Глава 4. (1/1)

Больно. Где-то в районе сердца. Временами мне кажется, что уже все равно, плевать на все, а временами боль разрывает изнутри, заставляя бессильно сжимать кулаки и стискивать зубы, чтобы не зарыдать в голос.С каждым днем это чувство все утихает и утихает, но время от времени возвращается и напоминает о своем существовании, сполна захлестывает сознание.

Сейчас один их тех редких моментов, когда я один. Обычно в палате кто-то дежурит, но сегодня все разбежались по своим делам. Тем лучше, все надоели. Я не знаю, сколько времени нахожусь здесь: медсестры литрами вливают в мое безжизненное тело лекарства, и мне начинает казаться, что я сплю сутками. Но так тоже лучше. Чем больше я сплю, тем реже приходит эта боль. И тем чаще кошмары. Один. Словно в бреду, он повторяется вновь и вновь. Только теперь я в роли зрителя, который видит со стороны себя же, фотографирующего все Ричарда, трахающих практически бессознательное тело здоровяков. Раз за разом картинка становится все четче, все реалистичнее. С каждым новым кошмаром мне все труднее просыпаться, приходить в себя и отгонять мысли о той ночи. Но они неизменно возвращаются с каждым приходом медсестры или врача. Это как замкнутый круг, очень злая насмешка судьбы.Возвращается отец. Сегодня ночью рядом со мной дежурит он. Не понимаю причины этого, их логики. Неужели они все думают, что я с собой что-то сделаю? Ха-ха, нет. Эти мысли давным-давно бесследно прошли. Я буду жить. Плевать, как, но буду. Наперекор Ричу, наперекор себе, своим желаниям. Пусть мое существование и довольно сложно назвать жизнью, но об этом знаю только я, больше никто. Ведь клоуны же тоже не всегда так веселы, как кажется со стороны. Ненавижу клоунов. Бездушные марионетки. Но, кажется, я начинаю их понимать. Жалкие существа, идущие на поводу у обстоятельств.Под действием принесенного лекарства я снова засыпаю, а утром счастливый отец (да и медперсонал, по-моему, не особенно горевал) объявляет мне о моей выписке через неделю. Наконец-то. Мне уже давно здесь нечего желать, не знаю, почему меня тут столько держали. И я уже окончательно уверился в своем безразличии ко всему.Прошло, как выяснилось, два месяца. Вчера меня выписали из больницы, но мне все так же все равно. Я уже и с обезболивающим свыкся, и с успокоительным, и со снотворным. Мои руки похожи на руки наркомана – они все синие от уколов. Мало того, что на моей бледной коже и без того всегда были очень сильно видны вены, так теперь еще и синяки от иголок прибавились. Да и так меня по виду любой нарк за своего сходу примет.Сегодня был в университете. Разумеется, все уже обо всем знают, только у них своя версия произошедшего. Точнее, версия, вызванная фотографиями, которые уже, по-видимому, побывали на руках у всех. Одногруппники не разговаривали со мной, некоторые издевались, а кто-то поглядывал с откровенным отвращением(среди них и Ричард, да-да), учителя же сочувствовали. Только мне все это нафиг не надо. Мне плевать.Как, все-таки, на человека влияют обстоятельства, не правда ли? Те, кем ты дорожил, больше ничего для тебя не значат; тот, в кого был безумно влюблен, ради которого был готов пожертвовать всем, становится тем, кто испортил тебе всю жизнь. Ричард столько времени угробил, чтобы превратить меня в предмет всеобщих насмешек, а теперь я плохо понимаю, зачем, если за один вечер он смог добиться куда большего: ко мне испытывают отвращение даже те, с кем я не был знаком прежде. Интересно, он заранее все спланировал? С того самого дня, как меня избили, и я оказался у него дома, или же это все – чистой воды импровизация? Хотя теперь уже нет разницы, что да как.

Не буду говорить, что мне плохо живется, нет. Как и тогда, я не верю, не чувствую себя живым. Я встаю в шесть, иду в Тринити, записываю лекции, сдаю зачеты, прихожу домой и, закрывшись в комнате, до самого утра просто лежу, глядя в потолок. Я перестал бояться спать, как это было поначалу, я давно свыкся со своим единственным кошмаром. И так день за днем. Я попросту потерял счет времени. Я не разговариваю, хоть голос и восстановился, я больше не общаюсь ни с Дэйдарой, ни с Колином. И мне не жаль. Мне это просто не нужно. А зачем мертвецам общение? Я уже не боюсь сойти с ума, ведь мой рассудок остался там, в доме Ричарда, а его остатки – в палате, когда я увидел фотографии. Возможно, без них я смог бы восстановиться хоть частично. Но это уже не важно.Моей любимой музыкальной группой стали Slayer. Хотя может ли у человека, который не чувствует ничего, быть любимая музыка? Просто... Тот, что раньше был человеком, стал, как говорится, живым трупом. Внутри нет ничего. Ем и не чувствую вкуса, читаю и не понимаю, о чем. Мне просто больше ни до чего нет дела. Вся моя нынешняя жизнь – не больше, чем привычка.Я привык к потребности человека спать, есть, учиться, иметь хобби. Все теперь словно по щелчку какой-то кнопки внутри меня. И с таким же щелчком я ?выключаюсь?. Я стал роботом? Вполне возможно, не отрицаю.По вечерам я слышу, как плачут мои родители, вижу их полные слез глаза, когда нам доводится пересекаться в квартире. Они осунулись, перестали следить за собой, выглядят даже хуже меня. Хотя, что мне-то? Синяки сошли,я каким был, таким и остался, только глаза пустые. Верно, через глаза можно увидеть душу, вот они у меня и безжизненные такие, ибо и сам не лучше. Во мне не осталось ничего, я не могу выдавить из себя даже банальной, фальшивой жалости – ничего. Наверное, нормального человека это бы напрягало, но назовешь ли меня теперь нормальным? Не-а, нихрена. Я отказался от психолога, врачи в клинике только плечами пожимают, мол, в этом случае они бессильны. А зачем мне психолог? Я не хочу больше ничего чувствовать. Да и какой смысл? Чтобы снова сердце начало болеть, когда я вижу Ричарда? Чтобы чувствовать себя виноватым в том, что мои некогда лучшие друзья ходят как в воду опущенные? Зачем мне это все? Мне это не нужно. Мне плевать на предостережения родителей не гулять вечером. Наушники в уши, музыка на полную громкость – и до рассвета временами. Да и без музыки я, в принципе, ничего не вижу вокруг и не слышу. Как в клетке. Именно такой стала моя жизнь – клеткой. Без прутьев и ограничений, но пустой и безжизненной. Мне плевать на маньяков, которые шляются по ночам по пустынному городу. Что для меня теперь маньяки, когда я пережил все, что только можно было? Тело – это лишь большой кусок мяса и сколько-то там литров крови, а души нет и словно и не было никогда. Мне плевать на людей, на которых я изредка натыкаюсь, зацепляя плечом. Их просто нет. Никого нет. И не будет больше.Моей любимой забавой стало разглядывание потолка, либо же прокалывание пальцев иголкой. Мне все равно, я не чувствую боли. Ни физической, ни душевной. Все вытеснила пустота, равнодушие. Иногда я ощущаю, как мои щеки прочерчивают соленые дорожки, но ведь не чувствую ничего. Не понимаю. Я почти забыл смысл слова ?смеяться?. Странное слово.Мне даже нравится быть просто оболочкой. Я привык. Когда тебя не заботит ничего ни на этом свете, ни, тем более, на том. Знаете, это так... непередаваемо.Раньше я верил в реинкарнацию, перерождение после смерти, а теперь я не верю больше ни во что. Да и какая может быть реинкарнация? Говорят, что человек становится тем, что он больше всего в этой жизни ненавидел. Тогда Ричард должен стать мной, а я же просто исчезну. Эпично.Я даже в какой-то степени благодарен Ричарду. Он открыл мне одну очень важную вещь: хороших людей не бывает, есть только те, кто носит маски. Маски зла, лицемерия... они такие же, как и другие: маски понимания, сочувствия, доброжелательности. Вся наша жизнь состоит из масок, и мы просто меняем их в зависимости от ситуации. Каковы же мы на самом деле? Этого я не знаю, да и вряд ли вообще кто-то знает. Кому какое дело? Главное – вовремя надеть нужную маску, не забыв и не спутав ее с другой, иначе придется оправдываться.Вот и Ричарду, и многим другим со временем надоело носить маску отвращения и презрения, и она сменилась равнодушием. Наверное, Ричард ждал, что я буду мстить. Я уверен в этом. Но зачем? Наоборот, я запретил Дэю и, тем более, Колину говорить родителям о том, кто виноват в случившемся. Лучше от этого все равно не станет, ведь время назад не повернешь, Рича с его дружками не остановишь. Да и если посадят их, какой прок? Мне от этого не станет ни лучше, ни даже просто легче. А так, для расплаты... Пусть лучше будет только одна покалеченная жизнь. Остальное не имеет значения.Стук в дверь, и отец, не дожидаясь ответа, входит.- Марти, не спишь? – отрицательно качаю головой в ответ. Проходит и садится на край моей кровати. Стараюсь отодвинуться как можно дальше, ибо от любого прикосновения меня передергивает, словно выворачивает наизнанку. Папа это знает, и уже не пытается ничего с этим сделать.Терпеливо жду, когда же он продолжит, и он, наконец, заговаривает:- Марти, сынок, так нельзя. Я понимаю, что это сложно, но тебе нужно забыть... ладно, не забыть... Но жить дальше... Ведь жизнь, она-то не заканчивается... – стандартные, ?заштампованные? фразочки, пап. Можешь не напрягаться, мне плевать. Я живу так, как живу. Иначе уже не будет. Я просто не смогу, не хочу иначе.Отец еще говорит что-то, но все это я уже слышал, больше не хочется как-то, спасибо. Оставьте меня в покое, ладно? Вы все равно уже ничего не измените.Наконец, родитель уходит. Вздыхаю так тяжко, желает спокойной ночи и уходит. Каждая моя ночь спокойнее предыдущей, я все больше привыкаю ко всему. Все эти два месяца... в течении них ушла вся моя жизнь, все мое человеческое существо.Полночь. Слышу бой часов в гостиной. Родители уже, судя по мертвенной тишине квартиры, легли спать. А правильно ли я поступаю? Правильно ли то, что они каждый день вынуждены видеть меня, мучиться, уговаривать? Наверное, нет. Как бы там ни было, они мои родители, когда-то я их безумно любил, а они – меня. Я им, как минимум, благодарен.

Вся ночь прошла как одно мгновение. Я собрал в рюкзак необходимые вещи, сбросил на mp-3 музыки побольше, и сам не заметил, как рассвело. Написал меленькую записку родителям. Не хочу быть обузой для них, пусть они будут счастливы, но уже без меня. Оставалось всего одно.Чашка кофе – и я иду в университет. Звонок уже прозвенел, но на лекцию не тороплюсь. Не сегодня. Сейчас мне нужно в деканат.Чтобы получить академический отпуск, я потратил почти час. В свете последних событий никто даже не спрашивал о причине. Все и так ясно. Но они отговорили меня отчисляться вообще. Дали академ на неопределенный срок, пожелали скорейшего выздоровления и отправили отдыхать.

А что теперь? Домой я не вернусь, но и бомжом скитаться мне как-то не улыбается. Значит, я уезжаю. Все равно, куда, но в этом городе не останусь. Нет, не говорю, что исчезаю навсегда, я еще вернусь. Но не сейчас.Уже через три часа я сижу в электричке, которая мчит меня на запад. За окном мелькают однообразные пейзажи: поля, фермы, люди, спешащие куда-то. Все так серо и одинаково. И мое разглядывание этой серости прерывает телефонный звонок, от которого я невольно вздрогнул. Вот черт, забыл выключить. Сбрасываю вызов, на мгновение задержавшись на дисплее, который показывал ?Папа?. Достаю из телефона симку и, не колеблясь ни секунды, разламываю ее на две части, после чего она отправляется в свободный полет из окна. Старую жизнь нужно зачеркивать решительно и одним махом, без каких-либо сомнений и предположений. Простите, родители. Значит, вы уже все знаете. Но так будет лучше для вас, поверьте. Просто поверьте. И я уже поверил в это. Чудес не бывает, с течением времени ничего не изменится, как бы вы не надеялись. А так вы, может быть, хоть немного забудете, подлечите раны, нанесенные мной по собственной глупости. Вы поплачьте, да, полегчает. А меня не ищите, не нужно. Спустя какое-то время я сам появлюсь, обещаю. И беспокоиться за меня не нужно, все будет нормально. Умру, так умру, выживу, так выживу. Без разницы как-то. Мне, по крайней мере. А вы пока что живите. Просто живите. И Колину с Дэйдарой скажите. Пусть забудут обо мне, я уже не тот, кто им нужен, я уже не их третий.***Итак, я в Клифдене. Неудивительно, что меня занесло именно сюда, ведь пару лет назад мы с родителями ездили сюда отдыхать, и мне здесь очень понравилось. Но сейчас для меня важно не это. Всего полторы тысячи человек населения – это вам не полуторамиллионный Дублин. Тишина да спокойствие, а мне сейчас только это и нужно. Ну, после того, разумеется, как я найду себе временную квартиру.Стрелки часов неумолимо бегут к семи, и вряд ли я сегодня смогу найти себе жилье. Но здесь вроде была где-то гостиница. Не знаю, правда, работает ли она, ведь большая часть населения имеет свое жилье, а внимание туристов этот городишко не привлекает. Но узнать это не проблема.Мне несказанно повезло. Гостиница работает и даже находится в более-менее приличном состоянии. Оплачиваю свой номер на одну ночь и отправляюсь непосредственно туда. Горячая ванна расслабляет, и я только сейчас понимаю, насколько сильно сегодня устал. Потому стоит только моей голове коснуться подушки, как я засыпаю. Что удивительно, этой ночью мне не снится ничего. Вообще наутро такое ощущение, что и не спал вовсе, а так, закрыл глаза и тут же открыл. Но времени уже почти девять, а мне еще сегодня предстоит найти себе жилье и по возможности работу, так как захваченных с собой в ?путешествие? денег вряд ли хватит надолго. Хотя последнее уже, наверное, совсем на грани фантастики. Но, как говорится, чем черт не шутит.Ключи от номера пока на всякий случай оставляю себе (все равно за сутки уплачено), и первым делом отправляюсь в ближайший магазин покупать себе новую симку и газету. Через полчаса я уже прозваниваю по объявлениям о сдаче квартиры. По-моему, я первые полдня потратил на звонки, а вторые – на осмотр всех вариантов. Но уже вечером я сижу на подоконнике квартиры пятиэтажного дома с кружкой кофе в руках и все той же газетой. Работу я сегодня даже не пытался найти, так как был целиком и полностью занят квартирой. Может, это и из области фантастики, но искать я буду.Следующий день прошел так же суетливо, только теперь я мотался не по домам и квартирам, а по офисам и магазинам. В конце концов, меня без высшего образования приняли официантом в одной забегаловке. Нет, на самом деле, кафе-то нормальное, но ни в какое сравнение со столичными не идет. Но мне пофигу, где, лишь бы деньги были.

Ночь прошла так же незаметно, как и предыдущая. Будто и не было ее совсем.

Сегодня на работу. Первые три дня – испытательный срок, нужно постараться не опаздывать. А я, как назло, забыл дорогу к кафе. Благо, вышел почти на полчаса раньше, чем нужно, потому опоздал на минуту или две. Хозяин забегаловки еще и сам не пришел, да и посетителей в такой час не было совсем, потому мне этот промах сошел с рук. Зато дорогу запомнил теперь, наверное, на всю жизнь.Официантка, моя одногодка, оказалась довольно веселой и разговорчивой девушкой. За пару дней я узнал о ней все вплоть до того, в каком районе Лондона проживают ее двоюродные дедушка с бабушкой. И это при том, что за все время нашего знакомства я не задал ей ни единого вопроса. Вообще ни слова ей не сказал. Даже мое имя, и то хозяин объявил. На вопросы же о себе я предпочитал точно так же отмалчиваться. Нечего мне рассказывать, к тому же, эта неугомонная особа уже умудрилась выпытать обо мне все, что только можно, у шефа. А у него, как вы понимаете, все записано с моих слов. Вот и у Аники теперь нет повода расспрашивать меня о моем ничем не примечательном прошлом и о причине переехать сюда. Все коротко и ясно – семейные обстоятельства. А в подробности этих самых обстоятельств она и сама не вникала – типа, уважает личное пространство других.В таком темпе прошло четыре месяца. Сейчас самый разгар лета – июль. Город немного наполнился туристами, но не более, чем на сотню-другую, потому здесь и сейчас практически так же спокойно, как и по моему приезду.Хоть я и старался не замечать этого, но сейчас вынужден признать, что Аника, можно сказать, сотворила настоящее чудо: мало того, что я стал куда более разговорчив (да уж помолчишь тут, когда тебя ежеминутно забрасывают вопросами в таком количестве, что даже не знаешь, с какого начать ответ), так она... вот хоть верьте, хоть нет, но ей удалось вернуть мне улыбку. Ту самую, простую и беззаботную улыбку. Я уже не могу с такой уверенностью, как прежде, утверждать, что не чувствую ничего. Даже признаю, что был не прав насчет собственных прогнозов будущего. Все совсем по-другому. Она стала мне очень хорошим другом, с которым можно и поговорить по душам, и время от времени выпить. Но не более. Она знает обо мне все. Абсолютно. Около месяца назад я рассказал ей все о себе до последней детали, думал, что пошлют меня куда подальше, но она внимательно выслушала все мои душевные излияния, поддержала, помогла немного разобраться в себе и... отругала. За то, что поступил так с родителями. Аника замечательная, но она никогда не станет для меня кем-то большим, чем просто друг. Я знаю, что нравлюсь ей, но не смогу дать ей тех же чувств в ответ. Мое сердце по-прежнему разломано на мелкие кусочки и, наверное, никогда уже не восстановится. Максимум из того, что может быть между нами – это просто секс. Но не думаю, что кому-то из нас это нужно. Ей будет больно впоследствии, а я не хочу этого. Не хочу потерять еще одного друга. Хватит уже, пора браться за ум, действительно.Тогда же, месяц назад, перебрался к ней. Точнее, меня вначале выселили из квартиры, так как у хозяина появились серьезные проблемы с деньгами, и он вынужден был ее продать, меня приютила подруга, и в наш первый совместный вечер, когда мы оба были далеки от трезвости, я и выложил ей все как на духу. Стало почему-то гораздо легче на душе. И от того, что я теперь не держу все в себе, и от того, что Аника стала понимать меня куда лучше, и теперь ей не требуется объяснение тому или иному моему поступку.- Мартин, ты этот стол скоро до дыр протрешь, - девушка усаживается за стол, который я уже несколько минут вытираю после закрытия кафе. – Ты домой собираешься вообще? – я замечаю в ее взгляде смешинки и сам улыбаюсь. Она забавная.- Вообще собираюсь, да. Только мне крайний столик нужно убрать.- Поздно опомнился, я уже все закончила. Переодевайся давай, и пойдем домой, - она поднимается, забирает у меня тряпку и уходит в подсобку, а я покорно иду переодеваться.Через полчаса мы уже сидим перед телевизором, смотря какую-то мыльную оперу и держа в руках по большущей чашке горячего чая. Когда он закончился, девушка поднимается и уходит на кухню, а я начинаю застилать диван постельным бельем. Несколько дней назад к Анике приезжала мама, и нужно было вести себя подобающе. А сегодня утром она уехала, потому здравствуй, безалаберная жизнь двух студентов. О, кстати, о студентах. В университет я решил вернуться. Наверное, как раз в сентябре, не знаю. Или в августе. В конце концов, я же не сидел все четыре месяца без дела. Почти наизусть выучил учебники, которые притащил с собой, и теперь готов сдать экзамены за прошлый курс. Только получится ли? И нужно ли мне это? Но, с другой стороны, тратить еще целый год я не хочу. Да, наверное, так и сделаю Я уже говорил по этому поводу с Аникой, так она того же мнения, что нужно как можно скорее уладить все дела с универом и вернуться к учебе. И шутливо добавляет, что по ее окончании она и мой пост официанта будут верно ждать меня здесь, в Клифдене. О да, я однозначно сюда еще вернусь.Около полуночи мы ложимся спать. Она легко целует меня в щеку и, пожелав приятных снов, уходит в спальню. То ли так действуют ее пожелания, то ли вообще обстановка, но мои ночи уже не являются одним сплошным кошмаром. Он вообще перестал мне сниться. Теперь по ночам я не вижу ничего, что не может не радовать, ведь утром снова на работу, а я, наконец, начал высыпаться.***- Обещай, что позвонишь мне, как приедешь, - Аника крепко-крепко обнимает меня, стоя у подъехавшего поезда. Вот и август, я уезжаю домой, в Дублин. Так не хочу возвращаться... Но возможности перевестись в другой университет у меня нет, и меня снова одолела хандра.- Обещаю. И мы обязательно еще встретимся, вот увидишь. Приезжай ко мне, ладно? – девушка кивает, и я улыбаюсь. В ее глазах стоят слезы, а сама она отстраняется и подталкивает меня к поезду, говоря, что я ее вообще-то задерживаю. Храбрится.- Да иди же ты уже! Мне пора, шеф ведь не на целый день с работы отпустил. Это ты у нас тунеядец теперь, - легкий поцелуй в щеку, и я, подгоняемый проводницей, залезаю в вагон. Уже через минуту поезд тронулся, а Аника до последнего машет отдаляющемуся вагону, уносящему меня далеко-далеко, в другую часть страны, рукой.***Вечер. Открываю дверь квартиры и почти бесшумно захожу внутрь. Все такое родное и знакомое. Даже слишком родное и знакомое. Ну что ж, родители, я дома. Надеюсь, что и вы тоже...