ХI (1/1)

Несколькими днями ранее...— Я уже вполне оправилась, Лависа, довольно надо мной хлопотать, — слабо запротестовала нуата, в очередной раз мягко отводя от себя чудодейственные ладони целительницы, проверявшей беспрестанно, как скоро заживают на дочери ночного племени ожоги, которыми наградил ее незадачливый маг в руинах старого храма.— Еще бы, заживает все как на собаке, это-то и примечательно, — настаивала врачевательница, осматривая чистую белую кожу, на которой не осталось и следа от былых увечий, — хотела бы я, чтобы и мои сестры обладали такими способностями. Ты по-прежнему не хочешь остаться?В ответ ведьма лишь печально кивнула.— Не могу. Ты же знаешь, — хмуро ответила она, одергивая длинный рукав серого платья послушницы.— Помню, помню… Спасти свой народ, изменить мир… — лукаво молвила Лависа. — Не слишком ли ты много на себя берешь?— Без последнего, пожалуй, обойдусь, — усмехнулась в ответ колдунья, — что может сделать одна такая, как я. А собрать воинство, как этому вашему Эарнилу, мне не по силам. Признаться, я даже не знаю, что буду делать, когда вернусь в Хьервард. Одно знаю точно: мне не будет покоя, пока не попытаюсь хотя бы что-то сделать.Девушка смущенно подняла глаза на жрицу, ожидая увидеть на ее лице насмешливую улыбку, но та смотрела на нее невозмутимо и безмятежно. — Хотела бы я иметь такую дочь, как ты, — сказала вдруг Лависа. — У нас здесь в цене кротость и послушание, ты для меня — как глоток свежего воздуха из мира общих наших предков. Как знать, быть может, в другой жизни мы могли бы принадлежать одной крови…— Будет тебе… Ты ведь дочь ждешь со дня на день, у такой матери, как ты, ребенок просто не сможет вырасти кротким и бессловесным, — засмеялась ведьма.— Я — это я, а храм — это храм… — горько вздохнула волшебница. — Здесь у нас все не такое, каким кажется на первый взгляд. — Опять из-за Матери печалишься? — безрадостно спросила Ночная Всадница. — Вельде сильна, уверена, она убережет вашу обитель от надвигающегося зла.Лависа тяжело поднялась с застеленного теплым покрывалом ложа и ушла поближе к горящей лучине, у которой стояла прялка. Достала плетеную корзинку с шерстью, вдохнула ее приятный аромат и стала прясть, ловко скручивая тонкую нитку.— Убережет… — с сомнением в голосе продолжила целительница. — Но какой ценой? Ей только бы Завеса уцелела, а Вождь пускай хоть все Средиземье дотла сожжет. За такие слова меня другие жрицы бы со свету сжили, но тебе могу сказать, нуата: Хьерварда я никогда не знала, моя колыбель — здесь, и я содрогаюсь каждый раз при мысли о том, что этот самозваный Король-без-Королевства творит сейчас на наших землях. Любую бы цену заплатила, только бы его остановить.— Разве вам позволено покидать храм? — озадаченно переспросила колдунья. — Мне казалось, Матушка не из тех, кто так легко отпускает своих дочерей в вольные странствия.— Мы с Нианой — старшие ее дети, — стала рассказывать Лависа под звуки мерного поскрипывания деревянного колеса, — потому-то нам и дозволено немногим больше, чем остальным, молодым жрицам. Мужья наши, как тебе уже ведомо, странствовали испокон веков, движимые клятвой отмщения, и лишь изредка возвращаясь домой, под отчий кров. Впрочем, целительниц мать ненадолго отпускает в паломничество к святыням этого мира и сегодня, дабы уберечь представителей немногочисленного нашего рода, благодаря их особой врачующей силе. Нас мало, нуата, дети рождаются все реже и реже… Видимо, таково наше проклятие, так мы несем наказание за то, что прячемся под незримым драконьим куполом тогда, когда могли бы творить благо для этого ставшего нам новым домом мира.— Получается… Ты ждешь первое свое дитя? — изумилась ведьма, не отводя зачарованного взгляда от проворных пальцев жрицы.— Первое… и последнее, — стараясь не глядеть нуате в глаза, негромко проговорила та. — Видишь ли, здесь время течет иначе, небеса редко посылают нам детей, а если кто из нас и понесет, то, скорее всего, разменяет свою жизнь на жизнь малютки.— Но как же… так? — не поверила своим ушам Всадница, отказываясь верить в то, что спасшая ей жизнь целительница и сама находилась в смертельной опасности. — Неужели с этим ничего нельзя поделать? Лависа, в моем племени издавна знали повивальные чары, помогающие женщине разрешиться от бремени, я могу…— Нет, нуата, поверь — если бы был какой-то способ чарами либо зельями спасти моих сестер, я бы его уже нашла, — печально ответила жрица, откладывая в сторону аккуратное мотовило. В келье воцарилась могильная тишина, лишь изредка прерываемая приглушенным поскрипыванием прялки. — Проклятая Завеса, — прошипела вдруг ведьма, яростно сжимая кулаки, — виной всему чудовищное кровосмешение, которому ваша Матушка попустительствует.— Не гневайся так, девочка, — попыталась успокоить ее Лависа, обрывая косматую нитку. — Я знала, на что иду, это мой выбор… Жаль только, муж дочку не увидит, его век истек незадолго до того, как я узнала, что в тягости.— Если бы я только могла чем-то помочь… — отчаянно проговорила Ночная Всадница, умоляюще глядя на целительницу.— Пока Завеса цела, ты бессильна, прости за прямоту, нуата, — грустно покачала головой жрица. — Расскажи лучше, о каких чарах ты говорила? Быть может, я смогу приспособить их к нашей магии.— Это вряд ли, — нахмурилась ведьма. — Ты и сама говорила, как сильно твои заклинания разнятся с моими, заклятия, что я упоминала, под силу сотворить только таким, как я. Эта магия сродни той, что ты ощутила на моем сердце.— Ты смотрела в глаза самой Тьмы, нуата, это я почувствовала сразу, как только увидела тебя впервые, — нехотя признала Лависа. — Стыдно сказать, но я до сих пор не смогла распутать клубок чар, который питает тебя силой.Теперь отрешенно умолкла Ночная Всадница.— Я расскажу тебе, как подобные мне появляются на свет, — в конце концов, будто издалека зазвучал ее ровный голос. — Мы рождаемся от человеческой плоти, как и все смертные, но ни одна из нас не знала своей кровной матери.— Вы что же... воруете детей? — с ужасом взглянула на девушку целительница.— Пожалуйста... Не перебивай, мне очень тяжело говорить о жестоких традициях моего племени, — едва слышно попросила колдунья.— Прости, — изумленно выдохнула жрица и, затаив дыхание, приготовилась слушать дальше.— Мы не воруем детей с тем, чтобы их учить, — спустя некоторое время молвила нуата. — То, что мы делаем, гораздо, гораздо страшнее. Давным-давно, чародейка, давшая жизнь всему ведовскому роду, обучила первых колдуний и исчезла, оставив наших прародительниц самим выбирать свой путь. Кто-то из них обратился к Свету, а кто-то — во Тьму, так и появилось, в конце концов, мое племя. Люди боялись нас, боги — ненавидели, и сердца моих сестер ожесточались все больше с каждым днем. Словно звери, они прятались в дремучих лесах, творя жуткие ритуалы на крови и пытаясь выжить любой ценой. Мы вырождались… так же, как и вы, но, в то время как вы выбрали смирение, моих предков обуяло отчаяние, и однажды Ночная Всадница перекроила древние чары, полученные еще от великой нашей праматери, и дала жизнь новой ведьме иным, колдовским способом. Пообещав помочь женщине разродиться, она сплела гибельное свое заклятье, и вместо обычного смертного ребенка на свет появилась будущая колдунья. После чего моя прародительница безжалостно лишила настоящую мать жизни, насытившись магической силой, а ребенка бросила на попечение обезумевшей от горя родни, оставив на память о себе лишь тонкую прядь волос и строгий наказ беречь ее, как зеницу ока, а как девочка повзрослеет, отдать ей сей дар и рассказать о ее истинном происхождении. Так и повелось с тех пор: Ночные Всадницы обманом добивались позволения присутствовать при родах, инициировали своих будущих учениц, а затем обагряли руки кровью их матерей...— Но зачем… Зачем было убивать женщин? — не выдержала притихшая от ужаса Лависа.— Повзрослев, девушка обнаруживала в себе скрытую силу и, узнав об истинной причине смерти своей матери, отправлялась на поиски колдуньи, ее породившей, идя по запаху, оставшемуся на клоке волос. Кроме того, после смерти женщины ведьма получала на краткое время особую силу, сравнимую лишь с мощью сильнейших магов нашего мира. Многие и учениц-то себе брали лишь для того, чтобы познать хоть на миг это необыкновенное чувство всевластия, — прикрыв глаза, пояснила нуата. — А затем Ночная Всадница предлагала ей выбор: стать ее ученицей либо же лишить жизни убийцу своей матери.— Дочка… И тебя так же.. обратили? — потрясенно прошептала женщина. В ответ ведьма лишь молча кивнула.— Ужасный выбор, — выдохнула Лависа.— Считается, что только так может родиться настоящая ведьма, способная растворяться полностью во Тьме, — девушка открыла глаза, и вертикальные зрачки сверкнули в полумраке кельи. — На своем опыте пережив боль утраты и пройдя испытание одиночеством. Понимаешь теперь, почему я хочу все изменить? Хочу, чтобы знания наши передавались от матери к дочери, чтобы наша соборная память пережила сотни тысяч поколений Ночных Всадниц, воинствующих чародеек, прославившихся на века...И снова повисло гробовое молчание. Целительница сосредоточенно пряла, однако нить выходила неровной, будто женщина думала за работой о чем-то своем, совсем позабыв о рвущейся пряже. Колдунья же спрятала лицо в ладонях и тихо шептала что-то сама себе.— Нуата, — позвала Всадницу жрица спустя некоторое время. — Кажется, я знаю, как ты можешь мне отплатить. Сегодня…— Я умираю, баарн-аэ-нуатт, что же ты медлишь, — бессильно шепчет, проваливаясь в забытье, жрица.— Не могу, — яростно рычит в ответ ведьма, — еще не все потеряно!Выхватив из-за голенища сапога кинжал, Ночная всадница с силой полоснула себя по запястью, и на каменный пол кельи полилась живая, темная кровь:— Dha?t kane eck itte threttanda, ev eck scalle theng-? ungen varpi vatni a?: mun-at hann falla,thott hane ve folk kommi?, hnigr-a sa hal-? r for hiorom....Старый Хрофт сильно бы удивился, узнав, каким силам служит теперь родное его наречие, пройдя сквозь века и изменившись почти до неузнаваемости, равно как и руны, что познал он ценой собственной жизни, и что вырезала сейчас хьервардская колдунья на раскрытых ладонях роженицы.— Не стоит этот мир твоей жертвы, Лависа, я не дам тебе так просто уйти, — просит она, но целительница ее уже не слышит.— Разрушь Завесу, нуата, убей Вождя, ты обещала вернуть мне долг крови, — повторяет она в предсмертном бреду, и Ночная Всадница закусывает губу, чтобы стерпеть обжигающую боль, пронзающую руку. Она уже чувствует дыхание смерти, пришедшей за жрицей, и, наконец, понимает, что это — конец.— Эовен, — зовет она забившуюся в угол от страха послушницу. — Заберешь ребенка. А сейчас смотри и запоминай....Тонкое лезвие входит в грудь жрицы одновременно с первым в жизни криком девочки со звериными глазами.