Глава 6. Все потому, что кто-то слишком плохо ест. (1/1)

Многие люди, наверное, в глубине души завидовали Флорану Моту, хоть и сами себе в этом признаваться не хотели совершенно: два высших, три выученных языка на уровне не хуже носителей, привлекательность, работа в одном из лучших творческих лицеев Парижа ─ все это, как им думалось, досталось мужчине манной небесной и простой удачей. В своих выводах люди частенько ошибочны. Для всех Фло был ну вот просто образцово-показательным примером того, как именно нужно прожить жизнь, как именно нужно себя построить. Ведь это с виду так легко: кирпичик тут, кирпичик там, кирпичик сям ─ все возможности для этого сейчас существуют, сейчас так легко обучиться чему-то новому. А Флорану с его-то харизмой вообще просто грех этим не воспользоваться. Будто сразу хорошие заготовки для себя тебе кто-то предоставит! Ага, как же, держи карман шире! Сначала ты эти камни ─ не кирпичи даже! ─ вытесываешь, обивая края болью и ошибками, одна за другой, а вот потом уже получается кирпичик под названием ?как следует мыслить?, еще один кирпичик с именем ?как приспосабливаться?, скрепленные раствором, называемым ?на что не обращать внимание?. И пуленепробиваемое стекло внутри, чтобы душу случайно не запачкало.Нет слабостей?! Просто Ахиллесова пята скрыта у Флорана в голове. Фло часто отводил глаза, когда его спрашивали о том, как же он достиг всех этих высот, и бормотал что-то о постоянном труде и работе над собой. В свои годы Флоран был нервным, недоверчивым и в целом от жизни уставшим. Попробуй, расскажи кому историю своей жизни — не поверят, да еще и открестятся и отправят в сторону ближайшей психушки. Поэтому прошлое ─ в целом, и детство, что кончилось у Флорана лет в семь ─ в частности, было для Фло запретной зоной, которая, впрочем, все равно часто фигурировала в его снах. И деться от них некуда было.Ему было всего семь. Он вообще ничего о жизни тогда не знал, а уж о смерти ─ тем более! Для него смерть ─ просто восковая кукла на диване со слепыми карими глазами: мать умерла, подавившись еще одним граммом, или еще одним литром, или еще… В силу возраста, Флоран точно не запомнил, от чего именно умерла та, которая дала ему жизнь. Просто понял, что теперь на него будут кричать ровно в два раза меньше, и ненадолго, быть может, даже перестанут бить: мертвые не обладают способностью воскрешаться, а отец уже второй день не выходит из кухни. Закрылся там и просто не выходит. Пьет? Курит? Просто спит? Неизвестно. И плевать ему на то, что его совсем маленькие дети ─ брат и сестра ─ тихонько сидят рядом с этим злополучным диваном. Может, в таком случае, ему и на избиения пока что плевать будет?Нет, не стало плевать. В детстве Флорану доставалось за любую провинность. За любую — в прямом смысле: он получал даже за то, что принес отцу чай не сразу после того, как чайник закипел, а посмел задержаться, накладывая сахар или разрезая лимон. Доходил этот маразм до того, что Фло, на которого наорали, в которого кидали этим стаканом, забивался в угол и, судорожно вдыхая воздух, не мог произнести ни слова без заикания. Лишь спустя несколько часов он находил в себе силы добраться, наконец, до своей комнаты, чтобы, поджав ноги, залезть под одеяло ─ в спасительную темноту.Флоран пытался бежать из этого рассадника ада. Но это действие успехом не увенчалось — отец отходил его своим кожаным ремнем с металлической пряжкой так, что Фло после этого не то, что сидеть — лежать не мог спокойно дня три, так что больше попыток Флоран не принимал. Да и оставить свою маленькую сестру наедине с этим тираном он просто не мог: она без него погибнет. В прямом смысле этого слова.Шло время. Мальчик рос, однако совсем не понимал, как сильно он меняется. Расшатанная психика так сильно давила на детское сознание, что у Фло не каждый день получалось заснуть: на деньги, которые Флоран то воровал у отца, то находил на улице, ему приходилось вместо еды покупать себе успокоительное. Это была самая дешевая дрянь, которую, впрочем, все равно мальчишке продавать не всегда хотели. Жалостливое лицо и слова ?это для мамы, пожалуйста!? обычно имели эффект, и вечерами Фло пребывал в бредовой хандре, будто сомнамбула: Флоран, уложив Маэву спать, тоже ложился на диван и слушал, как бешено стучит от страха кровь в голове. Ждал, пока таблетки подействуют. Он не ходил в школу ─ родители не озаботились его образованием, и поэтому почти весь день всегда проходил в робком болезненном молчании. Двенадцатилетний мальчик, которому еще по возрасту своему было положено гонять с друзьями футбольный мяч во дворе или ездить на велосипеде, улепетывая от грозных охранников ближайшей заброшки, был вынужден влачить свое существование как взрослый: Фло подрабатывал где и как только мог, однако мало кто желал давать работу ребенку. Флоран искусно изворачивался, привирая о своем возрасте, иногда умоляя буквально на коленях и соглашаясь на такую работу, на которую не могли найти вообще никого ─ настолько она была грязной и низкооплачиваемой. Чего парнишка только не делал: и курьером работал, и уборщиком, и просто разнорабочим, что, в итоге, здорово подорвало его физическое состояние. Но кушать все-таки хотелось, а еды дома не было почти никогда, и попросить о помощи Фло и Маэве было некого.В итоге в свои двенадцать Флоран выглядел на ?почти пятнадцать?, причем ?почти пятнадцать? довольно-таки хреновые: зашуганный мальчик всегда ходил быстро, почти не касаясь пятками пола, и смотрел на мир через прищуренные глаза, отчего вокруг век пролегли легкие, еще не очень сильно заметные морщинки. Около рта тоже появились небольшие складки, а сами губы Фло иногда дергались абсолютно независимо от него.Иногда Флорану думалось: почему это все происходит именно с ними ─ чем он или Маэва это заслужили? Мальчику было больно и за себя, и за сестру, и за их тела, и за их психику, за их здоровье… За всех их полностью. За отца вот вообще больно не было. Это ведь он их разобрал! А что делают с поломанными куклами или с куклами, которых разобрали на кусочки? Разобранный хлам выкидывают. Или продают. Всяким там Жакам, которые сидят в квартире проститутки. Жакам, по приказу которых в венах течет парализующий яд. Жакам, которые продают детей в сексуальное рабство в другие страны.Так хлам по имени Фло и оказался в Торонто. В гребаном городе, который после маленького Аржантея казался таким грубым, шумным, пропахшим автомобильной смазкой, перегаром и дымом сигарет. Мальчик очень, очень долгое время не мог смириться с тем ужасным фактом, что его жизнь трансформировалась настолько сильно: он, конечно, желал, чтобы все изменилось, да только вот формулировать свои желания мирозданию нужно как можно четче. То место, куда попал Флоран, по законопорядочной документации считалось детским домом. По факту же это был обыкновенный бордель, пропахший дымом дорогих сигар и ароматом извращения. Впрочем, нет, вовсе не обыкновенный ─ какой же он обыкновенный, если в это логово разврата приходят извращенцы всех мастей дабы насладиться детьми?Как бы то ни было странно, порой Фло серьезно тосковал по своему прошлому. Да, пусть на его теле тогда частенько красовались сине-черные синяки, но разве сейчас их меньше? Пусть раньше отец сек его ремнем, но неужели сейчас это делать перестали? Не перестали, вовсе нет, и довели до того, что Фло начал реагировать на больные удары как на обычные прикосновения ─ он всегда терпел и старался не вскрикнуть и не заплакать от боли. Он не мог знать, что именно в следующую секунду придет в голову тому, кто истязает его, и отчетливо осознавал, что крик о помощи ему не поможет, а вот пару новых ударов точно добавит. Кожа, естественно, прекрасно помнила, что так быть не должно: мелкие сосуды лопались, появлялись небольшие ─ а иногда и серьезные ─ кровоподтеки, а порой даже шрамы, и каждый из них был словно резким росчерком на внутреннем календаре Флорана, который до сих пор прекрасно помнил, где, как, кем и когда была оставлена та или иная отметина на его теле, и ненавидел каждого, кто посмел его изуродовать.Только вот он мало что помнил после того, как очнулся: он лежал на какой-то жесткой кровати и первым, что он сказал, кажется, было имя Маэвы. Ее рядом не было, и мальчишку захлестнула волна паники. Просто и популярно ─ подзатыльником и пожеланием заткнуться ─ ему объяснили, что лишнего лучше не болтать, а продолжать лежать и глубокомысленно втыкать в осыпающийся побелкой потолок. Фло, которому не удалось себя сдержать, начал кричать, биться и кусаться, но сил на то, чтобы вскочить и убежать не было совершенно. Да и куда бежать-то? Флоран даже не знал, где он, а то, что его вывезли из страны, понял только тогда, когда его, после того, как силком впихнули в небольшую комнату к остальным таким же бедолагам, которые и рассказали ему о месте, где он теперь находится.В общем, пусть и не было у Флорана детства в общепринятом понятии с родительскими объятиями и тортиками на день рождения, но отец ему был хотя бы родным человеком, да и Маэва рядом была ─ как-никак был смысл, зачем держаться, а здесь… Все дети, которым ?посчастливилось? находиться в ?детском доме?, если эту клоаку вообще можно так обозвать, были либо свихнувшимися, либо уродами. Моральными, физическими ─ не так важно, суть-то одна: они были несчастными и забытыми всем этим миром да забитыми извращенцами. И выхода никакого у них не было ─ за этими ?воспитанниками? никогда не придут одинокие пары. Несчастных детей никогда не вывозили в город ─ гуляли они очень редко и всегда на небольшом заднем дворе в количестве пяти-шести человек под строгим конвоем старших. Флоран всегда признавался себе, что в тот момент больше скучал не столько по свободе, сколько просто тупо по чистому воздуху за пределами этой клоаки ─ ему казалось, что там он не настолько маслянистый и спертый.Всего их там было около ста человек, быть может, немного меньше. Плюс-минус три-пять ─ какая разница? Ведь это просто ненужные миру дети, всего около сотни искалеченных душ. Что такое сотня против целого мира? Да ничто! Маэву, да и вообще девочек Фло за время своего пребывания в этом месте ни разу не видел. Если они там и были, то никогда не пересекались. Правда, мальчишек-соседей, с которыми он быстро поперезнакомился, Флорану хватало с лихвой: Томас, к примеру, постоянно что-то тихо бормотал и нервно смеялся. Смеялся, напротив, очень громко. Особенно это пугало еще не привыкшего к этому Флорана по ночам: почти могильная тишина, которую разбавляет лишь давящее мерное тиканье часового механизма да сопение остальных мальчишек, и вот среди этого внезапно раздается громкий прерывистый смех, который, впрочем, обычно быстро стихает, сменяясь болезненными стонами и скрипом зубов. Как вот после такого спать нормально? Фло искренне боялся Томаса, так как понимал, что это ненормально ─ говорить такими осознанными фразами, как он, каждую ночь желая всем сдохнуть. Но и помочь француз ему ничем не мог.Еще в той комнате, в которой жил Флоран, был Филипп ─ на первый взгляд спокойный и ладно сложенный для своего возраста парень с васильковыми глазами и темными вьющимися волосами. Фил был любимчиком тех, кто заказывал его у хозяина ?детского дома?. Прямо сладенький мальчик-зайчик с обложки журнала про детскую моду ─ веночка из цветов на голову не хватает. Однако в синих глазах Филиппа всегда плескалась такая ярость, что этот гребаный веночек точно бы повял сразу, как только коснулся его головы. Фил обычно вел себя довольно спокойно, да и с Флораном хорошо общался, насколько это слово вообще было применимо к его характеру, но иногда, время от времени, на мальчишку накатывали приступы истерии. К примеру, ни с того ни с сего сосед Флорана мог начать биться головой о кирпичную стену комнаты, или пытаться разодрать себе ногтями руки в кровь, или, что еще хуже, разодрать руки кому-то другому, кто оказывался в непосредственной близости подле него. Фло обычно удавалось утихомирить Филиппа ─ хоть и страшно было наблюдать потухший взгляд, но наблюдать, как твой друг прикладывается то виском, то затылком к стене, было Флорану как-то намного страшнее. Холодное от воды полотенце, которым Фло хлестал по щекам заваливающегося набок Фила, обычно помогало. От взрослых помощи не было никакой ─ всем было плевать, ведь его всегда можно кем-то заменить, поэтому мальчишки пытались справиться своими силами. Но в основном спасал Филиппа именно маленький француз, поэтому они постоянно держались вместе, и как только Флоран хоть краем глаза замечал новый виток ярости, то он сразу стремился помочь. Но никто, даже он, не понимал, отчего с Филом такое вообще происходит и что же именно ему в такие моменты чудится: он ведь так громко кричит при этом, а потом, когда лежит на полу, стонет, зовет кого-то и будто захлебывается… Тонет ли, горит ли ─ неизвестно...Был еще один сосед ─ Рик ─ самый нормальный на скромный взгляд Фло, только сильно зашуганный. Попал он сюда примерно так же, как и Флоран, только в еще более раннем возрасте, лет в шесть: совершенно не нужный матери-пьянице незапланированный ребенок. Он казался абсолютно нормальным, но ведь когда долго находишься среди долбанутых психов, сам невольно становишься им подобным, как бы тебе не хотелось избежать этой участи... Возможно, именно поэтому Рик постоянно всем улыбался, но улыбка эта была чрезмерно напряженной ─ глаза скользили туда-сюда, словно в любой момент их обладатель ожидал на себя нападения. Впрочем, и неудивительно, что ожидал: тот же Филипп недавно набросился на него и едва не сломал все пальцы на левой руке. Разнял их Фло, отхлестав Фила мокрым полотенцем и оттолкнув его к туалету.У Флорана было еще два соседа ─ Джино и Леон, первый, судя по имени, был из какого-то итальянского городка, а второй, по его словам, был англичанином. Же, как его называли мальчишки, похоже, совсем умом тронулся в этой клоаке: постоянно с кем-то общался ─ вращал глазами, махал руками, говорил кивками, но не голосом. Фло ни единого разу не слышал, как он разговаривает, из чего сделал вывод, что мальчик был нем. Даже когда Филипп в очередном своем припадке отвесил Джино мощную оплеуху за то, что он, а не Флоран, пытался его успокоить, мальчик не произнес и звука, хотя кровь у него мгновенно хлестнула из обеих ноздрей. Же, спокойно и совершенно безбоязненно взглянул на сумасшедшего, делившего с ним комнату, просто зажал нос ладонью и быстро вышел в коридор, а за ним потянулась дорожка редких красных капель. В общем, Джино вообще мало реагировал на тот долбаный дурдом, что происходил вокруг него и с ним самим в том числе. Когда этот мальчик был в комнате, а происходило это очень часто, так как он мало кому приходился по вкусу, а оттого его редко ?заказывали?, то Фло, несмотря на то, что его ?другом? был Фил, чувствовал какое-то уединение и невозмутимость. Будто Же вносил своим существованием некую толику спокойствия в жизнь француза. Иногда Флоран садился рядышком с этим тихим мальчиком, просто для того, чтобы эта аура спокойствия и почти полной отрешенности укрыла и его тоже: ему даже казалось, будто звуки становились тише. Ни один, ни другой никогда не предпринимали даже попыток заговорить, но и не покидали друг друга. Просто молчаливая поддержка, которая была так необходима им обоим.Был еще и Леон. Он ничего такого, из-за чего его можно было бы бояться, как Томаса, к примеру, не делал: послушно гулял вокруг деревьев по двору с остальными мальчишками в сопровождении старших, съедал тонкий кусок водянистого хлеба с размазанным по нему слоем масла, да и одет был всегда аккуратно, даже тогда, когда возвращается с ?урока?, как это мягко называли в этом ?детском доме?. Кроме того, Леон постоянно забирал свои черные прямые волосы в пучок, потому что они были длинными ─ последнему парикмахеру Леон со всей дури вонзил в руку ножницы, просто и популярно объяснив этим, что стричься он не хочет от слова ?совсем?. В общем, этот мальчик из Англии был очень покладист и сговорчив, но из его пустых серо-голубых глаз, которыми он абсолютно не видел, сквозила реальная опасность ─ никто, ни один из парней, даже вечно задирающий всех Филипп, не смел, передразнивая, покривляться перед ним или выкинуть какую-то дебильную шутку. Леон все прекрасно чувствовал и ощущал: моментально поворачивал голову к тому или иному человеку, стоило к нему только подойти, перехватывал руку, если кто-то пытался его коснуться, и смотрел на собеседника своими пустыми, безжизненными, холодными глазами.Все, кроме немого Джино, общались между собой на английском. Шли дни, недели, месяцы и годы в этом блядском ?детском доме?: Флоран так долго говорил на новом для себя языке, что уже и думать на нем начал. Итальянцы, англичане, французы, китайцы, испанцы… Кого здесь только не было. Всех этих мальчиков не учили английскому языку ─ их вообще ничему не учили: зачем тому, кто работает ртом, работать мозгами? Фло настолько пропитался грязью этого места, что уже и не реагировал на то, что с ним делают. Главное ─ чтобы не били, не вкалывали в тело какую-то дрянь, после которой тебя выворачивает наизнанку волнами ледяных и огненных искр... Однажды Фло все-таки не выдержал и изранил себя сам: тогда его заказали двое извращенцев. Над ним так сильно издевались ─ Флорану казалось, что его кожа никогда не перестанет сочиться кровью и не срастется. Мальчика насиловали, били хлыстом в две руки, удерживая и выворачивая этим слабые детские суставы, от чего все тело Фло дергалось независимо от него. Боль снаружи, боль внутри, и этот цикл никогда не остановится! Тело дергается от свиста, затем ─ от больного росчерка, после ─ от мыслей о том, что вскоре вновь послышится свист кнута. И все опять по новой! Когда же все, наконец, закончилось ─ по ощущениям, прошло сто лет, никак не меньше ─ несчастного просто оставили в этой же комнате. Забыли о том, что он вообще существует. Не до конца понимая, что именно он делает, ребенок дополз до осколков бутылки, которую один из мужчин разбил об пол и, угрожая Флорану ?розочкой?, заставил его отсасывать. Рядом с кроватью валялся один особо крупный кусок, именно этим куском Фло и порезал свои руки ─ исполосовал их так, что быстро потерял сознание: много ли ребенку нужно-то?..Очнулся он уже в своей комнате. Как он там очутился ─ непонятно… Над ним нависли все его соседи, кроме слепого Леона ─ он полоскал испачканную кровью одежду француза. Все остальные же участливо наблюдали за Флораном, пришедшим в сознание. Фло сильно дергало от боли, и он никак не мог справиться с собственным телом. Да и зачем, зачем уже с ним вообще справляться?! ─ Зачем? Зачем? ─ у Флорана неожиданно прорезался голос и сразу же сорвался на противный фальцет. ─ Отпусти меня! Отпусти! ─ Рик и Фил не смогли удержать беснующегося Фло, боясь ему что-то переломать вдобавок к тем рваным ранам от хлыста, и отпустили его руки. Мальчишка, извиваясь, рухнул с кровати на ледяной пол, и раны на спине, руках и ногах отозвались такой болью, что Флоран даже вскрикнуть при падении не смог: в груди воздуха не осталось. Его соседи по комнате так и не поняли, глючит ли Фло от воспоминаний, или эти слова действительно были обращены к ним? Мальчик согнулся пополам и уперся горячим лбом в половицы. ─ Отпусти! Больно!─ Флоран! ─ Томас, пытаясь перекричать рыдающего в истерике парня, потянулся было к нему, но отпрянул. ─ Фло, успокойся, ради бога!─ Вот только не ради него! ─ плача, проорал Флоран в ответ, даже не пытаясь вытереть слезы, бегущие из глаз. Надрываясь в неконтролируемом приступе, от которого он обычно спасал Филиппа, француз чувствовал, как у него внутри буквально все сгнивает. Опухшие от нанесенных стеклом ран руки тряслись и совершенно не слушались своего обладателя. ─ Мне больно! Больно!─ Флоран! Тише, пожалуйста! Всех же перебудишь! ─ зашипел на него Рик, но куда там! Фло дергался и надрывался до хрипов, не слыша слов, с которыми к нему обращались: худое мальчишеское тело попросту не справлялось с грузом боли, что пришлось ему перенести за эту ночь.─ Мне больно! Больно! ─ крик избитого парня застрял в его горле: Филипп со всей дури несколько раз ударил Флорана тяжелым мокрым полотенцем по лицу. Затем отхлестал по телу так, что кожа покраснела даже там, где она и не была красная от ран из-за хлыста.И внутри Фло после этого будто что-то сломалось. Он замолк и мгновенно завалился на бок, чувствуя щекой мелкие соринки на полу и все так же дрожа от пережитого и от холодных капель, стекающих теперь по его телу. Француз тупо уставился в стену и думал, что окончательно сошел с ума. Он гниет заживо, и внутри нет абсолютно ничего, что могло бы дать хотя бы шаткую надежду выкарабкаться из этого дерьма. ─ Флоран? ─ несмело позвал друга Филипп, судорожно сминая в руках сырое полотенце. ─ Вставай? Давай, вставай, а? Ты прости, что я тебя так…─ Фил, это же у нас гнилью в комнате так сильно воняет, да?.. ─ слабо задал вопрос Фло, медленно проваливаясь в пустоту. ─ Окно открой что ли…***─ Месье Мот? А можно открыть окно? Жа-арко! ─ неожиданно раздалось у задремавшего Флорана практически над ухом. Преподаватель вздрогнул и открыл глаза, в одно мгновение осознав, что за своими мыслями ни черта не подготовился к следующей паре.─ Да, открывайте, конечно. Какая группа? ─ немного заторможено проговорил Мот, потирая пальцами веки, под которыми резало так, будто туда набилась железная крошка вместе с песком. ─ Выпускные художники, ─ раздалось с задних рядов.─ А что, уж нормально-то группу, номером, к примеру, назвать мне нельзя? ─ поинтересовался Фло и, махнув рукой, добавил: ─ Да молчите, молчите, а то же я вас не знаю, ─ в глазах Мота явно читалось что-то вроде ?вот же свалились вы на мою бедную больную голову вместе с вашим обдолбанным заведующим кафедрой!?. ─ На чем мы остановились, дайте-ка посмотреть… ─ и он требовательно кивнул подбородком на тетрадь сидящей рядом с ним девушки. Та, обворожительно улыбнувшись преподавателю, с величайшей готовностью протянула ему блоки с лекциями. Флоран даже не обратил внимания на эти заигрывания: Лавайе за сегодня ему уже с лихвой хватило. ─ Хм, надо же… Как так получается, что с вашей группой мы идем по материалу быстрее, чем с моими собственными студентами? То ли они у меня глупенькие, то ли вы гениальные, ─ процедил Флоран, вызвав этим выражением смех у всей группы. ─ Тише-тише, спокойно! Раз мы таким галопом несемся по лекциям, то сегодня мы поговорим об экзистенциализме. Итак, что такое ?экзистенция?? ─ с места в карьер сорвался Фло. ─ Записываем, это точно будет в тестах: ?экзистенция? есть человеческое существование. Модусами этого самого существования являются страх, совесть, отчаяние, одиночество, забота и так далее, ─ по слогам продиктовал Флоран, вернувшись к себе на кафедру и вновь включив проектор. ─ Человек вообще-то довольно закаленное существо: человек есть вершина всего, человеку нечего опасаться, ведь он подчинил себе весь мир, не так ли?.. Но! ─ Фло поднял указательный палец вверх и насладился тем, что студенты смотрят на него во все глаза. Хотелось бы, чтобы еще и слушали во все уши. ─ Человек не боится природы, но он боится себе подобных, ведь именно ему подобные вогнали в его собственные жилы страх, ─ доверительно проговорил Мот. ─ Войны, различные революции, голод: все это приводило к вечному страху смерти. Или, в особых случаях, к осознанию смерти как возможности хоть что-то изменить. Этот самый страх, ─ продолжил преподаватель, ─ в экзистенциализме является условием становления существования. Из чего мы делаем вывод, что страх, так или иначе, живет в каждом. Как бы человек не стремился показать свою невозмутимость, как бы не старался казаться холодным и безучастным… Наблюдательный индивид всегда заметит сокрытые эмоции у своего собеседника, ─ Фло, наконец, выдохнул и, пошарив руками по столу, вытащил толстенную книгу, по которой он обычно читал лекции. ─ У кого-то вопросы есть? Дальше идем или что-то еще объяснить?Преподаватель окинул взглядом аудиторию и наткнулся взглядом на робко вытянутую вверх руку. Рука девчонки слегка подрагивала, но было видно, что вопрос буквально душит ее.─ Да, пожалуйста, ─ кивнул Флоран студентке.─ У всех есть страхи? ─ задала вопрос девушка. ─ Даже у Вас?Надо сказать, Мот больше ожидал вопроса про Сартра, с подачи которого вся эта тема после Второй Мировой и переместилась во Францию. Да, нелогично, но и заданный вопрос был максимально нелогичен. Фло на секунду замялся и почувствовал, как у него дернулась левая бровь. Но ответил:─ На данный момент я определенно ни о чем не волнуюсь и ничто меня не пугает. Ну, кроме ваших эссе, ─ группа снова рассмеялась. ─ Мне не угрожает война, природный катаклизм или длительный голод. Да, во мне, как и в каждом человеке, порой проскальзывает ненужное волнение, но с этим очень просто справиться. Вы, мадемуазель Вебер, спросили о том, есть ли у меня страхи? Отвечаю: нет, ─ жестко закончил Мот.─ Но… ─ несмело начала студентка, ─ Вы же только что сказали нам, что…─ Вы спросили. Я ответил, ─ по слогам, медленно, но неумолимо заводясь, прошипел Флоран. ─ Продолжаем. А то мы скатимся до позорного уровня моей предыдущей группы, которая все еще на Гегеле и Канте сидит. Пишите информацию со слайда, надеюсь, всем видно! ─ раздраженно добавил Фло и, глубоко вздохнув, посмотрел на свои руки. Пальцы затряслись. Мужчина спрятал руки в карманы, надеясь, что этого никто не заметил. Внезапно у него начала кружиться голова, а во рту появился горьковато-солоноватый привкус. Твою мать, что происходит-то?! Флоран начал часто дышать, чувствуя, как у него напрягся пресс, а на языке начала образовываться противно-вязкая слюна. В глазах потемнело и начало пульсировать. Кинув впереди сидящим студенткам книгу и в двух словах объяснив, что именно нужно оттуда законспектировать, Мот как можно более спокойным шагом вышел из аудитории и, как только закрыл за собой тяжелую дверь, бегом рванул к туалету. Благо находилась преподавательская уборная не так далеко. Быстро спустившись по лестнице и пулей влетев в мужскую комнату, Фло сначала остановился около зеркала. Оттуда на него смотрело собственное ужасно бледное лицо с почти черными кругами под глазами и... Небезызвестная блондинистая голова, тело которой только что завершило свои дела рядом с писсуаром. От неожиданности Мот чуть не открыл рот. Если до этого Флорана просто тошнило, то теперь его грудную клетку начало сжимать.─ М-микеле?─ Да? ─ благодушно развернулся на звук своего имени заведующий кафедрой рисунка и живописи, застегивая ширинку. ─ Бог мой, Фло, тебе плохо? ─ обеспокоенно спросил Микеланджело без единой тени усмешки. В конце концов, не такое уж он и бессердечное животное, чтобы насмехаться над зеленеющим от боли человеком.─ Знаешь… ─ через силу выговаривая слова, протянул Флоран, подходя к Мику и хватаясь за его плечо. ─ Да, плохо мне… Тошнит сильно…─ Что? ─ просев под тяжестью, Локонте почти не услышал то, что француз пробормотал себе под нос. ─ Тебя тошнит что ли?─ Я… Я сейчас…─ Мать твою! ─ воскликнул Микеле, отпрыгнув от Фло, которого вырвало. Спасибо, что в писсуар, а не на пол или одежду итальянца. Мужчина осел на колени и задрожал. Мота так полоскало, что Мик даже не знал, что ему и предложить. Потому пока вообще ничего не делал: а толку что-то говорить человеку, которого дергает так, что он и посторонних звуков-то не слышит?─ Микеле, ─ протянул Флоран, подняв, наконец, голову и слезящимися глазами посмотрев на итальянца. ─ Я… Помоги мне, пожалуйста! Я бы… Сам… Но даже руки не поднимаются, ─ тяжело прошептал Фло. ─ Расстегни мне…─ Всем людям нужна помощь, ─ согласно кивнул Локонте и осторожно расстегнул четыре верхних пуговицы на черной рубашке Флорана. ─ Ничего страшного, бывает.─ Мне неприятно тебя об этом просить, но так получилось… ─ простонал Мот, с выдохом присев на задницу. ─ Я в долгу не останусь!─ Ты вообще понимаешь, что ты несешь? ─ нахмурился Микеле, подойдя к окну и раскрыв его на полную для того, чтобы быстрее выветрился запах, и чтобы Моту хоть немного полегчало. В туалет сразу влетел вихрь воздуха. Флоран задрожал от холода еще сильнее прежнего. ─ Да… Понимаю...─ Что, так долго один живешь? А еще мне это в каких-то претензиях выставлял! Одичавший! ─ на эмоциях вскрикнул итальянец, размахивая руками. ─ Что такого в том, что я тебе помогу, боже мой? Могу даже полностью раздеть…─ дальше пошлить Микеланджело не стал, заметив, как скривилось лицо Флорана, и вновь включил заботливого дяденьку. ─ Что ты ел вообще утром, с чего тебя так колбасит?─ Кофе… ─ Мота опять дернуло, и он вновь сжался в комок, наклонившись над писсуаром.─ И что еще?─ Только кофе.─ Смеешься что ли? ─ переспросил Микеле. ─ Ладно, хорошо, а вечером вчера? Какую-нибудь пиццу с анчоусами? Или шоколад с солеными огурцами? Или и то, и другое вместе?─ Перестань, ─ глухо протянул Мот. ─ Меня же сейчас опять вывернет. Не было ничего такого… Чай, хлебец и яблоко я съел вчера.─ А на обед? ─ округлил глаза Микеланджело.─ Не обедаю, ─ простонал Флоран.─ Ты сумасшедший что ли? ─ непонимающе спросил у преподавателя Мик. ─ Чем тебя тогда вообще рвет, раз ты нихрена не жрешь?! Разве можно так питаться? Идиот, да? ─ Я не делаю культ из еды, мне достаточно и этого, ─ просипел Фло и, икнув, опять склонился над писсуаром, сжимая руками живот и чувствуя, как из него льется противный поток желчи.─ Слушай, ты взрослый мужчина, как ты можешь есть подобно пятнадцатилетней девочке, сидящей на жесточайшей диете? ─ Микеле слышал эти разговорчики между девчонками на своих занятиях, и имел понятие не только о прессе самого сексуального актера в мире, но и о куче глянцевых журналов, проталкивающих эту муть в головы подростков, и о соцсетях и мемах... О диетах он, естественно, тоже был из этих разговоров наслышан.─ Я иногда кашу или суп ем, ─ начал было оправдываться Флоран.─ Ну неужели тебе не хочется порой сожрать сочный гамбургер с майонезом из ближайшей кафешки? ─ мечтательно протянул Микеланджело. Он сам сегодня не завтракал, потому как по своему обычаю проспал и собирался в невероятной спешке, так что ему не то, что кушать хотелось ─ итальянцу хотелось откровенно жрать.─ Локонте! ─ протяжно взвыл Фло. ─ Убью тебя, прекрати, мне и так плохо!.. ─ француза вновь согнуло, но в этот раз не вырвало, Мот только слюну сплюнул и сел, наконец, на колени. ─ То, что я мало ем, не сказывается на моем здоровье.─ Скажи еще, что ты сейчас чувствуешь себя замечательно, ─ съязвил Микеле. ─ Тебе легче? ─ заметив, что Флорана перестало рвать, задал вопрос Мик. ─ Немного, ─ согласился мужчина.─ Вставай, пойдем, к врачу тебя отведу.─ Слушай, у меня там группа баранов без присмотра, причем баранов именно твоих, Локонте. Они там сейчас мне всю аудиторию к чертям разнесут, ─ закашлялся Мот. ─ Мне нельзя в докторскую.─ Ты с приветом что ли? Заметь, я даже не баранов имею ввиду, а то, что ты собрался возвращаться обратно в аудиторию! Ты же едва на ногах стоишь. Директриса увидит ─ шкуру и с меня, и с тебя спустит. Хотя, ─ немного поразмыслил Мик, ─ наверное, только с тебя: у меня-то пары сейчас нет, я законно прогуливаюсь по лицею. Давай, быстро к врачу.Флоран, наконец, позволил себя уговорить: на него накатила такая слабость после почти бессонной ночи и перенесенного пять минут назад опорожнения желудка, что он просто повис на Локонте и заплетающимися ногами побрел за ним в сторону медпункта.Врач, увидев все еще бледно-зеленого Фло, выслушал его историю от Микеланджело, который все так же непонимающе причитал по поводу съеденного Мотом за последние два дня, и сделал французу раствор на солевой основе. Мужчина нетерпеливо выхватил лекарство и выпил его маленькими глотками, боясь проглатывать воду: ему все казалось, что его опять вывернет.Минут десять все сидели молча: врач заполнял какие-то бумаги, а потом вообще куда-то ушел, Флорану, который полулежал на кушетке, все еще было нехорошо, а Микеле просто сидел рядом в качестве морально-волевой поддержки.─ Тебе хоть немного легче? ─ участливо спросил Локонте больного.─ Нет, ─ покачал головой Мот, подняв свой взгляд на собеседника. ─ Я… Я сейчас, пару минуточек… Я полежу и пойду… Там эти, твои… Бараны, ─ Флоран тихонько съехал по кушетке ниже и закрыл глаза.─ Пойду, проверю этих своих…баранов, ─ посмеиваясь в кулак, Микеланджело аккуратно, чтобы не разбудить мгновенно вырубившегося Мота, вышел из докторской в сторону аудитории философии, боясь того, что именно он может там увидеть.Впрочем, с аудиторией все было в порядке, что даже для Микеле было неожиданностью. Разве что вся масса студентов переместилась в сторону задних рядов и теперь ужасно шумела: слушала музыку, делилась своими историями и громко ржала.─ Хаю-хай! ─ поздоровался заведующий кафедрой со своими ребятами. В аудитории сразу все затихло: музыку выключили, разговоры прекратились, а после начал нарастать шепот. ─ Расскажите-ка мне, чем вы тут занимаетесь? ─ улыбнулся Микеланджело, присаживаясь на стул Фло. ─ Месье Локонте, а где месье Мот? ─ спросила одна из девушек.─ Его отправили к другой группе, а я вот пока что пришел к вам погостить, ─ доверительно, даже не моргнув накрашенным глазом, сообщил Микеле своим оболтусам. ─ Я же знаю, что вы по мне очень сильно соскучились. Только вы никому про это не рассказывайте, хорошо? Со стороны студентов раздался одобрительный гул. ─ Что проходите-то? ─ спросил Мик, кивая на книжку Флорана, которая лежала на первой парте. Естественно, к ней никто даже не притронулся. Самые отвязные предлагали сжечь это исчадье ада.─ Месье Мот работает с нами по какой-то своей программе, ─ ответили итальянцу с задних рядов. ─ Мы прыгаем по всему курсу как… Словно… Сегодня у нас тема про экзистенцию, страх и… Странно, в общем, это все, ─ начал было один из студентов, но он почти мгновенно был перебит Миком. ─ Месье Мот такой...─ У него есть задача: вы должны получить определенный набор знаний к концу года, к выпускным экзаменам, а времени осталось не так уж и много. Как он достигает этой цели ─ это его личное дело. Если он не следует общей программе Национального министерства, ─ жестко проговорил Микеле, ─ то это его решение, и ничего в этом страшного нет. Вы же знаете, что преподаватели имеют право составлять план так, как им заблагорассудится, ─ Микеле, цокнув языком, пролистал пультом содержимое слайдов и на одном из последних наткнулся на короткий фильм. ─ О! Смотрите! Так месье Мот вам еще и фильмы показывает? Просто чудо, а не предмет! ─ воскликнул художник, нажимая кнопочку ?PLAY?. ─ ?Тайны смерти?? Боже мой, какое жизнеутверждающее название. Ну что, смотреть-то будем? ─ весело усмехнулся мужчина. ─ Впрочем, у вас все равно осталось двадцать минут от пары, так что можете и не смотреть…Толпа студентов согласно загудела.─ Ах вы лентяи, ─ протянул Мик. ─ Ну сидите-сидите, посмотрю я, как вы взвоете, когда наступят экзамены.─ Ничего мы не взвоем! Месье Мот нас подготовит! ─ уверенно ответили итальянцу студенты.─ Пинайте балду больше, и взвоете, обещаю. Мне даже представить страшно, что с вами месье Мот будет под конец года делать, если вы уже сейчас ноете, что вам тяжело, ─ рассмеялся заведующий кафедрой рисунка и живописи. ─ Ладно, сидите уж, не буду же я вам лекцию вести?.. Флоран Мот сегодня сюда сегодня больше не придет, если можете, передайте остальным группам, у которых должны быть здесь пары, ─ и Микеле вышел из кабинета, более чем уверенный в том, что студенты немного задумаются над его словами про сдачу экзаменов. Не все, конечно, но некоторые, особо ответственные ─ точно.Локонте решил вернуться обратно в кабинет врача. Уже с порога Микеле хотел было веселым голосом закричать, чтобы Флоран не куксился, ведь жизнь так прекрасна, несмотря на то, что ?кое-кого тут периодически выворачивает?, но как только мужчина открыл рот, то он сразу его закрыл. Не от удивления или еще чего-то подобного: просто и говорить-то было не с кем ─ Фло спал, скомкав под собой белую простынь. Волосы мужчины, что были черней вороного крыла, разметались по такой же белой, как и простыня, подушке. Черная рубашка, которую Микеланджело несколько минут назад расстегивал, стала такой мятой, что это как-то не вязалось у Локонте с образом Мота ─ уж кто-кто, а он всегда ходил в нормально проглаженных вещах. В докторской было довольно прохладно ─ врач, перед тем, как уйти, открыл окно. Так что Флоран свернулся калачиком, поддерживая руками живот, и немного дрожал, потому что этого не было достаточно для того, чтобы согреться. Микеле знал, что у врача здесь есть плед: однажды заведующий кафедрой так напился на корпоративе, что его коллективно притащили сюда ─ отсыпаться, поэтому мужчина, осторожно достал из шкафчика шерстяную радость каждого замерзшего человека и укрыл им Мота. Точнее, попытался: как только шерсть коснулась тела Флорана, он сразу же подскочил на месте, схватив плед в кулак. Выдернув ни в чем не повинную одеялку из рук итальянца, Фло отбросил ее к окну и, продолжая сидеть на кушетке, бешеным взглядом посмотрел на Локонте. Мик, поняв, что француз не хотел его обидеть, а просто перепугался, еще не отойдя ото сна, поднял обе руки, как бы показывая, что у него ничего нет, в рукавах он дополнительные пледы не прячет и вообще полностью безоружен.─ Спокойно, я не враг тебе. Италия и Франция ─ братья навек. Нет, была там, конечно, битва в Западных Альпах, ну, так это все быльем поросло, ─ рассмеялся Микеланджело.─ Я… Микеле, я… Не надо, ─ умоляюще попросил Флоран, ─ со мной ребусами разговаривать. Я очень плохо спал сегодня.─ Это я уже слышал. А еще ты плохо жрал последние несколько дней, не так ли? ─ со злостью процедил Локонте.─ Какое тебе вообще дело до того, как я жру? ─ закипел было Фло, но быстро успокоился: тошнота все еще не отпустила его до конца.─ Да ладно тебе, Фло, я же волнуюсь, ну, чисто по-человечески, понимаешь? ─ примирительно произнес Микеле. ─ Успокойся и присядь, а еще лучше ─ приляг. Тебе отдохнуть просто нужно.─ В могиле отдохнем все, ─ несогласно замотал головой Флоран. ─ Мне же обратно на пару надо...Как только он это произнес, сразу прозвенел звонок на перемену.─ Ну вот, видишь, теперь тебе никуда не нужно. Вздохни с облегчением ─ предложил Мик. ─ Оставайся тут и не волнуйся ни о чем. Я предупрежу студентов и директрису о том, что тебе стало плохо, и…─ Нет-нет-нет! ─ Мот вскочил с кушетки так резко, будто одна только мысль о том, что студенты останутся без домашней работы, причиняла ему дискомфорт. На самом деле, француз просто был чрезмерно предан своему делу и был гребаным перфекционистом. ─ Я ухожу! ─ Фло поднялся и ринулся было к незакрытой двери, однако Микеланджело ловко перехватил его за талию и оттолкнул обратно на кушетку. Так как Флоран еще не пришел в себя окончательно ─ в голове по-прежнему было мутно, а ноги слабо слушались своего хозяина ─ то француз быстро потерял равновесие: схватившись за ворот и побрякушки на шее Микеле как за опору, Мот упал обратно на кушеточку, которая жалобно всхлипнула под весом двоих мужчин. Фло пребольно стукнулся затылком об стенку и, чувствуя тошноту, вскрикнул:─ Ты что творишь, Локонте?! Для чего такие крайности? А если бы я себе или тебе что-то сломал?..Микеле упал прямо на него. Теперь лицо Микеланджело было так близко к лицу Флорана, что итальянец долгих несколько секунд ничего не говорил, а лишь рассматривал строгие черты. Черные брови, такая же черная борода, длинные ресницы, карие, почти черные глаза и небольшие синяки от недосыпа и усталости под нижними веками… Все это Моту невероятно шло, так шло, что Микеле подвис на всем этом. ─ А ты меня чуть не задушил, ─ наконец проговорил мужчина. ─ Но я же молчу! Кто тебя вообще просил хвататься за кулоны? ─ шею мужчины жгло от того, что несколько веревок одновременно потерлись о его хребет. Продолжая полулежать на животе француза, Мик продолжил: ─ Флоран, если ты сейчас встанешь и пойдешь на пары в твоем состоянии, то ничем хорошим это не закончится, я тебя уверяю. Ты еле-еле на ногах стоишь. Ты вообще думаешь своим мозгом или он у тебя атрофировался за ненадобностью?─ Во-первых, Микеле, я тебя очень прошу с меня встать, ─ заерзал Флоран под итальянцем, пытаясь скинуть его с себя. Мужчине было очень некомфортно ощущать тяжесть на себе. ─ Я ушел с пары, никому ничего не объяснив, а студенты там без присмотра были… Да мне директриса голову открутит. Встань с меня уже! ─ рявкнул Мот на Локонте, который не спешил подниматься. ─ А во-вторых, ─ дождавшись, пока Микеланджело поднимет свою бренную тушку, добавил Фло, приподнимаясь на локтях, ─ если я тут останусь, то и ты останешься со мной, а это… ─ Флоран запнулся и уставился на Микеле оценивающим взглядом, обличая формы его лица так же, как делал это и Мик несколько секунд назад. У месье Локонте тоже были приятные черты лица. Особенно сильно выделялись скулы и взгляд: из-за макияжа глаза Микеле, и без того достаточно выразительные, становились такими темными и глубокими, что хотелось смотреть в зрачки приблизительно ближайшую вечность.─ Что ?это?? ─ тихо спросил Микеланджело, сидя рядом с Мотом.─ Не самая радужная перспектива, смею тебя заверить, ─ Фло поднялся, напрягая пресс, и сел, чувствуя, как его снова начинает мутить. ─ Не то, чтобы я был против твоего наличия здесь и сейчас, но не стоит этого делать.─ А почему? ─ наклонив голову вбок, еще тише спросил Мик.─ Не хочу допустить даже вероятности повторения нашей с тобой прошлой такой встречи.─ Надо же, ─ Микеле наклонился ближе к лицу собеседника и уперся рукой в кушетку. ─ Помнится, в прошлый раз ты угрожал отправить меня в травматологию, если я не ошибаюсь?─ Не ошибаешься, если тебе кто-то другой мозги не отбил.─ То есть, теперь ты этого делать не желаешь? ─ Микеле поднял руку и кончиками среднего и указательного пальцев осторожно тронул нижнюю губу Мота, глядя тому прямо в глаза. Флорану стало щекотно ─ кожа на губах слишком нежная и тонкая, даже у мужчин, а дрожащие на весу пальцы Мика только добавляли это ощущение неудобства. Однако Фло не двинулся с места: просто сидел и смотрел Микеланджело в упор, словно ожидая, чего же он удумает делать дальше. Итальянец услышал, как Мот сглотнул осторожно слюну. Потом увидел, как дернулся мускул на правой щеке с родинкой и кадык. Ничем большим свое волнение француз не выдал.─ Не желаю. Но если ты продолжишь то делать, ─ тихо, зло проговорил Фло, глядя Мику прямо в зрачки, ─ то…Локонте, опустив руку, резко дернулся вперед, но Флоран, откинувшись назад, закрыл ему рот ладонью, чувствуя горячее дыхание мужчины собственными пальцами. ─ Не стоит, поверь мне, ─ голос Мота был тих. Слова утробным клокотанием вырывались из горла.─ Хм… ─ кашлянул Микеле и опустил голову. ─ Да. Не стоит. Пока что, ─ почти про себя добавил итальянец. ─ Прости, Флоран. Короче, ─ мгновенно подобравшись, веселым тоном продолжил Мик, ─ говори, что хочешь, но ты отсюда не выйдешь, пока в себя не придешь, либо…─ Либо что?─ Либо я везу тебя домой.─ Нет! ─ воскликнул Фло.─ Тогда ты останешься тут.─ Хрен с тобой, ─ сдался Мот. ─ Как скажешь, ─ перспектива оставаться здесь в компании Микеланджело абсолютно не прельщала преподавателя философии по понятным причинам и с условием только что произошедшего в кабинете врача.Микеланджело безо всяких подколов ─ что было просто удивительно для Фло ─ помог французу дойти до машины. Сев в свой маленький ?Пежо?, Микеле завел машину и только лишь где-то на шестом по счету светофоре сбросил сообщение директрисе о том, что преподавателю философии стало плохо, и очень попросил отпустить их обоих: больного, собственно говоря, как больного, а его, Мика, как сопровождающего самого больного в мире человека. Предупредил, надо сказать, итальянец свое руководство уже постфактум, поскольку согласие на отгул, сроком в один день, пришло уже тогда, когда они подъезжали к дому Мота.