5. Границы дозволенного (1/1)

Прошло несколько дней с того момента, как в мою жизнь вернулась она. Судьба явно надо мной издевается. После того разговора в машине между нами не было каких-то особенных взаимодействий, кроме рабочих. Я уже практически с этим смирился. Только вот, кое-какие моменты всё равно терзали мою душу, вернее даже сказать любопытство: во-первых, почему Филатова, в то время как уже год она должна быть Ракитиной? Во-вторых, зная генерала и его нравы, он каждый день должен был бы встречать её с букетом роз после работы — однако этого не было. И вот тут-то в моей голове и поселились мысли, что что-то тут нечисто, что-то тут не так… но насильно влезать в её жизнь я не хотел, чтобы ненароком, в случае своей чересчур разыгравшейся фантазии, не оказаться потом дураком во всеобщих глазах.— Вызывали, Марина Викторовна? — постучался я в дверь Покровской.— Вызывали, Платон Ильич, — протяжно ответила та, увлечённо рассматривая какую-то медицинскую литературу и при этом находясь на четвёртой ступени алюминиевой стремянки у книжного стеллажа во всю стену.— Ого, — вырвалось у меня, — вы бы поосторожнее, у нас ведь в травматологии и своих пациентов хватает.— Шутите, Платон Ильич? Это очень кстати, — улыбнулась она, — значит настроение хорошее. А когда оно хорошее — люди легче идут на контакт, и с ними проще договориться, что мне сейчас просто необходимо.— Прямо-таки заинтриговали, Марина Викторовна, — усмехнулся я.Вернув книжный экземпляр обратно на полку, Покровская начала спускаться на землю, ступень за ступенью, как вдруг — раз! — неожиданно её равновесие пошатнулось, и с отрывистым ?ой!? она стремительно направилась вниз. Всё произошло в одно мгновение — я резко подался к ней, и уже в следующую секунды она изящно располагалась на моих руках: правая моя ладонь бережно обхватывала её тонкую талию, а левая аккуратно покоилась под согнутыми коленями.— Марина Викторовна, можно… До боли знакомый голос раздался прямо за моей спиной, как гром среди ясного неба. Я обернулся — ошарашенная Лиза с папкой документов в руках стояла в дверном проёме, полагаю, потеряв дар речи речи от увиденного.— П-п… прошу прощения, я наверное позже зайду, — спустя несколько секунд молчания забегала она глазами по полу, а затем стремительно кинулась прочь из кабинета, оставляя не менее ошарашенных нас с Покровской снова наедине.— Извините, — хрипло произнёс я, возвращая на ноги начальницу. — Спасибо, что… не дали упасть, — прерывисто отвечала та, отходя к окну. Она была взволнована.— Вы, Марина Викторовна, будьте впредь аккуратнее, пожалуйста, — всё ещё находясь в каком-то густом тумане, продолжал я, — вы нам ещё нужны… живой. А я, пожалуй, попозже зайду.— Нет, не нужно, — резко перебила она меня, обернувшись, — давайте мы с вами лучше дома поговорим. Вы только не вздумайте снова оставаться на дежурство — я прекрасно знаю, что сегодня очередь Никитина. Лично проверяла.Филатову я отыскал на сестринском посту. С невозмутимым видом и железным спокойствием она подписывала какие-то медицинские карточки, и даже глазом не повела, когда моя скромная персона вошла в поле её зрения.— Мы теперь в молчанку играем? — наконец не выдержал я.— Платон Ильич, я работаю, если вы ещё не заметили, — не глядя на меня, отвечала та, — а вот во что вы там играете с Покровской, мне совершенно не интересно.— Господи, да человек чуть ноги себе не переломал, — парировал я, — а я просто оказался рядом в нужный момент.— Вам вовсе не обязательно передо мной оправдываться, — усмехнулась она, — вы мне ничем не обязаны. Но и врать мне тоже не нужно. В клинике слухи быстро разлетаются, и мне прекрасно известно о том, что вы с ней живетё вместе. Так что давайте отныне договоримся — у меня своя жизнь, у вас своя. Не будем нарушать личные границы.— Личные границы, значит, — повторил я, закатив глаза, — что ж, хорошо. Как пожелаете, Елизавета Юрьевна.Кому и что я пытался доказать? Только лишний раз убедился в том, что стучать в закрытые ворота — самая большая глупость, которую я мог допустить. Филатова права — уже давно мы с ней по разные стороны баррикад. Однако это не помешало мне сегодня вызвать у неё приступ ревности, хоть и беспочвенно. Получаются какие-то двойные стандарты. То есть, ей свою личную жизнь устраивать разрешается, а мне — нет? Сомнительные доводы, и не в её стиле.Рабочий день сегодня на удивление пролетел очень быстро. Утром начальство ясно дало мне понять, что если останусь на дежурство — не сносить мне головы. Да, и к тому же, там намечался какой-то особой важный разговор, поэтому особо я и не противился — быстренько собрался, вызвал такси и поехал к Покровской.— А я уже хотела было сама к вам собираться, — усмехнулась женщина, накрывая на стол, — уже даже речь подготовила, как я буду вас отчитывать за неисполнение вышепоставленных приказов — и вы тут как тут.— Вы уж извините, что в очередной раз расстраиваю ваши планы, — отвечал я, — но одна прекрасная женщина попросила меня прийти, и я не смог ей отказать.— Да вы, Земцов, — одарила она меня изумлённым взглядом, — прямо-таки мастер обольщения, как я посмотрю. — Просто захотел разрядить обстановку, — пожал я плечами, садясь за стол по приглашению хозяйки дома, — ну да ладно. Утром вы, помнится, хотели со мной о чём-то поговорить — я весь внимание.— Да, хотела, — согласилась та, вращая бокал красного полусладкого в ладони, — хотела поговорить с вами насчёт медицинской конференции в Санкт-Петербурге через три дня. Платон Ильич, я знаю, что вы практик, и все эти научные собрания для вас — пустой звук, но я очень хочу, чтобы вы полетели, правда. Вы великолепный врач, профессионал своего дела, у вас замечательные ораторские способности. Вы можете достойно представить нашу клинику в Питере — уверена, многие специалисты к вам прислушаются. Попробуйте, Платон Ильич. Пожалуйста, не отказывайте мне.— Марина Викторовна, я бы рад, правда, — наконец ответил я после нескольких секунд молчания, стараясь подбирать как можно более тактичные выражения, — ну не моё это, от слова совсем. Да и потом, ну неужели в нашей многопрофильной клинике не найдется более подходящего кандидата? — Ну почему же, один из кандидатов на эту поездку был утверждён мною ещё вчера, — загадочно произнесла та, прищурив глаза. — Филатова Елизавета Юрьевна, знаете такую?— Простите, — неужто я ослышался? — То есть, вы хотите сказать, что на конференцию едут двое?— Да, всё верно, но вы можете не волноваться — ваше решение я услышала и уяснила.— Вообще-то, своё решение я вам ещё не озвучивал, Марина Викторовна, — подметил я, — я поеду.Реакция Покровской показалась мне довольно странной — усмехнувшись, она поставила опустошённый бокал на столешницу, а затем, выйдя из-за стола, подошла к окну, не обмолвившись со мной при этом ни единым словом.— Значит, мне не показалось, — тихо произнесла она, увлечённо разглядывая огни ночного города.— Не показалось — что? — встав из-за стола, двинулся я к ней.— Ваши отношения с Филатовой, — обернулась она, заглянув мне в глаза, — явно выходят за рамки рабочих. — Марина Викторовна, — я заметно напрягся, — вы меня конечно извините, но, по-моему, вы переходите границу дозволенного. Наши отношения с Филатовой — это только наши отношения, и кроме нас двоих они никого более не касаются. И только лишь из большого уважения и благодарности к вам, я повторю — мы коллеги, и не надо приплетать сюда ничего лишнего. И вообще, у меня априори ничего не может быть с замужними женщинами.Мои слова словно оглушили её — на мгновение она встала в ступор, затем нахмурилась, словно я только что сказал какую-то несусветную глупость, её взгляд соскользнул вниз, на мои губы, и задержавшись там каких-то несколько секунд, снова вернулся в исходное положение. — А с чего вы взяли, что она замужем? — изумлённо спросила она. Эта фраза точно пулей выстрелила в моё сердце.