ГЛАВА 3. Неприятности продолжаются (1/1)

Три дня спустя Земцов шагал по освещённой фонарями заснеженной улице на работу. По обыкновению свернув направо, он сунул руку в карман и вытащил завёрнутую в целлофан сосиску. Платон любил эту дорогу: здесь всегда тихо и спокойно, лишь изредка, по выходным или праздникам, бывало шумно. В такие дни владельцы гаражей собирались вместе и жарили шашлыки, обсуждая последние новости и выпивая. А ещё здесь его ждала Астра, собака простой дворовой породы, бродяжка. Он забрал бы её домой, но сумасшедший рабочий график не позволял ему подобной роскоши.Платон присел на корточки, почесал за ухом весело виляющую хвостом собаку, с улыбкой наблюдая, как сосредоточенно она водит носом, и протянул заветную сосиску:– Как дела, Астра? – Земцов не знал её настоящего имени, да и сомневался, что оно у неё было, а потому звал так. Астра в ответ быстрее завиляла хвостом и моментально проглотила лакомство.Вдруг она насторожилась и зарычала, глядя за спину друга. Он обернулся, вставая, и тут же зажмурился, потому что в глаза чем-то брызнули. Стало горячо. Без лишних разговоров кто-то ударил его кулаком по лицу, потом схватил за руки и вывернул их назад. Не обращая внимания на боль, Земцов с трудом открыл глаза, но сквозь пелену слёз смог различить лишь силуэты. Их было двое.Новый удар пришёлся под дых. Платон со свистом вдохнул и согнулся пополам. Он слышал, как заходилась лаем Астра, и как потом она жалобно заскулила, после чего замолчала совсем. Один из нападавших, тот, что держал руки, ударил её тяжёлой подошвой армейского ботинка, отбросив в сторону. Второй схватил Земцова за плечо и принялся методично лупить в живот. Когда разъярённый кулак ударил в пах, ноги подогнулись, и Платон упал на колени.Теперь били оба. Били ногами, беспорядочно и безжалостно. Земцов из последних сил старался не упасть совсем. Он инстинктивно закрывал голову освободившимися руками, но один удар всё же достиг виска, после чего всё вокруг заволокло красным туманом, и он рухнул на землю, смутно соображая, где находится.Нападавшие удовлетворённо осмотрели плоды своих трудов, оправили дорогие кожаные куртки, мстительно бросив:– Тебя ведь предупреждали, – и, напоследок изо всех сил приложив ботинком под рёбра, ушли.Астра, жавшаяся всё это время к холодной стене гаража, подбежала к Земцову и принялась вылизывать лицо. Она кривила морду от противного вкуса и резкого химического запаха, но продолжала спасение.Он открыл глаза, но тут же закрыл их снова и с трудом поднялся на четвереньки. Нутро горело, во рту явственно ощущался вкус крови, а глаза по-прежнему жгло. Земцов сплюнул кровавую слюну на снег и кое-как разлепил веки. Тут же вновь потекли слёзы. Он, пошатываясь, подполз к сугробу и, набрав в ладони пока ещё девственно чистый свежий снег, растёр им глаза, потом прислонился к стене гаража и, тяжело дыша, постарался собраться с силами.К нему подскочила Астра и стала тыкаться носом в живот. Платон сморщился от боли и прохрипел:– Всё нормально, девочка, всё нормально. Сейчас посижу чуток и пойду, – он хотел почесать её за ухом, но собака заскулила и бросилась прочь, яро гавкая.Дыбенко проспал и теперь рисковал опоздать на работу. А ночью, как назло, город завалило снегом, и дороги превратились в нечищеный каток, полный сюрпризов. Кляня на чём свет стоит свой будильник, он, как мог, спешил на работу, пробираясь через сугробы.Вдруг под ноги ему выскочила собака и принялась яростно лаять и вертеться вокруг, будто зовя куда-то. Андрей с минуту поколебался, но решил, что хуже уже не будет, и последовал за ней. ?Мало ли что?, – рассудил он.Астра, а это была она, повела его к гаражам, но когда они добрались, то никого уже не обнаружили, лишь красные пятна крови и вытоптанный, перемешанный с землёй снег свидетельствовали о недавней потасовке. Присмотревшись, Дыбенко заметил свежую цепочку следов и пошёл по ней. Когда вдали замаячил тёмный силуэт, он ускорил шаг.– Платон Ильич? – неуверенно окликнул Андрей, узнав коричневую кожаную сумку коллеги. Силуэт остановился и медленно обернулся.– Красавчик, не правда ли? – прохрипел Земцов, наблюдая за Дыбенко, который обалдевшим взглядом блуждал по нему. Платон пошатнулся и схватился рукой за ветку ближайшего дерева.Дыбенко очнулся от ступора и спешно подошёл ближе, подхватив коллегу под руку:– Кто Вас так?– Не знаю, я их не видел.– Идёмте, я Вам помогу.– Не стоит, сам справлюсь, – он высвободил руку и медленно двинулся вперёд.***– О боже, – воскликнула Полупанова, прижав руки к груди, как только они вошли в холл. – Что стряслось?– Вита Игоревна, оставьте эмоции на потом, – Земцов окончательно пришёл в себя. – Пятиминутка уже идёт?Вита кивнула.– Какая пятиминутка, Платон Ильич? – спросил Дыбенко. – Надо хотя бы раны обработать.– Этим-то я как раз и собираюсь заняться, а ты дуй к начмеду и придумай что-нибудь, но об этом, – обвел пальцем своё лицо, – ничего не говори. Вас это тоже касается, Вита Игоревна, – уточнил он. – Не стоит Елизавете Юрьевне знать, – коллеги закивали, осознав, к чему он клонит.Двадцать минут спустя Земцов привёл себя в человеческий вид: смыл с лица кровь и обработал ссадины. Оказалось, что всё не так уж страшно, если только не заглядывать под одежду, потому что на животе не было живого места. Он даже успел на пятиминутку, феерично появившись в кабинете начмеда уже под конец.– Почему Вы опоздали, Пла... – начала Лиза, но заметив одутловатую красную щёку, немного наплывшую на глаз, припухший висок, пересечённый тонкой красноватой полоской, и ссадины на лице врача, спросила: – Что с Вами?– Поскользнулся, – уверенно соврал Земцов, предупреждающе взглянув на Дыбенко. – Ничего страшного, до свадьбы заживёт, – он улыбнулся и сел на свое место.Но до свадьбы не зажило. К вечеру разболелась голова, раненный висок пульсировал, а боль в животе, весь день лишь изредка напоминавшая о себе, усилилась, став почти нестерпимой. Любое движение причиняло дискомфорт.Земцов отпустил последнюю на сегодня пациентку и встал из-за стола. Стараясь не делать резких движений, он собрал карты в стопку, прижал её к животу, потом, подойдя к двери, осторожно поднял руку, чтобы снять с вешалки сумку. В тот момент, когда пальцы коснулись кожаного ремня, живот прострелила резкая боль, в глазах потемнело, и он упал, потянув за собой вешалку. Карты разлетелись по полу, металлический набалдашник стойки, упавшей на Земцова, ударил его по голове, после чего вешалка откатилась в сторону, а на лбу моментально вздулась шишка.Лиза шла по коридору, надеясь застать Земцова на рабочем месте. Она не поверила ему с утра. Слишком много повреждений от простого падения на скользком льду. Лиза весь день выискивала возможность поговорить с ним, но ей постоянно что-то мешало, да и Земцов, будто намеренно, избегал её сегодня.В кабинете горел свет. ?Успела?, – подумала Лиза. Не услышав за дверью голосов, она решила, что приём окончен, и без стука нажала на ручку двери, намереваясь застать его врасплох. Ей это удалось, правда, не совсем так, как предполагалось.Земцов лежал на полу: левая рука откинута в сторону, рядом валялась вешалка, справа были разбросаны медицинские карты, на лбу вздулась приличных размеров шишка. Лиза взволнованно коснулась его шеи.– Каталку сюда! Живо! – ощутив под пальцами пульс, закричала она в распахнутую настежь дверь.Когда санитары увезли Земцова в хирургию, Широкова достала телефон и набрала номер мужа. Он ответил только с третьего раза.– Ромка, привет, – Лиза прижала телефон к уху. – Я немного задержусь на работе. Да, случилось. Земцов не сможет сегодня подежурить. Нет, я не собираюсь оставаться вместо него. Я вызову Дыбенко, но пока он не появится, я останусь здесь, чтобы подстраховать Ставицкую. Да, они с Земцовым должны были дежурить. А ты уверен? Ну, хорошо, приезжай, – Широкова сбросила звонок и опустилась на диван. Она не замечала раньше за мужем такого почти фанатичного стремления подменять других врачей.Спустя полчаса в ординаторскую вошёл Рома. Лиза с улыбкой обняла его, поцеловала в щёку и без обиняков спросила, не желая дольше ходить вокруг да около:– Почему ты решил подежурить?– Чтобы тебе не пришлось задерживаться надолго. Ты ведь беременна, забыла? Тебе отдыхать больше надо, – он ласково провёл ладонью по её щеке и улыбнулся. – Дыбенко пока из своей чащобы доберётся, куча времени пройдёт. А мы с тобой близко живём. Ты что, обиделась на меня? – он посерьёзнел и, отстранившись, заглянул ей в глаза. – Неужели ты ревнуешь?– Нет, что ты, – улыбнулась. – Переодевайся давай, – Лиза свернула разговор, чтобы не выдать себя: она, действительно, ревновала мужа. К Ставицкой. В последнее время Лиза слишком часто замечала их мило беседующими.Рома был не против завершить эту неприятную беседу. Он подошёл к шкафу, предвкушая приятное дежурство. Его тянуло к этой нежной смущённо улыбающейся женщине. Она была так не похожа на Лизу, в глазах и сердце которой, казалось, навечно застыла печаль. Он будет после корить себя за то, что так думает и так поступает с женой, одновременно оправдываясь тем, что общаться он может с кем угодно, в том числе и с Надей Ставицкой. Вот только их общение уже давно не ограничивалось одними только разговорами.Поцеловав мужа ещё раз и пожелав спокойного дежурства, Лиза направилась не домой, а в отделение хирургии, где вот-вот должна была закончиться операция.***– Сём, ну наконец-то, – Широкова поднялась навстречу бывшему однокурснику. – Я тебя уже почти сорок минут жду. Как всё прошло? Что с ним? Почему операция затянулась?– Ты садись, – разминая шею, сказал Сорокин. – Чай будешь?Она отрицательно покачала головой. Семён Аркадьевич включил электрочайник, прислонился к шкафу и заговорил:– Ты в курсе, что его избили?– Что?– На нём живого места нет, весь живот в кровоподтёках, висок рассечён, скорее всего, сотрясение мозга…– Сотрясение? – пробормотала Лиза.– … так ещё и подкапсульная гематома в придачу. Вот такой букет, – Семён вытянул руку, показывая большой палец.– Не может такого быть! Я, конечно, не поверила, что он просто поскользнулся на улице, но о таком даже подумать не могла, – Лиза удивлённо посмотрела на коллегу. – Как он сейчас?– В реанимации. Спит. Капсула печени лопнула, вызвав боль, поэтому, вероятно, он потерял сознание, потом началось кровотечение. Ну, и сотрясение сыграло свою роль.– Перитонит?– Нет, всё прошло без осложнений. Промыли, зашили, будем наблюдать. Правда, лапароскопией не обошлись, пришлось резать, потому и задержались.– А сотрясение? Установили степень?– Пока он не пришёл в себя, сложно сказать. Будем надеяться, что сотрясение лёгкое. Он жаловался на головокружение, тошноту, рвоту, головную боль?– Да он вообще не жаловался! – взвилась Лиза, виня себя за то, что не заставила Земцова остаться и не выяснила подробностей сразу.– Так, ты давай-ка не накручивай себя. Чего ты нервничаешь так? Если был в состоянии скрывать, значит, всё не так критично. Ты меня услышала?– Услышала, – кивнула Лиза и решила сменить тему: – А что делать с избиением-то? Надо, наверно, в полицию сообщить?– Сейчас уже поздно, и никто твоё заявление не примет. А завтра мы дождёмся, пока Земцов придёт в себя, и решим, что делать дальше. Ты лучше домой иди, побереги ребёнка, – друг мягко коснулся её плеча.– Кто сегодня дежурит?– Я.– Замечательно. Тебе я верю, – она встала, легко чмокнула товарища в щёку и с наигранной улыбкой вышла из кабинета, с тревогой думая о Земцове.***– А как голова? Болит? Только не врите мне, пожалуйста.– Болит иногда, – с деланной послушностью ответил он.– Платон Ильич, а почему к Вам никто не приходит? Вы уже без малого две недели в больнице, – Лиза каждое утро заходила к нему, справляясь о самочувствии, но только сегодня решилась задать вопрос, который мучил её уже больше недели. – Где Ваша семья? Жена?Платон задумчиво молчал, глядя в сторону. Потом заговорил:– Нет у меня жены. Бросила она меня. Пока я в Монголии был, нашла себе какого-то мажора. И всё, прошла любовь, завяли помидоры, – он невесело усмехнулся. – Нас быстро развели, детей-то общих нет, имущества тоже, – свесил ноги с кровати, собираясь встать.– Куда Вы? Вам же запретили вставать. Хотите, чтобы швы снова разошлись?– Елизавета Юрьевна, не надо, – он жестом остановил её. – Вот увидите, дней через десять буду в строю, – улыбнулся и подошёл к окну. – Лучше скажите, как Ваше самочувствие? Вы очень напряжены.– Не берите в голову, – передёрнула Лиза плечами. – Это не имеет значения, – соврала она.Напротив, это имело очень большое значение, ведь близился роковой момент: предыдущие беременности обрывались после десяти недель, а сегодня было как раз десять.Ей очень хотелось бы поговорить с Земцовым об этом. Возможно, он нашёл бы нужные слова, смог успокоить, но она ни с кем, даже с мужем, не обсуждала свою беременность, потому что очень боялась сглазить и вновь потерять ребёнка. Не могла она озвучить свои страхи, боясь, что они материализуются. Даже мысли гнала прочь…– Выздоравливайте, Платон Ильич, – бросила на него быстрый взгляд и отвернулась, направляясь к двери.– Лиза, – она изумлённо замерла. До чего неожиданно и как-то по-иному прозвучало её имя из уст Земцова. – Знаете, однажды я был с родителями в Италии. Мне было 13, и я потерялся, заблудился в многочисленных узких улочках. Стемнело. Я оказался один в чужой стране, в незнакомом городе, не понимая языка. Тогда я не знал, сколько прошло времени. Ко мне подошёл добродушный улыбчивый итальянец и что-то спросил, но я, естественно, ничего не понял. Он взял меня за руку и вывел на набережную. Парень указал рукой на горизонт, чуть подсвеченный восходящим солнцем, и сказал: ?Anche la notte più lunga stessa finisce con l'alba?. И тут к нам подбежал мой отец. Он обнял меня и поблагодарил на итальянском того парня, крепко пожав его руку. Я запомнил эту фразу и спросил у отца: ?Что она означает?? Папа перевёл. Так вот, знайте, что всё у Вас обязательно будет хорошо, потому что даже самая длинная ночь заканчивается рассветом.Ей вдруг стало легче от этих простых слов незнакомого ей итальянца. Она, не оборачиваясь, прошептала:– Спасибо, – и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.А в кабинете её ждал не слишком приятный сюрприз.– Лиз, ты так сильно переживаешь за нового ординатора, что у меня просто нет слов, – начал Широков, как только она переступила порог, вернувшись от Земцова.Спокойствие, едва зародившееся в душе, как ветром сдуло, но Лиза нашла в себе силы улыбнуться и, подойдя ближе, положила ладонь на плечо мужа:– Ром, ты чего? Ты ревнуешь что ли?Он встал, посмотрел на жену сверху вниз:– А ты как думаешь? Ты каждое утро идёшь к нему, сидишь там не меньше получаса, а потом сияешь, как начищенный пятак. В чём причина? Ты влюбилась, да?– Ромка, ты что? Я только тебя люблю. Земцов мне сто лет не сдался, просто… Просто я чувствую себя виноватой в случившемся, – она прильнула к мужу.– Что за бред?– Понимаешь, тогда утром я ведь знала, нет, чувствовала, что он соврал. Я должна была выяснить правду, но предпочла поверить в ложь. А если бы он до утра один в кабинете пролежал? Мы на следующий день обнаружили бы труп, понимаешь? – голос задрожал. – Этого всего могло бы не случиться, – она замолчала, всхлипывая.?Гормоны, однако, делают своё дело?, – с некоторым раздражением подумал Роман, потом прижал её к себе и стал гладить по голове, успокаивая:– Глупенькая, ты ни в чём не виновата. Он сам себе враг. Земцов ведь врач, должен был подумать о своём здоровье, но он предпочёл скрыть и погеройствовать, теперь вот расплачивается. Успокойся, ты тут ни при чём, – Широков коснулся губами её макушки и прикрыл глаза, стараясь почувствовать приятное волнение от близости к жене, но внутри по-прежнему было пусто и тихо. Он ничего не ощущал.