Пролог (1/1)

Бушевал ветер, волны рвались в клочья о прибрежные скалы, дождь хлестал с неимоверной силой. Холодные капли стекали с выцветшей от времени вывески названия постоялого двора. Казалось, только благодаря чуду то заведение ещё крепко стояло на земле. Да, такой была таверна ?Пена да вода? снаружи, но в ней самой кипела жизнь. С утра до ночи внутри стоял неутихающий гомон, смех, крики. И тот вечер не был исключением. Старый скрипач всё так же играл успевшую всем надоесть, как, впрочем, и он сам, мелодию. Он стоял на большой пивной бочке в самом центре зала со своей скрипкой. Дело в том, что он был довольно невысокого роста и, несмотря на цилиндр на его голове, музыканта было не так легко заметить среди десятков столов и стульев. Подобно большому чёрному коту, по таверне расхаживал её хозяин?— Меннерс-старший, напевая свою неизменную песню. Точнее, горланя, потому что хоть его одежда и была похожа на костюм оперного певца, но ни слуха, ни голоса у него всё же не было. Здесь же, за стойкой, с довольно хмурым выражением лица жена Меннерса, рыжеволосая женщина средних лет, наполняла пивом пустые кружки. На руках она держала полуторагодовалого ребёнка. Мальчик никак не хотел засыпать?— в таверне было слишком шумно,?— и матери приходилось его укачивать. Время от времени скрипка обрывалась, но через мгновение снова начинала покрякивать в руках музыканта. Люди, не особо замечая этого, продолжали разговаривать и смеяться. Меннерс убирал со столов грязную посуду, подхватывая её настолько ловко, насколько только мог человек, выпивший не менее трёх кружек спиртного. Хотя, в таверне не было странным выпивать и по пять. Дело привычное, точно как и песня Меннерса:Сказать вам откровенно:Жизнь такая, господа,Всё вокруг вода да пена,Пена да вода, пена да вода… Внезапно по таверне разнёсся возмущенный возглас: —?Что такое, Меннерс? Где девочки? Один из матросов только что спустился с верхнего этажа и стоял теперь на лестнице. Скрипач перестал играть, опустил скрипку и раздосадованно произнёс: —?Казалось бы, музыка должна возвышать! Но сколько лет я играю в этой таверне?— и что? —?Да не болтай, старик! —?цыкнул на него Меннерс. —?Я что? Я играю! —?испугался скрипач и принялся было играть с удвоенной энергией, когда его опять прервал молодой матрос. —?Так куда же делись девочки, Меннерс? В самом деле, в таверне были одни мужчины, не считая жены Меннерса, которая, между тем, уже подала голос: —?В городе девочки. Туда ещё заходят иногда настоящие корабли. А на берег порой сходят настоящие матросы! —?Здесь становится скучно, Меннерс,?— грохнул по столу чей-то кулак. Воцарился гвалт. ?Можно подумать, тут когда-то было весело?,?— фыркнула рыжеволосая женщина. В это время кто-то зашёл в таверну. Неизвестный гость, должно быть, знал особенность входной двери и не надеялся зайти, не обратив на себя внимания. Дело в том, что эта несчастная дверь открывалась настолько часто, что к тому моменту своим скрипом могла заглушить любой, даже самый громкий, звук. Поэтому неудивительно, что взгляды всех присутствующих обратились в сторону входа. Вошёл старик в бежевом плаще, совершенно сухом, хотя на улице только что лил дождь. Его лицо скрывал накинутый капюшон. В таверне зашептались, а кто-то без особой радости спросил: —?Явился? Незнакомец снял капюшон и, улыбнувшись, ответил: —?Явился. —?Как всегда, ?по воде?? —?раздались смешки. —?Как всегда. —?Врёшь! Эгль, известный на всю деревню собиратель песен и легенд, которым и являлся поздний гость таверны, снова улыбнулся. —?Как всегда. Он подошёл к стойке, где жена Меннерса в очередной раз наливала в кружку пиво. Эгль сел, придвинул к себе миску с рагу, стоявшую рядом, и начал есть. —?Я был в одной стране,?— обратился он к хозяйке. —?Там птицы не ложатся спать. И солнце не заходит вечерами. Коснётся моря и опять, набравшись сил, взбирается по небу. Там жёны ждут мужей, ушедших в море. По десять лет, по двадцать, пятьдесят! И не было, представь себе, ни разу, чтоб кто-то не вернулся. Все пришли,?— пиво уже лилось через край кружки, но взгляд женщины был прикован к старику-сказочнику, ребёнок тоже слушал с особым вниманием. —?Там царствует любовь, хоть ей не строят храмы, детей не заставляют петь хвалу. Там просто любят. Медленно и скромно, наивно и немножечко смешно. Обыденно?— ведь там не представляют, как можно жить, не ведая любви… —?Слушайте, мне уже хочется иметь адрес,?— перебил Эгля скрипач. До этого момента в заведении было относительно тихо. —?Убирайся отсюда! —?с неожиданной злобой рявкнул Меннерс. —?Погоди, Меннерс… —?попыталась остановить его жена. —?Я?— что? Я играю! —?подпрыгнув, повторил скрипач. —?Чтобы ноги твоей здесь больше не было! Почему я должен кормить и поить всякого бродягу только за то, что он умеет красиво врать? —?как ни в чём не бывало продолжил хозяин таверны. Среди посетителей послышались слова одобрения. —?Может быть… может быть… —?Эгль направился к выходу, но остановился и произнёс:?— Просто иногда моё враньё сбывается. Он набросил капюшон и вышел, едва не столкнувшись с кем-то в дверях. Дверь захлопнулась, и старик снова услышал успокаивающий шум ночного дождя. Проводив Эгля взглядом, Меннерс уже хотел вернуться к своим делам, как увидел вновь вошедшую фигуру. Это была совсем молодая женщина в тёмном плаще-пелерине и с алой косынкой на шее. В таверне тут же послышались вульгарные оклики и восклицания. Не обращая на них внимания, гостья вытащила из-под плаща свёрток с мирно посапывающим грудным ребёнком и бережно прижала его к себе, внутренне радуясь, что наконец-то оказалась в сухом помещении. —?А! Мэри! —?воскликнул Меннерс с преувеличенной радостью, пока женщина пыталась согреть дочку, которая, впрочем, осталась сухой и не замёрзла, в отличие от матери. —?Неужели Лонгрен вернулся? —?Я бы никогда не решилась прийти к вам,?— Мэри подняла взгляд на хозяина таверны, делая несколько неуверенных шагов навстречу. —?Если бы не долг твоего мужа, тяжким грузом… —?Поверьте, мне невообразимо стыдно… Я… я не умею подобрать слова для своей просьбы,?— сказала она, стараясь отвести Меннерса в сторону. —?Откуда же он всё-таки её привёз, этот Лонгрен? —?недружелюбно усмехнулся матрос с лестницы. —?Из Америки,?— крикнул кто-то снизу. —?С чего это? —?Так ведь все Мэри из АмЭрики! Таверна пошатнулась от хохота. Но затем все стихли. Причиной тому стал скрипач, принявшийся изо всех сил стучать смычком по скрипке. Потом, в полной тишине, он торжественно провозгласил: —?А все Эльзы и Инги из Эльзаса и Лотарингии! —?и тут же засмеялся. Но никто не последовал его примеру. Смутившись, музыкант скоро замолчал и отошёл в сторону. —?Я бы никогда не посмела просить… просить у вас денег… Поверьте, это совершенно не в моих правилах… —?не очень чётко выговаривая слова, произнесла Мэри. —?Дай ты ей чего-нибудь поесть и пусть идёт от греха подальше,?— упрекнула Меннерса жена, забирая у Мэри ребёнка, чтобы та поскорее согрелась. Сама же она поспешила удалиться, чтобы уложить наконец-то уснувшего сына в кроватку. —?На этих днях вернётся муж,?— умоляюще проговорила гостья, дрожа от холода в насквозь промокшей одежде. Меннерс насмешливо протянул: —?Кто знает, кто знает… —?Мой отец не вернулся,?— сказал сидевший поблизости юноша. —?Лонгрен обязательно вернётся и рассчитается с вами! —?Мой брат не вернулся,?— поддержал юношу стоявший на лестнице матрос. —?Он мне и так уже достаточно должен, твой Лонгрен,?— неумолимо продолжал Меннерс. —?Он вернётся и рассчитается за всё! —?уверяла мужчину Мэри. —?Мой сын не вернулся… —?вдруг произнёс скрипач. Многие замолчали. —?Я поняла… Простите,?— женщина повернулась, отыскивая глазами дочь. —?Нет-нет, зачем же! —?хозяин внезапно схватил гостью за локоть. —?Я мог бы дать вам денег в долг, сударыня. Впрочем, зачем же в долг? Я мог бы даже подарить вам некоторую сумму. Но… разве это не унизило бы вас? —?с издевательскими нотками в голосе закончил Меннерс. —?Право, я… —?Я дам вам… возможность заработать эти деньги. Маэстро! —?Я?— что? Я играю! —?воскликнул скрипач и приложил смычок к струнам. Скрипка зазвенела в быстрой мелодии. Меннерс церемонно поклонился, приглашая Мэри на танец. Затем, неожиданно крепко схватив её, он начал кружить с ней между столиками. Некоторые посетители пытались перехватить у него молодую гостью. Даже матросы, группой собравшиеся на лестнице, спустились вниз. Тогда хозяин таверны ловко сдёрнул цилиндр с головы старого музыканта и обратился к гостям, устраивая своеобразный аукцион: —?Шляпка, господа, шляпка! Пятьдесят центов, никак не меньше. А кто больше, господа? Может быть, кто-то даст больше? Шестьдесят?! Продано, продано! Деньги звенели, падая в чёрную шляпу. Мэри, растерянная и не способная сопротивляться, перелетала из одних рук в другие. Пелерина изорвалась, обрывки ткани разметались по полу. —?Кто больше, господа? Кто больше? —?кричал мужчина. —?Продано! Внезапно музыка оборвалась?— скрипач не в силах был играть дальше?— мелодия слишком быстрая. В дверях наконец появилась рыжеволосая хозяйка. —?Меннерс! —?она стремглав бросилась к Мэри, освобождая её от десятка рук. Вернув ей обратно дочку, она подтолкнула женщину к выходу; после этого обратилась к мужу:?— Какой же ты мерзавец, Меннерс… Она не договорила?— мужчина заткнул её пьяным поцелуем. Жена отпихнула его. —?Маэстро! —?крикнул Меннерс, и таверна снова наполнилась звуками скрипки, криками, хохотом и словами старой песни:Всё вокруг вода да пена,Пена да вода, пена да вода,Пена да вода…*** Мэри, ещё не успевшая просушить мокрую одежду, снова оказалась под проливным дождём. Не помня себя от стыда, она побежала домой?— укрыться, спрятаться, не попадаться людям на глаза. Плащ-пелерина остался в таверне, порванный и совершенно негодный для носки. На женщине сохранилось только лёгкое платье, выглядящее нелепо посреди яростного ветра и ливня. Ей нечем было даже укрыть дочку от ледяных капель. Почувствовав холод, девочка проснулась и начала плакать. Мать побежала быстрее. Наконец они оказались дома. Это был небольшой ветхий домик, соединённый с маяком. Когда Лонгрен возвращался в деревню?— на неделю или две,?— он каждый вечер зажигал там огонь, чтобы ночные корабли в случае необходимости смогли причалить к берегу. Но когда мужа не было, это делала Мэри, из-за чего местные жители часто видели её на маяке. Однако сейчас Мэри предпочла оставаться в хижине. Положив дочку на кровать, она стала искать тёплые и сухие вещи. Через несколько минут девочка уже сопела, завернувшись в одеяло на руках матери. Сама же Мэри чувствовала себя крайне скверно, и, думая о том, что будет с Ассоль, если она заболеет, женщина уснула. Уснула надолго… О её смерти сообщил Эгль, приходивший на следующий день навестить её и Ассоль. Священник сделал вывод, что Мэри умерла от воспаления лёгких, и согласился провести похороны. На них собралась большая часть населения деревушки. Но нельзя было сказать, что все они скорбели по Мэри. Скорее, они пришли, чтобы послушать разные сплетни, высказать едкие замечания или просто узнать, в чём дело. Когда в церкви все стихли, священник начал читать молитву. Некоторые повернулись к гробу, в котором лежала женщина: вся в белом, с красной косынкой, аккуратно сложенной у левого плеча. Тёмные волосы разметались, лицо ничего не выражало. Рядом стоял Эгль в своём неизменном плаще с капюшоном. Он держал на руках Ассоль, которой, судя по всему, что-то не нравилось. Неподалёку были и Меннерсы, беспокойно поглядывавшие по сторонам, будто предчувствовали нечто недоброе. И не ошибались. Под конец прощания в церковь неожиданно для всех ворвался Лонгрен. Расталкивая каменную толпу, он продрался к гробу в абсолютной тишине. Навсегда расставаясь с женой, Лонгрен взял алую косынку Мэри и сжал её в ладонях. Так он простоял с ней рядом некоторое время. Потом, резко обернувшись, он отыскал глазами Меннерса и, выхватив из кармана нож, уже было бросился на него, когда его остановил священник: —?Стой, Лонгрен! Не бери грех на душу! Христом Богом прошу, опомнись! —?Где же… где же ты был со своим Богом, когда Меннерс убивал мою жену? —?Лонгрен толкнул его в сторону, но с людей уже сошло оцепенение, и все они гурьбой кинулись из церкви с криками о помощи. Моряк хотел догнать Меннерса, отомстить, как вдруг услышал детский плач. Это была Ассоль. Мужчина подошёл к старику Эглю и забрал у него дочь. —?Спи, спи, моя девочка,?— Лонгрен принялся укачивать ребёнка. —?Я здесь. Я?— твой папа. А они… они ещё ответят за всё… Обещаю тебе. Так, вдвоём, они вернулись домой, в тот самый домик у маяка, где Ассоль ещё долго слушала колыбельную Лонгрена:Спит усталая акула,Спят усатые киты…Только мама не уснула,Только мама не уснула,Чтоб спала спокойно ты…