Глава 17 (1/1)
- Это невозможно! - он вспылил, не выдержав бури чувств, внезапно появившихся в его груди. В висках застучала кровь. В голове не укладывало то, что сейчас сказал доктор, потому, как эта вещь была из разряда того, что абсолютно не могло быть. Медсестра, стоявшая рядом, всполошилась, оглянулась и, заметив проходящего мимо санитара, махнула ему рукой.- Юноша, успокойтесь! - доктор, похоже, и сам насторожился. Он закусил губу, сжимая руки в кулаки. Ещё не хватало самому загреметь в карцер! Сейчас его главной задачей было доказать, что Руди не так больна, как они все думают. Может, она просто напугалась? Может, просто сейчас ей стало хуже? - Вы не правы, - он внимательно посмотрел на мужчину перед собой, словно старался увидеть в его глазах маленькую дверцу в мозг. Может, так он сможет донести свою мысль до его стерильного разума? Санитар, уже успевший закатать рукава, остановился, непонимающе глядя на открывшуюся ему сцену. Доктор пожевал губами, закрыл блокнот и благосклонно кивнул. - Пройдёмте в мой кабинет. - Доктор! - медсестра поддалась вперёд, прижав к груди руки. В её голосе слышалось явное беспокойство. Он с трудом сдержал желание насмешливо фыркнуть, однако это было бы неосмотрительно. Мужчина покачал головой, поправляя ворот халата и закрепляя на кармане авторучку. - Он себя контролирует, если что, я вызову бригаду, - тут доктор внимательно посмотрел на него, подкрепляя свои слова взглядом. Это было предупреждение. На секунду ему стало страшно, он явственно почувствовал, как мимо него пронёсся порыв обжигающе холодного воздуха. Мелькнуло желание броситься бежать или наброситься на них, угрожающих ему снотворным и онемевшим телом, несвободой, мучениями. Он вовремя остановил мысли. - Я понимаю, - он не понимал ни капли, не хотел понять, потому что все они врут.
Вруны от кончиков пальцев и до корней волос. Вруны во всю радужку. Вруны во все извилины.Он рыкнул сам на себя, заставляя мысли заткнуться. Похоже, теперь голоса появляются только если он в замешательстве или злится. Что ж, всё не так уж и плохо. Приходилось признаваться самому себе, что в его болезни виноват и он сам, отдалившийся от родных и зациклившийся сам на себе. Но теперь, когда он был ответственен за жизнь Руди, и больному эгоисту больше не осталось места, наступила пора пугающе неотвратимого выздоровления. Осталось только не выздороветь раньше своей любимой.*** - Присаживайся, - доктор уже занял своё место за столом, скрипнув крутящимся креслом. Он сам уселся на стул с непривычно прямой после кресла спинкой. В кабинете было светло и тихо, в окно залетали обрывки разговора кого-то из сада. На стенах висели картины с изображением ромашек или увеличенных паутинок-листочков.- Ты друг Руди? - доктор, похоже, специально не называл фамилии девушки, стараясь не напугать этим его. Что ж, это было правильно. Ему казалось невозможным то, что кто-то ещё кроме него имеет права на эту хрупкую светловолосую девушку. Неужели у неё есть родные, знакомые, которые когда-то касались её кожи, вдыхали запах лимонника, смотрели в почти чёрные спокойные глаза? Немыслимо. - Да, я люблю её, - просто ответил он, даже не подумав кривить душой. Что-то в светло-голубых глазах сидящего напротив мужчины располагало к откровенности. В любом случае, только если он будет искренен, то его отпустят к Руди, поверят, что она не так безнадёжна, выпустят и её, наконец, к нему.- Любишь? - доктор удивлённо приподнял брови, потом понимающе закивал, по-доброму улыбнувшись. Он почувствовал, что смущается и злится под этим понимающим взглядом. Одна его половинка думала, что доктор смеётся над ним, потому как не понимает этого странного, невыносимого чувства. Вторая же половинка упрямо тыкала его мозг в сторону золотого колечка на руке врача.- Что ж, если любишь, это хорошо. Это признак выздоровления, - доктор потёр подбородок, потом сплёл пальцы обеих рук в замок. - Надеюсь, когда ты выйдешь отсюда, ты не забудешь Руди. -Что? - он сделал вид, будто крайне ошеломлён. На самом деле захотелось сломать узловатые пальцы мужчины и запихнуть их ему в рот, чтобы больше не смел говорить всякую глупость. - Я вас не понимаю. Я же сказал, что люблю Руди, как же я могу её оставить? - Любовь не лечит аутизм, юноша, - доктор устало вздохнул, отвёл глаза, видно, всячески старался проявить соболезнование, это чувство прописалось почти в каждой его морщинке. Он сжал зубы до боли, изумляясь тому, сколько неприятных ощущений он причинил сам себе, вот так безрассудно отдав своё сердце девочке с холодными ладошками. - Поспорим?