задело по касательной. Пусть позади погоня, и в глазах тех, с кем был так долго, лишь жгучая ненависть — он не сдастся. Ни душам, ни демону, ни его коллегам. Ни даже тебе, Алан. Он не имеет право сдаться. Он сбежит, затаится в этом болезненно жёлтом городе под серым небом, ожидая новую жертву. Пусть боль в груди станет ещё сильнее - он стерпит. Алан терпит и ему с каждым разом все хуже,?песчинки в его часах падают водопадом вниз, унося надежду за собой. И он обязательно принесёт ему эти души. И спасёт. Пусть даже во сне. Сон... Нет! Он не спрячется, как шакал.
И если это всё сон, то...
Эрик улыбается, отчаянно и наивно, практически плача. Клинок режет тонкие вены на шее лёгким движением. Крик и мёртвое тело мальчишки оседает в руках. В тиши раздаётся громкий и сумасшедший смех, надрываясь на высокой ноте. Нож без осечки влетает в сердце, глухо разрезая плоть. Дворецкий опоздал всего на миг. На чёртов миг!
Рот наполняет привкус крови. Окрик. В глазах темнеет, но рука, испачканная в крови, успевает обхватить тонкую ладонь в белой перчатке.
Соединение рук бьёт током. Вскрик – и цель достигнута. Души, скрепленные кровавой клятвой и грехом одного, и пленка, неотнятая до конца, пожимают друг друга, пожирают друг друга, освобождая. Глаза резко снова закрывает чёрный шёлк.
***Прошёл день, прошла неделя, месяц, ещё парочка. Грелль ничего не слышал о Слингби ни в отделе, ни где бы то ни было ещё. Про проклятого жнеца все забыли, как и забыли про историю Джека Потрошителя ранее. Очередное табу для разговоров. Да и зачем ворошить прошлое? Каждый до одури дорожил тем, что имеет. Зачем кому-то проблемы? Черную кляксу с листа соскрябали ножиком, сдув лишний порошок. Твёрдая рука снова взялась за перо, продолжая писать свои постулаты. Все всё забыли и пошли чётким шагом вперёд к вечности.
На улице осень сменилась зимой. Белые хлопья сыпались с неба, укрывая грязный позор улиц, жертвуя ради святых праздников своей чистотой. Тонкий ледок на лужах окреп на радость малышни, уже достающей коньки и тёплые, хоть и рваные башмаки. Когда говоришь о зиме, лучше не вспоминать о морозных ночах, добавляющихся к голодному желудку.
Сатклифф с мороза мчался по улице, не замечая как в лицо бьёт мягкий снег, как он оседает мелкими капельками на щеки. Он мчался вперёд, выделяясь среди людей своим алым плащом и заводной улыбкой, мчался вперёд, в тихую улочку, чтобы телепортироваться ко входу в департамент. С утра игривый настрой помогал косить души, окрашивая и жертв, и снег в любимый кровавый цвет.
Вспышка, и вот уже сапожки на каблучке процокали по каменной плитке, взбежали на одном дыхании по покрытой чёрным ковром кафельной плитке сразу пару пролётов, чтобы быстро открыть дверь.
— Доброе утро! Ронни! Не спим!