Часть вторая. Глава 5. (1/1)

Катана… Холод стали, шероховатость ручки, удобно ложащейся в ладонь. Приятные ощущения. Ощущения, связанные с первыми словами, первым криком, родившимся после долгого молчания… И запах гвоздичного масла, будоражащий воображение сквозь года. Эта катана, лежащая в пыли хранилища, не пахнет совсем. Но во Дворце Воспоминаний, в покоях леди Мурасаки есть комната, отведенная под алтарь, каким Ганнибал запомнил его в замке Шато, где по-прежнему находятся доспехи грозного самурая, перед которыми курятся благовония, и стоит букет свежих цветов среди которых всегда можно найти бутон татарской астры. А ещё в этой комнате перед доспехами лежит голова. Это отрубленная, уродливая голова мясника Поля. Ганнибал иногда подолгу сидит перед ней, держа в руках тот самый меч, которым мясник был обезглавлен. Легкая сталь звенит от малейшего прикосновения. Смешение ароматов цветов и гниения приятно щекочет ноздри. Первое убийство. Первое жертвоприношение. Первое запретное удовольствие.Ганнибал закрывает глаза. Потом будут и другие убийства, другие жертвоприношения, другие удовольствия. Но это первое, оставит в воспоминаниях самый яркий, самый неизгладимый свет.Уходя от Дворцовых покоев и ощущая себя в музейной комнате с низкими потолками, Ганнибал любовно погладил рукоять катаны и развернул перед собою длинный манускрипт. Ганнибал работает в национальном музее Киото уже очень долго, непозволительно долго для человека, который нигде не задерживается. Здесь его держит надежда. Надежда на то, что однажды он осмелится и нанесет визит одной даме, что решила встретить свой закат в этом городе. Это метание между желанием и его воплощением стоило Ганнибалу уже не одну бессонную ночь, наполненную запахами апельсина и терпких духов. Но каждое утро разум брал верх над чувствами. Адрес, столь бережно хранимый в зале адресов, так и не был использован. Почему он не хотел Её видеть? Он боялся не того, что образ, пронесенный им через года, смутится от вида старухи, коей она без сомнения стала. Нет. Он боялся не увидеть в её глазах прощения, ласковости, всего того, что она дарила ему давным-давно. Это было больно осознавать. Запах апельсина жег глаза и смущал сердце. Прощаясь, леди сказала, что он уже потерял способность любить. Сейчас Ганнибал с ней бы поспорил, но вряд ли доказал обратное. Её он любил по-прежнему. Но возвращаясь мыслями к далекому году своей юности, он снова бы выбрал тот путь, который привел его к сегодняшнему дню.Апельсин падает в воду.—?Ганнибал, это ты?Он не отзывается, а молча стоит в углу. Сегодня он пришел без цветов. Он как обычно известил леди о своём приходе, но в остальном он полностью нарушил те негласные правила, что зародились в их по меньшей мере странных отношениях. Виной тому было то, что он совершил несколько часов назад. Это было и чудовищно, и прекрасно одновременно. Его руки и одежда все ещё хранили на себе следы дыма и крови, а глаза странно блестели. Несколько недель тому назад Ганнибал ввел себе в вену амитал натрия в надежде понять то, что мучило его каждую ночь, но получил довольно страшный ответ. Воспоминания нахлынули чудовищной волной, срывая с берегов тот Дворец, который выстроил в своей голове семнадцатилетний мальчишка. Мир рухнул, залитый кровью. Юнец, в спешке накинув на себя плащ, выскочил на улицу прямо под ледяной осенний дождь. Поездка в Дом страха (как для себя называл Ганнибал охотничий домик) была делом решенным. Старый поезд, дребезжа и болтаясь на поворотах, нес молодого коммуниста Ганнибала Лектера, написавшего в редакцию студенческой газеты статью о своей замечательной жизни в советском приюте. Студенческий совет не смог отказать бывшему и раскаявшемуся в своих классовых заблуждениях дворянину в желании посетить Литву.Развалины охотничьего домика напоминали наполовину разложившийся труп великана. Сгоревшие черные стропила уткнулись в небо, словно силясь проткнуть его. Бродя по останкам мертвого дома, Ганнибал испытывал странные рваные ощущения. Он вспомнил произошедшее с ним в далеком сорок пятом острее, чем тогда, когда вводил себе амитал натрия. Эти воспоминания, как и полусгнившие стены, были более чем реальны, их можно было трогать, видеть, слышать запах тлена. Так что убеждать себя, что все произошедшее было плодом воображения, не представлялось возможным, и отказаться от этих воспоминаний было нельзя. В этом пристанище смерти он нашел солдатские медальоны мародеров. Словно сама судьба давала ему шанс отомстить.Первым стал Дортлих?— мелкая шавка из команды Грутаса. Произошло это случайно. Лектер не искал Дортлиха специально, но оказалось, что Дортлих, после войны прибившийся к советским властям в надежде, что под защитой милицейского мундира его не станут искать, сам внимательно отслеживал все передвижения Лектера по территории Литвы.Неизвестно, что рассудило их встречу, но, занесший над головой Лектера дубинку Дортлих, этой же дубиной оказался и оглушен.Очнулся он уже привязанный к дереву близ того самого злосчастного домика и по трусости своей в надежде, что ему сохранят жизнь, выдал Лектеру всех остальных членов группировки. Ганнибал убивал его молча с ледяным спокойствием, наслаждаясь каждым мгновением. Дортлих же орал и извивался, крепко привязанный к дереву, в то время как Ганнибал аккуратно срезал с его лица щеки и готовил их на углях импровизированного костра прямо перед ним. Отведать плоти бывшего мародёра мстящий студент правда так и не решился, хотя увиденное возбудило в нём странное чувство голода.И вот теперь возбужденный и бледный, пропахший лесом, гарью и кровью юный граф последний в роду Лектер стоял перед леди Мурасаки, сжимая в руке столь страшный подарок?— четыре солдатских медальона выполненных из нержавейки. Один из медальонов был сломан пополам.—?Я нашел их,?— сказал он голосом тихим и страшным.Леди подошла к нему. От неё пахнуло духами и свежестью.—?Ганнибал, если можешь остановись сейчас. Отдай эти жетоны инспектору Попилю. Не бери грех на свою душу. Это убьёт тебя.Он промолчал в ответ, а тётя ласковым движением руки коснулась до его щеки.—?Я буду с тобой всегда, только уйди с тропы войны и присоединись ко мне на мосту грёз.На губах Ганнибала вспыхнули красные розы страсти. О, если бы он мог забыть тот вечер, когда случайно увидел леди Мурасаки обнаженной в воде бани офуро. Забыть её первый поцелуй, который она подарила ему ещё в приюте. Забыть её запах, её прикосновение к нему, когда она просила его вернуться в её комнату, после того как он порезал палец, составляя икебану.Медальоны упали на пол, гулко звеня. На пол упали и плащ и рубашка. Вода была набрана в ванную, и апельсин был брошен в воду. Леди Мурасаки распахнула кимоно, и он увидел всю прелесть её тела. Маленькие округлые груди с розовыми сосками, напоминающие водяные лилии. Он жадно приник к ним губами. Но поравнявшись с леди лицом к лицу и заглянув в её черные глаза, он почувствовал страх. Её страх, но не её желание. Он целовал её похожие на вишни губы, но они не трепетали под его губами. Она была ласкова с ним, вежлива с ним, но не более. Он любил её до самых потаенных глубин своей выжженной души. Он жил этой любовью. Он был благодарен ей за эту чудесную подаренную ему весну сердца. Она вернула его в мир полный красок, но она не любила его той любовью, какой женщина любит своего избранника. Ужаленный этими мыслями, Ганнибал отстранился было от лица той, о которой грезил все эти годы, но леди снова обхватила его лицо руками и, что-то жарко шепча на японском языке, увлекла его за собой в пучину страстей.Проснулся Ганнибал в её постели. Он встал рывком и первым делом отправился искать то, что выронил вчера из рук.Тётя появилась на пороге комнаты одетая в легкое кимоно, готовое соскользнуть с плеча по первому мановению руки, но он стоял посреди комнаты сжимая в руке злосчастные медальоны.—?Я никогда не забуду этой ночи, леди Мурасаки. Я не забуду всего того, что вы совершили для меня,?— сказал Ганнибал по-японски. —?Но моя душа и душа Миши будут спокойны только после того, как я отомщу всем тем, кто забрал наши с Мишой души.В глазах леди он заметил слезы.—?Поступай как знаешь. Наши пути теперь расходятся,?— ответила она ему с прохладой в голосе также по японски и развернулась. Теперь же седой и умудренный жизнью, ладонью, что с годами стала более широкой, Ганнибал Лектер, сидя в историческом музее Киото, поглаживал клинок, принадлежавший высокопородному японскому самураю. Может быть сентиментальность приходит с годами? Раньше Ганнибалу не взбрело бы в голову приобрести в свою коллекцию катану. Однако в Японии сделать это совершенно не представлялось возможным. Японцы так рьяно охраняли своё историческое достояние, что даже на черном рынке нельзя было приобрести меч надлежащего качества. Но как ни странно это было возможно сделать на черном рынке в Европе, в частности в Праге, которая носила негласный статус столицы незаконных продаж. В Японии можно было заказать себе меч у мастера, и меч этот стоил бы целого состояния и к тому же не обладал бы историей, а Ганнибал грезил именно о старом самурайском мече, закаленном в боях и имеющим свой дух. Катана рода леди Мурасаки. Ганнибал отдал бы всё на свете, чтобы вновь взять её в руки. Ощутить шероховатость оплетенной кожей ската рукояти, услышать приятный легкий звон острейшего металла, ощутить запах гвоздичного масла. Но нет. Ту катану, как и самурайские доспехи, леди Мурасаки забрала с собой. Ганнибал отчасти надеялся, что каким-то образом эти доспехи смогут оказаться в музее Киото, но видимо леди предпочла оставить их для себя. На протяжении многих месяцев он систематически день за днем искал последнее пристанище леди Мурасаки, но, когда нашел его, понял, что не в силах вновь увидеть её взгляд.Она навсегда останется призраком, воспоминанием в его комнатах, прекрасным и нежным воплощением его грез.Закончив дела по каталогу, Ганнибал подал прошение об отставке. Его давно мучила жажда крови, но убивать на этой земле он не хотел. Таким было его почтение к женщине, подарившей ему первую ночь.