Глава 6 (1/2)
После троекратного перетаскивания трупов (спасибо хоть, Баунес могилы копать не заставил — ограничились тем, что свалили трупы к их предшественникам в овраг) рассвет встретили в лесу. Стараниями Зандра — сыром лесу. Рискуя переломать ноги и себе и лошадям, продирались через буреломы. Все были вымотаны: Зандр и спустя несколько часов не мог толком выпрямиться, Баунес пару раз хватался за деревья, а Яросверт вообще еле переставлял ноги. Однако никто не горел желанием выбираться на тракт ночью.
Днем, впрочем, тоже. По сведениям Баунеса, Леонесс взял с собой весь личный отряд — тридцать головорезов. Троих из них Баунес ?надолго? вывел из строя в таверне на подступах к городу (причем как именно — предпочел отмолчаться), еще троих выследил в Гверине — обнаружив, что Зандра нет дома, они проникли в дом несчастного мастера Бурло и пытали его — и убил, когда они устроили засаду в лесу. Еще минус трое в квартире… По дорогам вокруг Гверина бродило двадцать два человека, жаждущих убить Зандра. Нет, это не было радостным известием.
Впрочем, Зандр так устал, что его это мало трогало. У него была цель — обойти Перекресток. Здесь сходились пути на Тагир, в Галасию и на Север. От тагирского тракта шло ответвление к побережью и Пилезвару, от Северного — на восток и в Гверин. Зандр надеялся перейти тагирский тракт и потом выйти на галасийский. Леса вокруг Гверина Зандр немного знал: в первый год немало полазил по ним, выискивая поляны для ритуалов, так, чтобы захватывать область пообширнее, пока не сообразил, что леса каким-то образом ухитрялись забирать большую часть дождя на себя. Но к утру знакомая местность кончилась и, по ощущениям, их маленький отряд отклонился далеко на запад. Хорошо хоть, что разбойников здесь повывели еще сразу после Пятилетней войны.
А вот поближе к Тагиру на них и по сей день можно было наткнуться. И уж десять лет назад — тем более. Это сейчас их немного приструнили, загнав в леса, а тогда они не гнушались нападать даже на таверны с охранными отрядами. А на купеческие караваны — само собой. Впрочем, ходили слухи, что делалось это весьма избирательно: некоторые купцы платили отступные. А большую часть товара в Тагир все равно везли морем. Еще ходили слухи, что Черный властитель избавлялся таким способом от неугодных людей.
Тогда, удирая из дома, Зандр знал, что дорога небезопасна, и пристроился к каравану купца, который считался неприкасаемым. Однако уже в пути понял, насколько ошибся — по передающемуся от охранника к охраннику шепотку, что Таанес поссорился с Черным властителем. Участь каравана была решена. Но не отходить же — в одиночку на дорогу не сунулся бы даже вооруженный до зубов верзила. А так существовал хоть призрачный шанс отбиться. Зандр очень хорошо помнил это тянущееся час за часом мучительное ожидание. Даже в криках птиц, летавших над отрядом, было что-то зловещее.И так целый день. Неудивительно, что к вечеру у тех, кто шел с караваном просто за плату, стали сдавать нервы. А может быть, Черный властитель на то и рассчитывал. Сначала сбежали, ускакав вперед, пятеро аламоссцев (Зандр видел их трупы, валявшиеся на краю дороги, позже), потом повернули назад два охранника. Кто-то в истерике расстрелял воронье гнездо, из которого выпал птенец. И только лишь сосед Зандра по каравану, молчаливый горбоносый амастеррец, взирал на все это с каким-то невиданным спокойствием. Зандр то и дело оглядывался на него, всматриваясь в невозмутимое лицо, пока тот не стал встречать его взгляд насмешливым прищуром голубых глаз.Но Зандр все равно не мог прекратить его разглядывать — искал движение, которое выдаст незнакомца, докажет, что тот заодно с разбойниками. До самого последнего момента искал, до того, когда на них напали и амастеррец оттолкнул его рукой в черной перчатке, спасая от стрелы. И кто-то позади Зандра захрипел, а амастеррец крикнул:
— Унхас!Что по-тагирски было скорее ближе к ?беги?, но могло трактоваться и как ?скачи прочь?.
И Зандр поскакал, не понимая, почему человек, который отдал на растерзание целый караван, его пожалел. Может быть, Черный властитель пронюхал о том, что он в караване, и приказал поберечь внука?
Но, впрочем, далеко не ускакал: в ста шагах вперед по дороге лежали свежесрубленные деревья, и конь запутался в ветвях, сломал ногу и отправил Зандра в обратный полет, который закончился прямо под ногами какого-то разбойника. Столкнувшись с землей, Зандр на миг потерял сознание, а следующее, что он помнил — амастеррца, который виртуозно рубился над ним, каким-то невероятным образом тесня и в конце концов так и заставив удрать сразу трех разбойников. Потом прискакал его конь, и амастеррец подсадил Зандра и сам вскочил на коня позади него. И они помчались прочь из битвы, и Зандр несколько раз терял сознание прямо на коне и, только когда уже добрались до ближайших постоялых дворов, обнаружил, что у амастеррца вообще стрела торчала из плеча.
Впрочем, здесь не остановились, а, напоив коня и купив еще двух, так со стрелой и отправились дальше. Россилен (так звали амастеррца) настоял: ?Эти в живых свидетелей не оставляют?. Пообещал вернуть деньги за лошадей, чему Зандр не слишком-то доверял — Россилен богачом не выглядел. А вот бледным, как Смерть в тагирских сказках, — да. Лошадей меняли еще дважды, двое суток скакали почти безостановочно и ничего не ели. Зандр вообще не понимал, как Россилен может сидеть на лошади в таком состоянии, и то и дело оглядывался — не свалится ли с седла. Ехать впереди него тот отказывался наотрез.
С другой стороны, на исходе второго дня, когда сам стал заваливаться в обморок, Россилен подхватил и руку наложил на лоб. И в голове будто сразу солнце засветило, и сознание прояснилось. Отпрянули друг от друга. Зандр — в ужасе понятно от чего, Россилен — оттого, что себя выдал.
— Я никому не скажу! — воскликнул Зандр, но сам уже понимал, конечно, как жалко его слова прозвучали и что ему конец.
Но Россилен только пошатнулся в седле, тронул лошадь и, объехав его, поехал себе вперед. Зандр свободой не воспользовался — догнал.
— Что же ты, больше не боишься? — усмехнулся Россилен.
— Ты меня спас, — вздохнул Зандр. — Хотел бы убить — убил.
— И то верно.
И больше они до самой ночи не сказали друг другу ни слова. Из лесистой части выехали уже давно, с одной стороны дороги лежали скалы, с другой — пустоши. Когда луна поднялась над горизонтом, свернули к торчавшему среди скал монастырю. Россилен подъехал к массивным воротам, двинул коня чуть в сторону и, схватившись за торчащее в стене кольцо, три раза его подергал. Двери тотчас же отворились. На этом Зандр, правда, снова потерял сознание — видимо, теперь было можно. Однако по тому, как Россилен подхватил его еще в процессе, по руке, которая легла на лоб, догадался, что на дороге тот лечил его не один раз.
Очнулся уже в келье, в мягкой постели. На резном стольце — свеча, молоко и хлеб. Россилена не было. Толкнул незапертую дверь, пошел по коридору на свет и увидел картину: на коленях у постели Россилена стоял монах в белой рясе, белые волосы рассыпались по плечам. Вынутая наконец из плеча стрела лежала тут же на столе.
— Ну хватит, хватит! — говорил Россилен.
— Ты должен меня простить! — всхлипывал монах, судя по голосу — еще совсем юноша. — Должен!
— Да давно я тебя простил! — в голосе Россилена слышалась досада.
Увидев Зандра, оба замолчали. Зандр предпочел убраться к себе и потом, когда в следующие дни ели в общей трапезной, ничем не выдавал, что знает какой-то секрет. Россилен объясняться не стал. Молча вылечились, молча поехали по тракту. И только на Перекрестке, когда выяснилось, что обоим в сторону Кармаля, Россилен внезапно предложил на несколько дней остановиться у него. Жил он в отдельно стоявшем дворе за деревней в четверти часа ходьбы от Заволочи в маленьком домике и в том же дворе строил большой. Ну как строил — на фундаменте стояла дверь, перед ней было крыльцо, а в притолоке, по древнему обычаю, торчала шпага, и, судя по обилию на всем этом палых листьев, Россилен здесь не был еще с зимы.
Ночью они напились. Сидели на крыльце, отыскивали звезды в сыром туманном небе и пили. Россилен, как Зандр понял, был к этому делу довольно привычен, но сам Зандр пил вообще в первый раз. В Тагире, несмотря на близость Аламосса, вино разрешалось только иноверцам. Официально, конечно, — потому что Зандр знал, что и дядя пил, и мама пила. Самого его даже пробовать не тянуло, как-то обходился до сих пор, а тут… В общем, и всю историю свою рассказал, и блевал потом утром Россилену на сапоги, а тот только ведро с водой из колодца притащил — пей, мол, болезный, потом сапоги окатил и руку Зандру положил на лоб. От руки шло тепло, и плохое забывалось само собой.
Потом, уже когда ехал в Кармаль, все думал. Россилен же убийца, но так заботился о нем. Впрочем, дед тоже был убийцей, еще помасштабнее, и тоже по-своему заботился. Но дед был свой, а Россилен чужой, и должен был убрать свидетеля — Молчаливые всегда убирают, — но не стал, и это не укладывалось в голове.
Через два года они снова встретились — Россилен неожиданно заехал к нему в академию, действительно вернул деньги за лошадей и слушал, склонив голову и ковыряя шпагой в щебне, восторженные рассказы. На каникулы позвал к себе, и Зандр с тех пор ездил к нему почти каждый год. И опять они сидели на крыльце, и он все рассказывал, а Россилен не рассказывал ничего. Но Зандра и так все устраивало. Совесть свою он как-то умудрился к тому моменту заткнуть.
Двор Россилена год от года хорошел, несмотря на то, что было очевидно: тот здесь бывает в основном набегами. Дом вырос почти под крышу, и большую часть двора занимал теперь виноград. В последний раз они виделись, когда Зандр ездил уже из Гверина совещаться с коллегой в деревеньку чуть подальше Заволочи. Россилен рассказал тогда внезапно, что собирается жениться, и вид у него был какой-то непривычный, теплый и мечтательный, но когда Зандр попытался расспросить подробнее — опять замолчал.
Логично, что когда бежали из Гверина, первый, о ком Зандр подумал, был Россилен. Если тот дома, спрятаться у него на несколько дней представлялось самым простым. А там уж… Россилен человек здравомыслящий и о севере знал побольше них самих. В конце концов, орден Молчаливых был именно там. Может, Россилену и удастся Яросверта отговорить…
Яросверта, который уже не мог держаться на ногах и, перебравшись через поваленное дерево, со стоном рухнул в сырой мох. Хорошо хоть, что лошадей вели Зандр и Баунес. Привязав свою к дереву, Зандр кинулся на помощь.
— Высушить здесь все ты, конечно, не мог! Погодный маг! — Яросверт, выбирающийся из чавкающей растительности, метнул в него злобный взгляд и выставил руки: мол, не подходи.
— Если он будет этот лес сушить, мы сгорим, — хмыкнул Баунес.
— Ну да, конечно, валите все на меня! — взбеленился Зандр. — Я за вас и трупы таскай, и лес суши! У меня большое подозрение, что я очень зря вернулся! Был бы уже в Заволочи, спал бы себе спокойно, чем с каким-то неблагодарным поганцем тут возись!
— Может быть, и зря, — пробормотал тихонько Баунес за его спиной. Очень тихонько, но Зандр был уверен: Баунес сделал это для него.
Яросверт притих и, хотя теперь постоянно падал, просто молча вставал и шел дальше. Привал сделали только раз: когда солнце уже встало, нашли полянку с пеньками и дали наконец-то немного отдохнуть гудящим ногам. Перекусили зачерствевшими булочками, которые каким-то чудом уцелели в схватке — Зандр отыскал их перед уходом, — и грибами: Баунес набрал их по дороге и, нанизав на прутики, поджарил на весу магическим огнем. Зандр наколдовал воды в подставленные горсти. И то ли солнце так действовало, то ли красота капелек росы, путавшихся в паутине на краю поляны, то ли утро, которое означало: они живы… Зандру казалось, что он никогда не пробовал ничего вкусней этих грибов.
Через пару часов набрели на весело несущийся по мелким камушкам прозрачный ручей. Кое-где в нем плескались голубые рыбки с золотыми полосками. Деревья клонили к ручью ветви с сочно-зеленой листвой. Зандр не мог отделаться от мысли, что попал в сказку.