Отрывок №2. Письма. (1/1)

- Мама папа, смотрите, что я нашел!Хеймитч вздрогнул от этого в общем-то абсолютно нормального звука и поднял голову. К нему, раскинув руки, в одной из которых был зажат потемневший от времени конверт, а в другой – букетик каких-то цветов, бежал светловолосый и голубоглазый мальчуган лет четырех-пяти.Его сын. Их с Марой сын. Цинна Эбернети…Некоторое время после его рождения бывший ментор никак не мог поверить – неужели это его ребенок?! Неужели все это не сон, и у него есть любимая красавица-жена, а теперь ещё и сын, спрашивал он сам себя, держа на руках безмятежно спящего малютку, только что после роддома, и поочередно смотря то на нежные щечки младенца, на которые отбрасывали тени длинные ресницы, то в счастливые глаза Мары. Несколько недель спустя он уже полностью свыкся с присутствием в доме ребенка, плачущего по ночам, улыбающегося и пачкающего пеленки, и полюбил его так, как может любить только человек, у которого до недавнего времени не было вообще никого. Но до сих пор, когда в воздухе раздавалось звонкое «Папа!», Хеймитч вздрагивал и удивлялся, к кому бы могло это быть адресовано?..Цинна легко преодолел оставшиеся несколько шагов до отца, и очутился в его объятиях. Мужчина крепко прижал мальчугана к груди и зажмурился.- Папа, а смотри, что я нашел! – тараторил между тем младший Эбернети, похлопывая конвертом родителя по спине. – Он был в ящике под балконом, где твоя и мамина комната…- Где, ты говоришь? – нахмурился мужчина, выпуская ребенка и заглядывая в доверчивые глазенки. – Я же говорил тебе, нельзя лазить по ящикам вне дома, это может быть опасно!- Перестань, милый, ты ворчишь как старый дед! – весело произнесла Мара, сидящая за спиной мужа с полугодовалой малышкой Мелани на руках. – Сын должен познавать мир, иначе как он вырастет мужчиной, если будет шарахаться от каждого куста? Между прочим, он, кажется, нашел то самое письмо, а я уже и забыла про него…- Какое – то самое? – хором спросили Цинна и его отец.- Которое я во время того пожара сбросила тебе с балкона. Мы потом совсем забыли про него, а вот сейчас оно нашлось…- Теперь понятно. Удивительно, как оно уцелело за эти пять лет! – воскликнул Хеймитч, беря из рук мальчика толстый конверт. – Гляди, даже надпись уцелела! «Хеймитчу Эбернети от Мары Найтлайт»! Сейчас посмотрим, что там… Ого, сколько их тут! – мужчина вскрыл конверт и вытащил оттуда семь или восемь небрежно исписанных листков. - Да ты тут мне целую поэму накатала! – продолжил он со смехом. – Ну-с, начнем… «Дорогой Хеймитч, если ты читаешь это, то меня уже скорее всего нет в живых. Возможно, ты задаешься вопросом, что толкнуло меня на это…здесь мой краткий дневник за эти несколько дней, что я провела в твоем доме. Прочти их, если хочешь, только пожалуйста, не показывай никому». Так, значит, не поэма…- Не воспринимай все, что там будет написано, слишком уж всерьез, - с улыбкой попросила Мара. – Тогда я действительно БЕЗУМНО тебя любила, ну а ты меня пока ещё нет, и это меня сильно расстраивало.- Не волнуйся, сейчас-то я все понял, - он подмигнул жене и погладил её по щеке. – Читать вслух, так же, как и письмо?- Даже и не знаю…- Мама, пожалуйста! – воскликнул Цинна, усаживаясь на одеяло рядом с ней. – Мне очень интересно, я буду тихо сидеть!- Хорошо-хорошо, - сдалась она, и Мелани у неё на руках недовольно заворочалась. – Читай.- Итак… «День первый. Сейчас я лежу на диване в обнимку с Хеймитчем Эбернети…странно, правда? Я пришла, чтобы позвать его на годовщину к Питу и Китнисс, но в итоге он накричал на меня, я рассказала ему историю своей жизни и вызвалась лечить его кошмары. И вот теперь, он спит, положив голову ко мне на грудь…Конечно, это было вовсе необязательно, достаточно держаться за руки, но…он мне нравится. Очень нравится. Он - человек со сложной судьбой, интересный, непохожий на других…И плевать, что он алкоголик! Сейчас он во сне обнимает меня, меня от этого бросает в дрожь, но при этом я чувствую себя счастливой!..Ради того, чтобы сделать счастливым Его я готова на многое…пожалуй, даже на все. Посмотрим, что у меня из этого выйдет…» - Хеймитч закончил чтение первого листа и усмехнулся: - Мара, да ты оказывается коварная! Заставила меня лежать на себе, хотя можно было бы просто держаться за руки… Вот ведь женщины!- Не думаю, что ты был особенно против! – рассмеялась она.- Да, ты права…ну-ка, что там дальше… «День второй. Провела все утро как примерная жена Хеймитча – заставила его вымыться и побриться, проветрила его жилище – как же ужасно там пахло спиртом! - сделала уборку…и самое странное в том, что мне это понравилось! И ему, кажется, тоже…он подарил мне цветы!!! Я счастлива…но есть одно «но»: он подарил мне точь-в-точь такой же букет, как тот, что подарил мне Саймон в день моего двадцатилетия, перед тем, как уехать на последнее собрание повстанцев… я не выдержала, я разрыдалась. А Хеймитч так благородно утешал меня, а потом я заснула, и он ушел…и сейчас я не знаю, что мне делать – скорее всего, его шокировала моя плаксивость и истеричность, и он ушел! Какой ужас…Пойду приготовлю что-нибудь на ужин, может быть, он все же вернется?..». да! И ты сразила меня наповал своими кулинарными талантами! – воскликнул Хеймитч, улыбаясь. – И сражаешь снова и снова, каждый день!- Мама, а что ты тогда приготовила папе? – с любопытством произнес Цинна.- Ммм…кажется, курицу с картошкой…и пирог, ягодный.- Я тоже очень люблю твой ягодный пирог.- Естественно, это у нас семейное! – хохотнул его отец и взял следующий листок. – «День второй, продолжение. Его не было несколько часов, но все же…он пришел!!! Я еле удержалась, чтобы не расцеловать его прямо на пороге. Он с таки удовольствием ел всю мою стряпню, нахваливал… потом я заметила, что у него порвана рубашка, он, оказывается, ходил в лес гулять, искать калитку было лень, вот он и перелез, да и упал прямиком в крапиву. Мальчишка, хотя ему уже сорок три… Да, кстати, мы перешли на «ты»! Потом зашивала ему рубашку, смазывала ожоги бабушкиной мазью, он смотрел на меня такими глазами…не знаю, какими-то странными. Не такими, как обычно. Мне кажется, у меня появилась надежда! Потом ещё играли в игру – задавали друг другу вопросы, и отвечали. Его девушку убили так ужасно…неудивительно, что он начал пить – ведь он так сильно её любил…».- Пап, так получается, ты кого-то ещё любил, кроме мамы? – удивленно спросил мальчик, пристально глядя на отца.- Да, я… - начал было тот, но Мара перебила его:- За много лет до того, как папа встретил маму, он любил другую тетю. Она была очень хорошая. Но её убили плохие люди. А потом папа встретил маму, - быстро произнесла она, опасливо поглядывая на мужа.- Ничего, дорогая…все нормально, - сказал он и даже чуть-чуть улыбнулся. – Столько лет прошло, а мне по-прежнему тяжело вспоминать о ней. Ну-ка, что там у нас дальше… - он принялся за следующий лист. – «День третий. Сегодня, по-моему, самый ужасный день из всех…я не могу спокойно писать об этом, слезы текут потоком, я ничего не могу с собой поделать…сегодня Пит и Китнисс устроили «дубль два» своей годовщины, для нас с Хеймитчем, Эффи и Энни с её сыном Реем. Перед походом к ним мы заехали в магазин, купили ему новый костюм, я решила сделать ему подарок и расплатилась сама, со своей карточки. Черт, теперь у меня почти не осталось денег. Но и он сделал мне подарок – платье, сшитое по одному из самых последних эскизов Цинны, оно стоило в три раза больше костюма, и он все равно купил его мне! Я была рада даже не столько платью, сколько тому, от кого оно было получено…к тому же, девушка-кассир назвала нас мужем и женой…сейчас мне очень нелегко все это вспоминать. Все дело в том, что на празднике у Мелларков Хеймитч с Эффи уединились на кухне…и целовались, целовались! Не знаю, как далеко зашли бы они, если бы я не вошла… Он ведет себя как самый настоящий мальчишка! Выпил шампанского, хотя я просила его не пить, и разговаривал со мной с такой издевочкой, когда я прервала их с Эффи. А я как будто в ступор впала, не могла и слова нормально вымолвить…Разбила одну из тарелок, расписанных Питом, которые он Китнисс на годовщину подарил, лучше бы я этой самой тарелкой в Хеймитча запустила! Потом мне стало нехорошо, Китнисс отправила меня полежать, а со мной сидела Энни. Она мне говорила всякое, про Финника и себя… Как будто бы можно сравнить меня и её, Хеймитча и Финника. Да, ещё Эффи нас сфотографировала, а пока она возилась с фотоаппаратом, мы с Хеймитчем ругались, и он больно сжал мне руку. Он говорил, что не хочет позориться перед этой капитолийкой моими методами лечения его психики…Ненавижу, ненавижу, ненавижу…».- Мама, ты ненавидела папу?- Разве что совсем чуть-чуть, - помолчав немного, ответила Мара. – Когда он плохо себя вел, - она подмигнула мужу.- Ну ты же тогда не знала, что я с Эффи так просто, выпивка, знаешь ли…- Теперь знаю. Но тогда…- Пап, а что значит «целоваться»? – с любопытством спросил Цинна.Оба родителя одновременно покраснели.- Ээ…эмм…это… - начала было мать после долгой паузы.- Узнаешь, когда вырастешь! – отрезал Хеймитч. – Ну вот, остался последний листок, а я только вошел во вкус! Дорогая, а ты сейчас дневники не ведешь случайно?- Случайно нет, - улыбнулась она. – А даже если бы и вела, то в них было бы лишь что-то вроде: «О, я самая счастливая на земле! У меня чудный сынишка, красавица-дочка и муж, которого я люблю и обожаю! Он самый лучший, самый умный, самый красивый, самый-самый..».- Я бы и такое не отказался почитать, - заулыбался мужчина. – Итак, последний листок. «День четвертый, и последний. Всё, я устала. Сначала я хотела просто попросить его…мм…сделать мне ребенка, а потом уехать в Дикстрит-4, то теперь все переменилось. Я вчера ночью влезла в его голову, с его согласия снова вызывая все те воспоминания о его девушке и семье, и я…я едва не убила его…он так кричал, вырывался…я знала, что эти воспоминания причиняют ему невыносимую боль, но все равно довела все до конца, он заново все пережил…потом он, кажется, потерял сознание, но по его щекам текли слезы, я не выдержала…я разрыдалась вместе с ним, начала целовать его, как полоумная…моё счастье, что он ничего не помнит. Сейчас он ушел к Эффи попрощаться, а я дописываю эти строки и устраиваю пожар. Да, пожар. Подожгу его спальню, где мы были вместе, и лестницу на второй этаж, чтобы никто не смог меня спасти. Я уже купила бензин, осталось только полить все и бросить спичку. Весь этот дневник я положу в конверт и сброшу с балкона. Он найдет его и всё поймет… Набираюсь мужества. Надеюсь, умирать не слишком больно…», - он медленно дочитал последние строки и, отложив листки в сторону, в глубокой задумчивости смотрел куда-то на траву.- И что же ты теперь скажешь? Зная, что я едва не свела тебя с ума, ревновала как полоумная и подожгла твой дом? – с вызовом спросила Мара, но в её голосе Хеймитч различил дрожь и слезы.Он медленно поднял взгляд на жену.- Я скажу, что люблю тебя. Ни смотря ни на что. А это, - он махнул рукой на содержимое конверта. – Всего лишь бумажки, которые помогли мне лучше понять тебя.На её глазах выступили слезы, и бывший ментор придвинулся к ней вплотную и крепко обнял, прямо вместе с Мелани, спящей на руках у матери. Женщина приникла к его плечу. А маленький Цинна сначала глядел на родителей с непониманием, а потом широко раскинул ручки и обнял их обоих. Он ещё не совсем понимал смысла всего, что прочитал его отец, но чувствовал, что его родители очень любят друг друга. И был этому рад.