1 (1/1)
Лихой всадник вихрем гнал своего коня, отчаянно пришпоривая каблуками его взмыленные бока. Размазывая рукавом слезы по красным обветренным щекам, он неотрывно смотрел вперед и только вперед. Растущая тревога душила, непрестанно жгла грудь; сердце щемил страх не успеть, опоздать, допустить роковую ошибку; каждая минута промедления безмерно тяготила его. Время, которое раньше воспринималось так наивно и легкомысленно, отныне возымело несравнимо большое значение. Заезженный конь вдруг захрипел и перешел на рысь. Далиа похлопала его по взмокшей шее: "Ты прости, но так надо", - и еще подстегнув, пустила в галоп.Такая грузная порода лошадей не была приспособлена для быстрой езды. Эти кОбы использовались в хозяйстве кельтских туатов исключительно для полевых работ: широкий круп, крепкая шея, мощные ноги - они безупречно тянули плуги на пашнях. Но легкие скакуны поиздохли. Прочие тягловые слегли. Остался выносливый Онгхус, который нынче скакал во весь опор так быстро, как только мог. Натянутые до предела поводья хрустели, угрожая вот-вот лопнуть, но заданный темп сбавлять было нельзя.Вторая неделя пути близилась к завершению. Дорога оказалась гораздо труднее, чем предполагалось вначале, и требовала постоянного внимания, утомляя разум и изнуряя тело. В светлое время суток наездница ненадолго задерживалась у встречных ручьев, чтобы набрать воды и немного отдохнуть, после чего неумолимо продолжала движение вновь. По ночам она и вовсе не останавливалась, ибо звездные ориентиры были гораздо точнее дневного светила.Особенно сложным стал переход через снежную горную цепь. Нагие скалы Эред Митрин, с остроконечными вершинами и сахарными шапками, закрывавшими собой горизонт, еще издали не сулили ничего хорошего. Крутые подъёмы непрерывно чередовались с не менее крутыми спусками. Узкие ущелья, порой, кончались тупиками и неглубокими пещерами. Когда-то, совсем давно, в них жили драконы, но все они были истреблены, и только оплавленные камни все еще напоминали о месте их обитания. Пепел, оставленный крылатыми змеями, сжигавшими все на своем пути, по сей день толстым слоем лежал здесь. Он был всюду, покрывая собой каждый дюйм базальтовой поверхности. Должно быть поэтому хребет и нарекли Серым.У подножия гор брала свое начало великая Андуин. Вода, рождавшаяся из камня, стремительными ручьями перерастала в могучую реку, размывавшую огромные валуны и уносившую вдаль вековой подножный мусор. Ее главный приток впредь сделался их проводником в чужих и незнакомых землях. Бурные потоки Лесной ворчливо текли вперед, подсказывая направление и облегчая поход. Впрочем, Далиа не позволяла себе полноценный ночлег. Ведь от того, как быстро она доберется до намеченной цели зависели жизни, потому, невзирая на изможденность, наездница мужественно следовала дальше.В часы Селены давала знать накопленная усталость. Конь вяло плелся по серебристым тропам, неся на себе полусонную деву. Когда глаза ее слипались, голова опускалась на грудь, а сознание проваливалось в бездну - мышцы слабли, пальцы предательски разжимали вожжи, и на пару мгновений Далиа погружалась в мятежный сон. Но тягостные мысли, беспрерывно зудящие в голове, возвращали обратно. Гибкий стан вновь напрягался, руки крепче впивались в кожаные ремешки. Чтобы отогнать наваждение, она вытаскивала из сумки сладкий сухарь и клала его за щеку, таким же лакомством угощала и своего лохматого друга. Ее пегий оверо поворачивал бархатную морду и слизывал хлеб с вытянутой руки своей хозяйки. Раз за разом луна гасла и всходило яркое утреннее солнце. Но вот, на горизонте, окутанным голубоватой предрассветной дымкой, замаячил лес - их ждал последний день пути.***Далеко на севере, за суровой пустошью Фородвэйт, меж двух великих морей лежали острова, самый большой из которых располагался почти рядом с континентом. От материка его отделяла лишь маленькая полоса тихо бегущего пролива, над которым возвышался каменный мост, соединявший высокие берега. Здесь теряли свою интенсивность ледяные северо-западные ветры, пронзительно дувшие с большой земли, и остров оказывался во власти более мягких циклонов. На нем жили и процветали многочисленные селения кельтских племен, пришедших сюда очень давно, на рубеже эпох арды, когда огромные и могучие тисы были еще крохотными, ничтожными ростками.Природа на острове была по-северному красивой. На широком плато высились лесные заросли деодаров, древесина которых распространяла вокруг себя терпкий зеленый аромат. Среди куп этих исполинских деревьев густо разрослись хвойники, чьи кроны сохраняли свой изумрудный цвет даже в холодное время года. Покатые холмы и горные кряжи, покрытые вечнозеленым ельником, часто скрывали туманы, а соленый ветер не спешил прогонять их. Влажный и прохладный климат не мешал земле давать хорошие урожаи, да и морские воды щедро одаривали островитян рыбой.Весна здесь была особенно прекрасна. В этот период все как будто рождалось заново. Теплое солнце пригревало почву и начиналось буйное цветение растительности. Земля утопала в цветах. Капельки первой росы, предрассветное щебетание птиц и упоительные ароматы - это и являлось самой жизнью. Но все изменилось с приходом отравленных ветров.Ядовитый морок повис над островами. Мудрецы поговаривали о сгущающейся тьме, набиравшей влияние в далеких и незримых землях. Она медленно приближалась, всюду сея свои черные семена, омраченные страданиями и болью. За ней по пятам ползла сама смерть, собирая богатый урожай человеческих душ.С каждым годом краски жизни становились тусклее. Солнечные лучи все реже проглядывали сквозь грузные, налитые свинцом, облака, заволакивающие лазурный небосвод. Все меньше доставалось земле их теплой ласки. Плоды не успевали наливаться, побеги засыхали так и не набрав силу. Рыба постепенно уходила, выкашивалось поголовье. Но то, что произошло после, трудно передать лишь одними словами. Гнетущая атмосфера сменилась ужасом, который постиг северян, а долгосрочные последствия его переживания навсегда изменили их уклад и самосознание. Все началось одной глубокой осенью в ежегодный сезон ветров. Тогда, вместо привычного порывистого аквилона на острова пришло моровое поветрие, принеся с собой нечто, что превратило обычные болезни из легких и быстротечных в затяжные и мучительные. Люд, живший у окраин, стал усыхать. Издыхал и домашний скот.Лекарства расплодившихся знахарей и шарлатанов не возымели эффекта. Народ встревожился, волнение охватило деревни и веси. Их жители, не зная что делать и как правильно вести себя, впадали в глубочайшее угнетение. Кто-то, едва почувствовав жар, погружался в смертельную тоску и глядел на всё безумными глазами. Кто-то боялся глотать воздух, считая его миазмами. В последний, особо холодный зимний месяц, когда стояла свежая, морозная погода, все, казалось, стихло. Климат стал здоровее и люди понадеялись, что опасность миновала. Но с весной неподвластный недуг пробудился, ударив по туатам с новой силой. Многие теряли память, не помнили себя и не узнавали окружающих. У некоторых шла горлом кровь, начиналось гниение, мертвели руки и ноги, пропадали зрение и слух.В преддверии летнего тепла, которое было уже не за горами, ситуация еще больше усугубилась. Нагретый воздух и влажные туманы превращали остров в кипящий котел, в котором варился суп из живых и мертвых. Болезнь быстро распространялась, отвоевывая себе новые территории. Она не выбирала между богатыми и бедными, старыми и молодыми - все становились ее жертвами. Перед ней все были равны.Стоны женщин и вопли детей раздавались из каждого окна, слышались за каждой дверью жилищ, стоило только выйти на улицу. Сердце надрывалось слышать мольбы еле живых, умиравших в тяжелейшие моменты агонии. По причине всепоглощающего страха жители перестали покидать свои дома и, некогда такие оживленные, улицы обезлюдели.