Глава III (1/1)

?Вдалью? оказалась деревушка, смутно напоминавшая тот городок, в котором должна была состояться казнь, и который спалил дотла дракон. Вероятно, там, куда занесло Гилберта (чем бы это ?там? ни было) было принято строить подобным образом.Вечерело. Гилберт прикинул, что идти от облюбованной стоянки до незнакомой деревушки было не так уж и далеко, но времени пришлось потратить изрядно: сам он идти быстро не мог, и Хадвар был вынужден под него подстраиваться. К тому же, посередине пути на них попытались напасть два потрепанных оголодалых волка. Бедолаг, конечно, в полтора меча порезали на ленточки, но пришлось повозиться.К воротам и Гилберт, и Хадвар подходили взмыленными, усталыми и перепачканными волчьей кровью. Вояка-в-красном, как наиболее бодрый из них двоих, почесал к какому-то дому неподалеку от ворот. Дом, кажется, принадлежал кузнецу. И похоже, если верить металлическому звону, хозяин был дома. Гилберт немного простоял в воротах, но увидев, что его спутник о чем-то оживленно говорил с кузнецом, дошагал до того дома, во дворе которого они беседовали, и привалился к какому-то столбу, дожидаясь конца разговора.Вояка-в-красном трепался с кузнецом около четверти часа, и рыцарь, привалившись к своему столбу, почти задремал. Было бы не ?почти?, если бы Хадвар, договорив, не подошел к нему и не бухнул бы ему на плечо руку. Гилберт пошатнулся?— нельзя так с полуспящим человеком! —?и ответил своему спутнику взглядом, преисполненным негодования. Взгляд был воспринят правильно: на него вояка-в-красном, ответил миролюбивой улыбкой и размашистым кивком в сторону двери дома кузнеца. Сам кузнец, поймав на себе удивленный и даже настороженный взгляд рыцаря, тоже как-то странно заулыбался и несколько раз кивнул.Пока Гилберт пребывал в прострации и искренне пытался понять, чем руководствовались люди, согласившиеся его приютить, и что ему за это когда-нибудь потом будет, Хадвар несколько раз толкнул рыцаря и пару раз развернул в нужном направлении, решив, что свои важные размышления, какими бы они ни были, тот вполне бы смог продолжить уже и внутри.***?— Хадвар! —?взвизгнула Дорти, восьмилетняя дочь кузнеца, кузина Хадвара, кидаясь бравому вояке на шею. —?Долго же тебя не было! А обещал выбить себе увольнение на прошлые праздники,?— надулась она,?— обманщик!Сигрид, жена кузнеца Алвора, приветливо улыбнулась, увидев вошедшего и величаво прошествовала к очагу, прихватив с собой тарелку поглубже: нужны были ему ее объятья, как же! Когда это мужик с дороги нуждался в глупостях и нежностях больше, нежели в миске горячей похлебки??— Давай к столу, у меня как раз подоспел суп. Не канителься.?— Ой, Хадвар,?— пискнула Дорти,?— а это с тобой кто?Сигрид, уже наклонившаяся к котелку, снова подняла голову.?— О Девятеро! Кто это, Хадвар? Вы почему оба в крови? Что случилось?Хадвар вздохнул и приготовился было соврать что-то мало мальски правдоподобное и успокаивающее, почти смешное?— зачем пугать добрую женщину? —?но его раздрагоценный дядя Алвор сдал племянничка с потрохами раньше, чем тот успел раскрыть рот.?— На Хелген напал дракон,?— издалека начал с чувством, с толком, с расстановкой рассказывать Алвор. Сигрид ахнула. Дорти не то испуганно, не то радостно пискнула?— кто их, этих детей, разберет? —?Там ведь, знаете, должны были казнить Ульфрика Буревестника. В Хелген сам генерал Туллий приехал?— событие-то чрезвычайной важности,?— распинался кузнец.Сигрид, предчувствуя, что говорить ее муж будет долго и не вполне по делу, вздохнула?— символически, для порядка?— кивнула свалившимся на голову, как летний снег, гостям на стол и наполнила две миски похлебкой.?— А если ближе к делу, что случилось? —?украдкой шепнула она племяннику.Хадвар потупился, неопределенно пожал плечами и так же шепотом осторожно ответил:?— Да то, в общем, и случилось. Прилетел дракон, пожег Хелген, пленники и Ульфрик разбежались. Мне, этому юнцу, Ралофу и еще одному парню удалось скрыться в крепости и сбежать. Пока бежали, приходилось драться то с нашими же, то с Братьями Бури, то со всякими тварями, которые развелись в пещерах под крепостью… Пока шли к вам, нарвались на волков. Кровь на нас, к слову, их. Так что все, в сущности, в порядке,?— заверил Хадвар,?— со мной так уж точно. А парнишка этот еще в крепости был какой-то потрепанный?— Ралоф сказал, с башни сверзился, бедолага… Но мы зелья в него залили, так что он вполне на ногах. Так, надышался дымом от костра, в котором пару собачьих корней по ошибке сожгли, да и только…Сигрид нахмурилась. Заинтересованно кивнула не на шутку разошедшемуся супругу, уже вторую минуту изображавшему дракона в ярости, и критически осмотрела своего племянничка и его попутчика. Попутчик был бледен, насторожен и дышал так напряженно и осторожно, словно воровал воздух. Хадвар храбрился и хорохорился, делал вид, что он, мол, мощный, крупный и долетел, но Сигрид-то видела, что правую икру он пристроил поближе к краю стола, лишив Дорти, любительницу поразмахивать ногами, возможности случайно ее задеть, что на плече красовалась глубокая рваная неопрятная рана, очень грубо и неумело зашитая, стыдливо прикрытая броней.?— Как поешь, спустись вниз,?— сухо велела Сигрид,?— я тебя подлатаю.***?— ЛЕЖАТЬ! —?гаркнули на Гилберта.Тот послушно вжался в выделенную ему койку, устланную шкурами. Что означало пресловутое ?ЛЕЖАТЬ!? догадаться было не так уж и сложно: во-первых, его недвусмысленно опрокинули легким движением поразительно волевой?— для чудного-то ребенка женского полу?— рукой на постель, во-вторых, значение нового словца услужливо подсказала добродушная лохматая псина, вытянувшаяся на полу по струночке, поджавшая уши, и преданно ждавшая дальнейших указаний.Надо признать, к такому Гилберта жизнь все-таки не готовила.Положа руку на сердце, ситуации, в которых бы он оказывался без оружия, круглым дураком без денег, которых у него сроду не было в принципе, и без какого-никакого, а все же имущества, Гилберт себе представлял четко и красочно. Его скудной фантазии хватало и на то, что нищим дураком его могло?— как нечего делать! —?занести и куда-нибудь за моря, где бы все говорили на адском подобии латыни. В далеком детстве он воображал себя бесстрашным рыцарем, сражающим в неравном бою дракона…Но, Господи, Боже ж ты мой, того, что он будет до дрожащих коленок бояться девицы лет на десять помладше него, Гилберт не мог представить даже в самом страшном сне.Женщина, которая влила в них с Хадваром тарелки по три какого-то странного и незнакомого, но безусловно вкусного супа, сначала усадила Гилберта на какую-то лавку, потом на нее же уложила, и все это время что-то там где-то трогала, тыкала и общупывала, не забывая строить недовольную мину, хмурить густые брови и поцокивать языком. Потом она шепнула пару слов своей, видимо, дочери и шустро спустилась куда-то там вниз.Дочерь, крепкая девчонка лет восьми, плотоядно ухмыльнулась и, демонстрируя замашки будущего великого полководца, зычно гаркнула на Гилберта какое-то: ?Пройдись!??— рыцарь аж присел от неожиданности. Ну в самом-то деле, обычно девочки ее лет мечтали про ?в замуж? и вышивали гладью?— эта же, ну точь-в-точь ее маменька, свела к переносице пышные светлые брови, посуровела и повторила что-то там про ?пройдись?. Минут пять ушло на то, чтобы втолковать Гилберту, что от него требовалось и выяснить опытным путем, что лучше всего, как ни крути, рыцарь понимал именно жесты.Потом, когда смысл ?пройдись? таки был донесен до сознания рыцаря, девочка уделила особое внимание его некогда отломленному к чертовой бабушке бедру, заявила, что так де ?не пойдет?, указала пальцем на кровать, заваленную шкурами, и пригвоздила к ней едва успевшего сесть Гилберта.Потом на него наорали. Про ?лежать?, в смысле. Потом ему перетянули ребра и ногу бинтами так, что дышать и шевелиться стало невозможно на уровне самой идеи. А еще потом стали как-то трепетно и ласково наглаживать по волосам.Гилберт, ей-богу, не представляя, что об этом думать, и, чувствуя, как он потихоньку съезжал с катушек, даже понастольгировал о жилье под началом Алвина. Барон был та еще скотина, да и орали на Гилберта в поместье Алвина будь здоров, но там хотя бы только орали, и это было хотя бы понятно. А тут рыцаря зачем-то бессовестно вводили в состояние когнитивного диссонанса, чего ни за самим бароном, но за его прихвостнями никогда не водилось.Не сумев придумать ничего лучше, Гилберт вдруг вспомнил, что день-то давно уже близился к завершению, и с позором завалился спать.Того, как ушлая девчонка, всласть наигравшись с его волосами, натянула на уснувшего Гилберта одеяло-шкуру по самые уши, рыцарь уже не увидел.***Наутро Гилберт чувствовал себя поразительно больным, немощным и разбитым. Существенно хуже, честно говоря, чем накануне. Почему так получалось из раза в раз, рыцарь не знал и даже предположить боялся.Тело не слушалось и вообще казалось каким-то чужим и далеким. Не потому, что Гилберт его не чувствовал?— чувствовал, и еще как, иначе откуда бы взяться всей этой боли? —?но приходилось прикладывать ощутимые усилия, чтобы телом этим управлять. Мускулы отказывались отзываться, ощущалась неимоверная, противная до тошноты слабость, кружилась голова, мешали нормально дышать почти уже сросшиеся ребра, болели те кости, которые пришлось ломать заново?— видать добрались до Гилберта некие добрые люди, пока он дрых?— ныло бедро, протестовала натруженная вчера рука.С трудом Гилберт смог разлепить глаза. Над ним нависала та самая девчонка, которая орала про ?лежать? и ?пройдись?, теперь почему-то хмурясь, покусывая губу и демонстрируя четыре пальца.Это, надо полагать, означало, что Гилберт изволил проспать четыре дня. Что же, это объясняло и слабость, и головокружение, а заодно означало, что избавиться от этих двух неприятных симптомов можно будет, всего-то лишь немного походив, и, поев за все четыре пропущенных дня.Девчонка?— словно мысли прочитала?— притащила целую миску какого-то неопознанного горячего супа. Гилберт попытался было присесть, но резковато с непривычки дернулся, о чем немедленно отозвались больные ребра и о чем живо просигналили поплывшие перед глазами черные пятна. Девочка ойкнула, спешно поставила миску и помогла Гилберту сесть.?— Голова кружится? —?сочувственно спросила она.Гилберт вопросительно нахмурился. Девочка хлопнула себя по лбу и указала себе на голову, повторив первое слово своего вопроса, и пару раз нарисовала в воздухе кружок пальцем, повторив слово второе.Гилберт кивнул.?— Да,?— неуверенно сказал он, припоминая, что именно это слово ему в прошлый раз объяснили кивком. И добавил,?— да, кружится.***Следующие несколько дней Дорти старательно учила Гилберта языку. Гилберт демонстрировал прилежание и сам, но все-таки девочка относилась к идее обучения рыцаря с куда большим энтузиазмом, чем он сам?— кажется, ей в принципе нравилось кого-то чему-то учить, но до сих пор у Дорти не было возможности разгуляться.В ход шло все, что только можно было использовать: Дорти рисовала картинки, объясняла жестами, указывала на людей и предметы пальцем, а один раз даже привлекла к учебному процессу свою собаку.Гилберт старательно все записывал угольком на подвернувшиеся под руку клочки бумаги и пергамента. Местная письменность ему, конечно, была незнакома и недоступна, поэтому рыцарь писал по-английски, так как ему казалось, он лучше зафиксирует чудное местное произношение.За четыре дня Гилберт выучил?— если и не неизусть, чтобы любое слово взять из головы, так точно знал, где ему подсмотреть?— названия всех частей тела, тех, по крайней мере, которые можно было увидеть, научился считать до ста, но так и не уловил принцип построения чисел, смог провести аналогии между названиями местных растений и названиями ему привычными, узнал, как назывались некоторые из предметов утвари и вся мебель, какая была только в доме кузнеца, выучился называть людей не по именам, а через ?ты?, ?он?, ?она?, ?они?, худо-бедно мог объяснить, что был голоден, хотел пить, собирался спать, неважно себя чувствовал. Гилберт освоил всякие ?да?, ?нет?, слова, обозначавшие движение и неподвижность (именно для этого и понадобилась собака), попытался вникнуть в семейные связи, но увяз намертво.Больше всего рыцарь гордился тем, что Дорти смогла ему втолковать про ?мое?, ?твое?, ?дай? и ?понимать?, а так же что выудил из речи девочки словцо, обозначавшее ?быть?, ?являться?, ?существовать?, которое Дорти регулярно использовала, разговаривая с родителями и Хадваром, и почти всегда игнорировала, обращаясь к нему. Слово Гилберта заинтересовало, и он попытался выяснить, что оно значило. Дорти насупилась?— объяснять на пальцах что-то там про ?существовать? и ?являться? казалось ей попросту невозможным?— долго ходила кругами вокруг да около, перебрав весь скудный словарный запас Гилберта. Объяснить, как следовало, она не объяснила, но растерялась настолько, что перестала упускать странное словцо в своей речи. Рыцарю показалось, что девочка использовала это слово примерно так же, как он сам свое родное английское ?to be?, о чем Гилберт тут же ляпнул?— ну, как уж мог?— вслух.Дорти английским ?to be? чрезвычайно заинтересовалась, попросила, чтобы Гилберт ей про него рассказал. Рыцарь, как и его учительница, тоже долго ходил кругами, ругался, что-то пытался рисовать, но не слишком результативно. Дорти подхватывала его жалкие попытки что-то объяснить, и начинала пересказывать, используя все подручное, как его поняла, и что имела ввиду сама. На пятом часу дискуссии, стало очевидно, что оба они имели ввиду действительно одно и то же слово?— очень вовремя, потому как и Дорти, и Гилберт к этому моменту сорвали голоса, и были вынуждены объясняться сиплым шепотом.Найденное соответствие английского ?to be? и местного ?быть?, ?являться?, ?существовать? (так же использовавшегося как ?это?) стало толчком к тому, чтобы Дорти пристала к Гилберту с просьбой научить ее его языку. Рыцарь не на шутку удивился, но отказываться не стал: девочка и вправду много для него сделала, к тому же ему учить кого-то английскому (в пределах тех аналогий, которые он знал, разумеется) было гораздо проще, чем этому кому-то втолковывать рыцарю премудрости местного языка: у Гилберта же был словарь, который Дорти благополучно законспектировала под диктовку?— разобрать чудовищный почерк своего ученика, да еще и не похожий на те буквы, к которым привыкла она сама, девочка оказалась не в силах.***Спустя неделю, Хадвар и Гилберт отправились в путь снова: бравому вояке надо было куда-то там по каким-то своим делам, и он любезно предложил захватить рыцаря с собой.Сигрид собрала обоим с собой по увесистому мешку всяческой снеди, Дорти обоих вдохновенно тискала минут этак по пять каждого, если не больше, Алвор выдал Гилберту одежку вместо того рубища, которое на него напялили перед тем, как усадить в повозку, и справил рыцарю меч. Как ковался меч?— история отдельная, ведь кузнецу припекло спросить Гилберта, каким мечом ему орудовать удобнее. Благодаря этому рыцарь выучил два новых слова: ?одноручный? и ?двуручный? и решительно отмел оба варианта. Гилберт долго пытался понять, как же сказать ?полтора? на этом их кошмарном языке?— на этом фоне он даже освоил слово ?между?; еще больше времени потребовалось на то, чтобы трансформировать ?полтора? в ?полуторник?, и объяснить, что это было за чудо-то такое. Дорти изо всех сил мешала, пытаясь быть полезной, и, взяв на себя обязанности интерпретатора.Гилберт в очередной раз спросил себя, чем думали эти люди, так приняв его и так о нем позаботившиеся. Они сделали для него куда больше, чем некогда Алвин, но, в отличие от барона, кажется, вовсе не собирались записывать рыцаря в свои вечные должники.И Гилберт этого не понимал. Совсем. Едва оказавшись здесь, он не ждал от жизни ничего хорошего. Оно и понятно: его ни за что собирались казнить, его чуть не сожрал дракон… Из огня его вытащил один из пленных, и Гилберт, понимая всю опасность сложившейся ситуации, приготовился отдать ему долг, как потребуется и когда потребутся. Потом ему помог другой человек и, помимо прочего, привел его в свою семью. Гилберт, если говорить откровенно, испугался?— его долги росли на глазах со сверхъестественной скоростью. А долги надо отдавать, и чтобы отдать их все ему бы пришлось, пожалуй, разорваться. Не самая радужная перспектива.Человеку, который тебе так задолжал, полагалось о долге напоминать и в него носом тыкать?— так, во всяком случае, заведено было у барона и епископа?— тут же никто не сказал ни слова. Алвин бы давно подсчитал во что ему обошлось лечение и пропитание приблудившегося путника, и стребовал бы потраченное назад?— это уж точно, по меньшей мере. По большей?— мягко бы намекнул, что долг-то покрупней будет, и что отдавать его придется всю жизнь.Родня же Хадвара подсчитывать убытки вовсе не торопилась. Совсем не торопилась, раз уж Гилберту выдали запасов на неделю пути, выделили одежку и даже справили меч. Меч. Ходовой товар у кузнеца-то. И тем не менее.Теоретически, Гилберт был наслышан про бескорыстную помощь, любовь к ближнему и человеческую доброту. Но верил в это во все с явно слышимым скрипом. И уж тем более не мог поверить, что кто-то мог захотеть ему помочь просто так. Хотя бы и потому, что сам он по доброй воле, не имея на то особых причин, давненько не оказывал никому помощи по-настоящему.