Часть 1 (1/2)

Не сценарий удивляет,

А один отдельный взгляд,

Эти роли не читают,

Их играют наугад.

Это маленькая тайна

Первозданной красоты,

Существует неслучайно,

Хоть случайность это ты.

Все качаются на ветке

И пытаются упасть,

Эти маленькие детки,

Эти рифмы, как напасть,

Эти строчки на салфетке

Про нешуточную страсть.

Агутин Л.Pov НьюГлядя на ребят, склонившихся над своими сценариями, я думаю, не допустил ли ошибку там, где можно было сделать все иначе? Поменять местами, перетасовать колоду и разложить карты новым, случайным образом. Я люблю эксперименты, но сейчас во мне говорит усталость, и я гоню от себя эти назойливые, с самого утра засевшие в моей голове, неудобные мысли.Хочется распустить всех по домам, но я профессионал, и, скрипя зубами от напряжения и навалившейся усталости, стараясь не поддаваться подкрадывающейся панике, довожу рабочий день до его логического финала. Я не даю им спуску. На самом деле себе, но пусть они думают, что я требователен, недоволен, строг и предвзят, потому что им нужно научиться воспринимать даже такую работу как тяжкий, выматывающий труд. Когда тело не слушается, а вместо поцелуя, который я во всех деталях распланировал себе вчера ночью перед сном, выходит картонное соприкосновение неживых губ. После очередного дубля я соглашаюсь, что и так сойдет, не видя возможности сегодня добиться от них чего-то большего. Они вымотаны так же, как я, и больше всего - непониманием того, что именно я от них требую. Улыбаюсь, похлопывая каждого по спине на прощание. Но в голове сейчас только одна мысль - у нас с монтажем будет много работы. Потому что это совсем не то, чего я хочу. И в этом ?хочу? гораздо больше смысла, чем я сам себе готов признать. Я вымотан этим чувством, потому что не могу вывернуть свою душу наизнанку, чтобы объяснить, как это бывает на самом деле, как это должно быть, когда ты действительно чувствуешь. Но я режиссер, а картинка, которую я старательно леплю, в конечном счете пусть так и останется картинкой. Удовлетворительный результат тоже резальтат, пусть даже он не удовлетворяет меня.- Устал?Когда рабочий день заканчивается, и я последним выхожу из здания, кто-то обязательно ждет меня на ступенях. Сегодня это Яхт. Это всегда Яхт, когда нужно разрядить атмосферу и добавить сюжету динамики. Я предпочитаю формальное общение, пока я режиссер и пока они все мне подчиняются. Но это другое. Возможно потому, что мы дружим уже давно, и я тянусь к нему, как ребенок к знакомому лицу в толпе незнакомцев, которым не хочет и не умеет довериться. А еще потому, что он единственный чувствует, как это пальто значимого взрослого и важного человека, которое я надеваю утром и скидываю вечером после работы, давит на мои плечи и тянет вниз.- Ты требуешь от них слишком многого.

Яхт водит по бетонной ступени донышком от стеклянной бутылки из под пива, которое позволил себе, пока дожидался меня. Отвратительный звук, сродни тому, что дуэтом проделывают вилка с ножом по керамической тарелке.- Без ножа режешь. - Я потираю шею, пытаясь унять судорогу отвращения, пробежавшую по позвоночнику.Он поднимает на меня глаза, но я сбегаю по ступеням, не задерживаясь возле него. Когда заканчивается очередной проект, они все мои приятели. Но сейчас, пока я еще режиссер, именно он - тот человек, чьему терпению можно позавидовать. Он провожает меня взглядом до машины, давая время, чтобы прийти в себя и вернуться в реальность. Я должен бы сказать ему следовать за мной, показать хотя бы жестом, что не против его присутствия, но сегодня я уже достаточно руководил процессом. А он будет тем, кто позволит мне наконец сложить свои полномочия.Не смотря на то, что это мой автомобиль, сегодня я сажусь на место пассажира. Точка на стекле, которая когда-то была неосторожным насекомым, приковывает взгляд, размывая окружающий мир до состояния одного большого неясного пятна.Вчера перед сном я много правил в тексте, а ночью думал, каким должен быть этот чертов первый искренний диалог. Какие чувства он должен вызывать у Кана? Какие чувства он вызвал бы у меня?

Я не люблю быть третьим, не умею быть наблюдателем в своих беспорядочных мыслях. Это контрпродуктивно. Быть попеременно одним из них, чтобы прочувствовать момент, бывает гораздо эффективнее, когда перестаешь ощущать жар подушки и шум кондиционера, на смену которым приходит щебетание птиц и гул проносящихся мимо автомобилей. Записывать не получается, потому что картинка расплывается сразу же, как я беру в руки телефон. Я перестал делать попытки конструктивных записей уже давно. Поскольку мои мысли устремлены лишь на них двоих, проходит некоторое время, прежде чем я чувствую подле себя тепло реального присутствия. Но и оно отметается сознанием как бесполезный раздражитель.

Сейчас я Тин. После моей исповеди Кан теряется под натиском своих собственных мыслей.

И тут я это чувствую - не слезы, а какую-то воду в глазах. Я пытаюсь сморгнуть, но становится только хуже. Правда, увидев, как это подействовало на Кана, я понимаю, что впервые сделал что-то правильное. Он потрясен. Смотрит на меня так, будто я произвел на него впечатление. Некоторое время он просто хлопает глазами, а потом делает шаг вперед, и я замираю в страхе, что сейчас произойдет что-то непоправимое, что-то, после чего я уже никогда не стану прежним, лишенный своей единственной защиты. И тогда мне придется признать, что я полностью, бесповоротно, безвозвратно проиграл.Мои грубые попытки вернуть себе привычную жесткую почву под ногами тонут в ребячливом непонимании и наивной доверчивости, словно в розовом молоке. Кан обладает прекрасным качеством - не окрашивать все в одни лишь унылые, мрачные тона, а у меня - Тина - это навязчивая идея. Но серьезная сдержанность и обычная уравновешенность, с которой я всегда нес себя, стремительно покидают меня.Мир, прежде столь холодный, суровый и пустынный, вдруг становится настоящим раем.Я устремляю голодные глаза на нежный розовый рот, который выглядит как спелая, сладкая мякоть приятного на вкус плода. Мне хочется попробовать его, и я, не в силах противиться, наклоняюсь к Кану, чтобы соединить наши губы, прижимаюсь к ним своими, провожу по ним языком, пытаясь проникнуть внутрь.Но Кан совсем не помогает мне. Губы его плотно сжаты, а руки замерли на моих руках, сминая, словно писатель, утративший вдохновение, сминает очередной испорченный лист бумаги, рукава моей рубашки.Я заключаю его в объятия, чтобы лишить его руки свободы. Он делает попытку освободиться, но скорее как беззащитный птенец, неловко бьющий крылыльями.Когда я пытаюсь просунуть свой язык в его рот, мальчишеское целомудрие встает на дыбы и он начинает яростно сопротивляться.Когда я Кан, как бы мне ни хотелось ответить, со стоном выдав Тину секрет моих истинных чувств, приходится следовать сценарию. Нельзя просто позволить себе наслаждаться. Нужно непременно все разложить по полочкам, но земля уходит из под ног, когда я чувствую медленный влажный и мягкий язык на своих испуганных губах. Я стою, не ощущая собственных ног, чувствуя себя больным и слабым. Чувства, запертые внутри, не находя выхода, отравляют мое тело. Меня тошнит то ли от возбуждения, то ли от страха. Все путается в голове и мне хочется кричать, но я подавляю все свои эмоции, позволяя лишь легким ошалело гонять кислород по организму, с шумом выдыхая его, отравляющим сознание газом через нос. От такой гипервентиляции голова начинает кружиться сильнее, а в темноте закрытых век разноцветные пульсирующие пятна вводят в транс, лишая меня последней связи с реальностью. Не могу сказать, как долго я нахожусь в прострации, но придя в себя я пытаюсь освободиться от рук Тина. ?Ненавижу этот мир! Почему я должен испытывать все это?? - стучит у меня в висках. Я сбит с толку, внутреннее возмущение заставляет меня, словно дурочка, глупо топтаться на месте. Ладонью толкаю Тина в грудь снова и снова. Не для того, чтобы оттолкнуть, но чтобы еще раз проверить то, во что никак не могу поверить - это живой человек, и сердце его колотится так же быстро, как мое!Но в моей собственной груди все эти чувства постепенно сходят на нет, а сердечный ритм приходит в норму, оставляя место лишь блаженной пустоте. После этого я обычно не вижу снов. Они слишком эфемерны и не продуманы, чтобы представлять для меня какую-то ценность. Я отмахиваюсь от них, как от чего-то, не имеющего значения.Я же привык представлять все до мельчайших подробностей, которыми спешу поделиться с актерами на утро.

Я беру Плана за руку и смотрю ему прямо в глаза. Он сбит с толку тем, насколько я откровенен сегодня.- Честно говоря, ты не очень хороший актер.Я посмеиваюсь над ним, но ему не смешно. Он все еще не понимает, что его игра в игре очевидна. Это двойной блеф, которым он пользуется, чтобы люди не подумали, что ему нравится то, что он делает.Я увожу его в сторону.

- Ты же не гомофоб?Его глаза, огромные даже с учетом их небольшого размера, выглядят комично.- Нет, нет конечно.Ему приходится бороться с собой. А мне вместе с ним. План слишком опасается за то, как это выглядит со стороны. Но обидеть кого-то никогда в действительности не входит в его планы.Ему хочется перевести все в шутку, но я не позволяю. Мы будем забавляться, словно приятели, когда все закончится, а сейчас я требую от него полнейшего доверия и подчинения. Он хлопает ртом, словно рыба, которую только что вытащили на берег.- Хороший актер не делает вид, что целуется. Он действительно целуется. Он играет так, чтобы все вокруг забыли о том, что он актер. А ты боишься, что кто-то решит, что тебе не все равно?Пойманный на крючок моими словами, он оглядывается, опасаясь чужих внимательных глаз и острых ушей.- Ты отлично отыгрываешь свое безразличие, но сейчас мне нужен другой твой талант.