Вставка. Китай (2) (1/1)

Россия отличался от остальных. И пускай любой ребёнок считался особенным, я не мог не заметить, что с каждым разом моё внимание приковывалось к нему всё сильнее.Мне выдалась возможность наблюдать, как растут чужие дети. СССР не боялся просить помощи, он сам по себе был отзывчивым и щедрым, я никогда не забуду его доброты, но у всей этой истории есть печальная сторона.После частых походов в гости, совместных вечеров и прогулок я привязался к семье Союза и выделил Россию как своего любимчика. Это был светлый милый мальчик, не испорченный плохими привычками, умеющий сострадать и делиться своей радостью. Он проявлял любознательность ко всему незнакомому, а когда узнавал что-то новое, то обязательно рассказывал другим; мне нравилось делать вид, словно я не знаю некоторых элементарных вещей, чтобы не огорчать его и вызывать улыбку своим удивлением.Ничто не вечно. Я не мог продолжать навещать их так же часто, как получалось раньше. Мы не виделись годами, я был погружён в работу и другие хлопоты, однако даже короткие встречи грели мне душу. Я не забывал те времена, я не забывал своего друга и не забывал про свою одержимость. Я так привык к маленькому России, что не мог смириться с тем, что детство даётся единожды. Как и жизнь. Теперь я уже смотрел на повзрослевшего ребёнка; Россия так и не утерял свою жизнерадостную натуру, остался таким же активным и притягательным... По-детски непосредственен и невинен... Только вот... Когда я стал чаще видеть его с СССР на собраниях, то невольно, неумышленно стал задумываться над тем, какой же он всё-таки красивый. И так, постоянно наблюдая за ним, как-то раз, я, наконец, уловил суть своих мыслей и был шокирован. Неужели я влюбился в него?.. Увы, я уже не подросток, чтобы плохо разбираться в своих чувствах, поэтому разочаровался в себе, ведь такого не должно было произойти. Я долго пытался выбросить из головы навязчивые мысли о нём, но сомневался, что это мне хоть каплю поможет. Мне стыдно. Стыдно не только перед Союзом, но и перед самим Россией. Пусть никто не знает об этом... Я в отчаянии, и мой секрет должен оставаться только со мной. Уходящий год принёс много бед. Я пытался меньше видеться с СССР, потому что чувствовал глубокую вину, а вдобавок не желал добивать себя сладкими грёзами, мечтами о лучшем. Не хотел давать себе надежду, ведь это всё бредни моего сознания. Мне никогда не заполучить его. Моё счастье, такое желанное, но такое непостижимое... Последний месяц 1991 года добил меня, казалось, окончательно. Буквально на днях мы с Советами встретились, чтобы выпить за наше здоровье. Я знал, что ему тяжело. Столько всего взвалилось на его душу, столько он нуждался в поддержке, что я не мог не прийти. Но тогда я и не подозревал, что это была последняя наша встреча. Он ушёл в лучший мир, а я не успел попрощаться. Мраморная плита с высеченными инициалами покрылась инеем. Я один из первых принёс цветы на его могилу. Под ногами шуршал выпавший за ночь снег. Над головой ещё не сошли сумерки. Пустое небо постепенно наполнилось светом, я просидел на скамейке чуть больше часа, прежде чем смог заговорить. Горло то и дело сдавливали слёзы, но мне нужно было сказать прощальные слова. Не могу поверить, что это произошло. Потерять близкого человека – лишиться частички себя. Мне будет тебя не хватать, дружище... Я очень удивился, когда увидел на кладбище вполне не уместную фигуру. Америка тоже был не рад меня видеть, потому что явно хотел сделать задуманное и остаться незамеченным. В его руках я разглядел венок, американец недовольно огляделся по сторонам, когда заметил меня, шикнул и продолжил путь. В голове пронеслась мысль, что не по своей прихоти он сейчас здесь. Я находился в состоянии глубокой скорби, поэтому не стал ничего говорить, наблюдая, как тот старается ровно установить венок, не переступая границы металлической ограды. – Чтобы было красиво... – как-то злобно передразнился тот, психуя из-за того, что венок постоянно косился. Точно, его послал Великобритания. Америка не выглядел зловещим демоном на фоне этой картины, скорее, недовольным, что ему пришлось идти на могилу своего врага. На лице не читалась насмешка или надменность, что так часто он выражал. Но и грусти он не испытывал тоже. – Я не буду говорить тебе то, что передал он, – подышав на свои руки, сказал Америка, серьёзно взглянув на могилу. Он ведь чуть ли не каждый день желал ему смерти, но сейчас проявил какого-то рода уважение? Даже если и не к Союзу, то к Великобритании. Зная его характер, Штаты выбросил бы этот венок куда подальше и не стал бы ехать сюда даже по приказу. – Будь здесь отец, – мы встретились глазами, – то уже лежал бы рядом. До меня не сразу дошёл смысл этих слов. Британия всегда сдержан и спокоен... – Он всё ещё не может смириться, – выдохнул Америка, присаживаясь на другой конец скамейки, и замолк, смотря на надгробие. Спустя некоторое время он решил, что этого достаточно, и поднялся с места, вновь оставляя меня одного. У меня было сильное желание навестить с соболезнованиями бедных детей; несомненно, никому не пришлось больнее, чем им. Но я так и не осмелился прийти в тот дом. Я чувствовал себя неимоверно плохо последующие несколько месяцев, а когда всё же решился, то ООН оповестил меня о переезде. К тому времени я смог взять себя в руки и почти смирился со своей участью. Работа никуда не делась, нужно продолжать жить дальше. Никто не застрахован от ударов судьбы, к этому нельзя быть готовым. Не знаю, плохо ли это или хорошо, но было решено поселить всех в огромном отеле. Наш новый дом выглядит внушительно, но я слишком опечален тем, что пришлось покинуть старый. Одно хорошо – здание ООН совсем близко, и оно тоже не остаётся без внимания. Я ехал в автобусе и наблюдал за природой за окном, пока Япония не отвлёк меня разговорами о трудностях переезда. Он всё жаловался на то, как трудоёмко перевести некоторые элементы декора, особенно заострил внимание на проблемы с каменным садом. Ему не разрешили устроить его на заднем дворе, не удивительно, я видел насколько большое пространство занимает такое удовольствие. Но он уже что-то придумал. Лучше бы я разложил всё по пакетам, чем мучался сейчас: Япония одолжил у меня коробок, и теперь мы их перепутали. Стоя в коридоре, мы обменивались последними, когда я услышал знакомый голос. Любимый голос. Россия словно стал ещё прекраснее с момента нашей последней встречи. В сердце защемило от эмоций, связанных с прошлым, но я постарался улыбнуться, чтобы не показывать их. – Здравствуй, Россия. Даже такое не многозначительное прикосновение как рукопожатие вызвало у меня мелкую дрожь в руке. Россия ещё раз поздоровался, а я понял, что не смогу заставить себя разлюбить его. –... – я всё пытался выглядеть естественно, – ты уже разместился? – Нет, мы же только приехали. – Я не видел, как ты выходил со своей семьёй, – я действительно наблюдал за ними, когда вышел из автобуса, потому что хотел увидеть Россию, но этого не произошло. – Я... Это... Не в тот автобус попал. Я почему-то предполагал, что такое могло произойти. Улыбка переменилась с наигранной на искреннюю, но исчезла с лица, когда я увидел приближающегося американца. –... – как бы я не хотел здороваться, промолчать было невежливо, – здравствуй. Тот факт, что он не пошёл дальше, а остановился рядом, меня насторожил. Только не Америка. Кто угодно, только не он. – Поездка прошла хорошо? – я открыл дверь номера, который выбрал для проживания. – Да, всё в порядке. А ты не знаешь, где сейчас мои? – я в это время с презрением смотрел на США. Если я видел их автобус у другого входа, то, наверняка, они в другом корпусе. – Знаю, их апартаменты в другой части отеля, – я сказал, точно не зная, потому что не хотел, чтобы Америка навязался помочь ему найти свою комнату. Он всё ещё стоял и ждал чего-то. – Да? Спасибо, тогда пойду займу себе номер, – я заметил недовольство России присутствием американца. Не хочу, чтобы они оставались вдвоём. Когда Росс стал уходить, я импульсивно схватил его за плечо: – Подожди! – какого чёрта я творю!? Резко отдёрнул руку. –... Прости, – замешкавшись, сказал я, начиная нервничать. Нельзя позволять себе лишнего, Китай. – Мне... Кажется, что я слышал... Что... Там все места заняты, – нагло соврал я, замечая, что Америка ухмыльнулся и вскинул бровью на эти слова. – Как заняты? – удивился Россия. Я не мог не попытаться. – Думаю, что тебе нет смысла ходить туда, можешь остаться здесь, – это так низко, понимаю, но я просто хочу быть ближе к нему. Видимо, Росс ещё не в курсе, как тут всё устроено... – В каждой... Квартире места на четырёх человек, можешь заселиться в мой номер. Как раз не хватает одного человека, – как можно короче объяснил я, сохраняя внешнее спокойствие. – О, серьёзно? Я с радостью! – я незаметно выдохнул с большим?облегчением, ведь сомневался в положительном ответе. Россия тут же зашёл внутрь:– А кто ещё тут жить будет? Мне потребовалось время, чтобы переварить то, что я обманом заманил его сюда. Ох, я такой идиот... – Я, ты, – меланхолично ответил ему, а потом встрепетнулся. –... КНДР должен, но он несильно разговорчив, поэтому я точно не уверен. Ну и его брат, Корея. Южная Корея. Америка вдруг убежал. Перед этим как-то недобро улыбнувшись мне.