Глава I (1/1)

Сначала была зависть. Острая, как вонзившийся под ребра клинок. Черная, кислотой разъедающая изнутри.Он хотел быть на вершине, на равных с богатыми, влиятельными, которые смотрят на остальных сверху вниз. Но приходилось юлить, изворачиваться, угождать. Вращаться в свете и понимать: на тебя не смотрят как на равного. Костаке Сузу богат, влиятелен, его имя открывало почти все двери. Но не ставило Аристиде вровень с остальными. Пусть он и приучил себя звать Костаке отцом, но видел и слышал — в словах, в мимолетно брошенных взглядах — ту правду, которая терзала и заставляла скрипеть зубами от зависти и ненависти.Не сын, нет. Всего лишь пасынок. Введенный в свет влиянием отчима, но все равно второй сорт для тех, кто на вершине. Аристиде был вынужден делать вид, будто не замечает взглядов сверху вниз, добиваться расположения, интриговать, льстить, подкупать ради того, чтобы подняться выше, ради еще одного кусочка власти. И понимал, что ему ничего не светит, если матушка умудрится родить Костаке наследника. В какой-то миг эта злоба на тех, кому все дано по праву рождения, сосредоточилась на одном человеке. Конечно, тот был далеко не единственным среди молодой аристократии, но, пожалуй, самым ярким. Он врывался на светские приемы как свежий ветер, невольно притягивал взгляд, собирал вокруг себя толпу. Он плевать хотел на условности, мог себе позволить ответить остро, на грани приличия, там, где самому Аристиде приходилось мучительно подбирать слова, чтобы не уронить лицо. Аристиде был вынужден добиваться, выгрызать зубами, договариваться, а тому все само падало в руки. Этот человек мог просто отмахнуться, даже не принять во внимание, пройти мимо возможности, ради которой Аристиде отдал бы многое. Не обращать внимания на окружающих, на мнение света, творить, что захочется... И ему даже не ставили это в вину! Двери всех домов были распахнуты для него, его приглашали, желали видеть, матушки девиц на выданье едва не дрались за возможность познакомить с ним своих дочерей. Просто потому, что перед именем стоял титул. Князь Ольшанский.Возможно, все так и оставалось бы, и тот, чье присутствие заставляло Аристиде в ярости сжимать кулаки, даже не узнал бы о его существовании, но судьба решила иначе.Бал был в разгаре, Аристиде танцевал, делал комплименты дамам, снова танцевал. Все шло прекрасно до той секунды, когда князь шагнул на паркет и на развороте, легко, небрежно, словно не заметив соперника, перехватил его партнершу по танцу. Аристиде даже не успел понять, что произошло, как Агнешка уже умчалась прочь в быстром ритме кадрили, а у него не хватило ловкости, чтобы столь же легко и непринужденно перехватить ее обратно, не сбив при этом ритм танца. И он мог лишь, стиснув зубы, смотреть, как проклятый князь кружит Агнешку в танце, а после прикладывается к изящной ручке, отводит в сторону. И, прежде чем Аристиде успел до них добраться, они уже снова кружились в танце, на этот раз — вальсе. Аристиде даже через огромный бальный зал видел, как соперник улыбался, как задорно блестели золотистые глаза, и как Агнешка улыбалась в ответ, смеялась, когда тот наклонялся и что-то шептал ей на ухо. Аристиде в бессильном бешенстве сжал кулаки, ногти впились в ладони.Да, он не родился с золотой ложкой во рту, и лучшим вариантом исправить это был выгодный брак. Агнешка идеально подходила для его цели. Молодая, красивая, единственная, поздняя и любимая дочь влиятельного боярина. Очень удачная партия. И Аристиде делал все, чтобы ее заполучить. Негласно она уже практически считалась его невестой. Пока не появился... этот.После вальса Аристиде успел перехватить их уже в дверях. — Агнешка, куда же ты?— Извини, здесь немного душно. Мне надо подышать свежим воздухом. Штефан любезно согласился меня проводить.— Значит, уже Штефан?! — не сдержавшись, процедил Аристиде. — Прошу прощения, но мы, кажется, не представлены. — Князь шагнул вперед, загораживая девушку плечом, и Аристиде стоило огромных усилий не дать волю рукам и не впечатать кулак в нахальную физиономию. Но такого удара его репутация не пережила бы.— Аристиде Сузу. — Он больше обозначил наклон головы, чем кивнул, на грани приличий. После чего обогнул князя, будто досадное препятствие, и попытался взять Агнешку под руку. — Прошу меня простить, но я собираюсь похитить у вас свою невесту.— Я не слышал, чтобы вы объявляли о помолвке, так что, боюсь, дама пойдет со мной. — Золотистые глаза недобро сверкнули.— Вы забываетесь!— Разве? Приношу глубочайшие извинения, если мое поведение показалось вам оскорбительным, но мы уходим. — Штефан подхватил Агнешку под руку, и они, не оборачиваясь, направились к выходу.Аристиде не мог ничего сделать, чтобы окончательно не опозориться. Ему осталось лишь смотреть, как они уходят, и слышать обрывки разговора.— Ты был резок.— Ну я же извинился.— Он тебя вызовет.— Значит, я еще раз извинюсь.— И снесешь оскорбление? Ты не сторонник дуэлей?— Я не дерусь и не стреляюсь с детьми.И тут зависть и глухое раздражение в адрес этого человека переросли в полноценную ненависть. За то, что он вообще есть на этом свете. За то, что вот так небрежно, походя, рушит все, над чем Аристиде упорно трудился. Сейчас его сжигало лишь одно желание — уничтожить князя, чего бы ему это ни стоило.***Аристиде не сдавался, но все усилия оказывались тщетны. Агнешка даже не смотрела в его сторону, стоило появиться Штефану. Ее отец относился к Аристиде все прохладнее, и хотя его по-прежнему приглашали, чувствовалось, что недалек день, когда ему просто откажут от дома. Он все-таки рискнул вызвать соперника на дуэль, прямо на очередном приеме, пусть и знал, что это было рискованно и опасно. Но тщетно.— Еще раз приношу свои глубочайшие извинения за то, что мои слова показались вам оскорбительными, господин Аристиде. — Тон собеседника звучал насмешливо, но придраться было не к чему. Штефан как всегда был безукоризненно вежлив.— Трус! — Ненависть застилала глаза, и Аристиде бросил это слово как перчатку.— Нет, просто я всегда убиваю своих противников, а вы пока не сделали ничего такого, за что стоило бы убить. — Тот почти издевательски раскланялся. — Прошу меня простить господа. Разрешите откланяться.И удалился, опять под руку с Агнешкой. Аристиде остался стоять, как оплеванный. И никто даже не упрекнул князя, не усомнился. Все знали, что в полку, где он служил, лучшего стрелка не найти. Тогда Аристиде сделал вид, что сдался, и затаится, лелея планы мести. Он собирал информацию, следя за противником, как и коршун не следит за добычей. Аристиде не стремился в армию, и в дорогом сюртуке чувствовал себя куда уютнее, чем в форме, но военная карьера в его положении была лучшим выходом. Для молодого аристократа без перспектив после нескольких лет службы открывались неплохие возможности. Особенно в свете русско-турецкой войны, которая катилась по Дунайским княжествам подобно пожару. Главное — держаться подальше от боевых действий, и тогда человеку, успевшему занять в нужный момент правильную сторону, светило весьма заманчивое будущее.Однако судьба снова посмеялась над Аристиде — он оказался в одном полку с тем, кого мечтал уничтожить. Вынужден был сталкиваться с ним почти каждый день, видеть, как тот по-прежнему сопровождает Агнешку на приемы, и слышать разговоры, что дело идет к свадьбе.Аристиде следил, собирал информацию, и чем больше узнавал, тем меньше понимал своего врага и тем больше его ненавидел. Так, как только можно ненавидеть человека, который получил все, что ты хотел себе, и которому это абсолютно не нужно. Аристиде готов был глотки зубами рвать, чтобы выглядеть аристократом, который может разве что снисходить до черни, да и то лишь отдавая приказы. Штефан с этой самой чернью едва не братался, не считал зазорным завалиться в самую дешевую корчму с простыми солдатами, и вместе с ними же оказаться в холодной, покуда злющий как черт командир полка не вызволит их оттуда.Аристиде никогда не снизошел бы до черной работы. Но он своими глазами видел, как чумазый, больше похожий на оборванца, Штефан сам чистил коня вместо того, чтобы поручить его конюху, чинил упряжь, возился с подковами. Сунься к Аристиде какой-нибудь нищий на улице, в лучшем случае получил бы хлыстом. Но вся шпана, что крутилась возле церкви, была готова молиться на князя, который кидал им порой даже не медь, а серебро. Штефан вел себя не как аристократ, а скорее как бродяга с большой дороги, одинаково обращаясь и к боярину, и к его конюху, наплевав на все приличия. Дворянин не должен, не может так себя вести!Аристиде окончательно уверился в этой мысли, когда случайно увидел Штефана без рубахи — тот обливался у колодца. Исполосованная спина, следы кандалов на запястьях, украшения, которых уж никак не могло быть у человека знатного происхождения.Вот только все попытки достучаться до Агнешки пропадали втуне. Девушка просто не желала видеть того, что представляет собой ее ухажер, и что он неподходящая партия для благовоспитанной боярышни.— Да какой он князь! Он простой кандальник, твой Штефан! — Неправда!— Агнешка, я же тебе только добра хочу. Сама подумай, откуда у него следы кандалов на руках?— А ты разве не знаешь, что Штефан воевал и попал в плен к туркам? Это следы не позора, а чести, — фыркнула девушка и отвернулась, всем видом давая понять, что разговор окончен.— Правда? Может, я и несправедлив, но дело в том, что я волнуюсь за тебя. — Аристиде тут же стал сама приветливость.О том, что князь бывал в боях, он слышал краем уха, но подробности его не интересовали. Ему до зубовного скрежета не хотелось еще и рассказов о том, что его враг – герой. А уж тем более не хотелось, чтобы об этом говорила Агнешка. И Аристиде принялся рассказывать, как она ему дорога, и что он боится, как бы ей не попасть в дурную историю.Тем вечером Аристиде был доволен собой. Агнешка все же разговорилась и, сама не подозревая, дала ему ниточку, из которой он собирался сплести веревку, чтобы повесить ненавистного соперника. Дрэгэшань. Валашское восстание. Доказать было невозможно, но если Штефан один раз связался с бунтовщиками, кто даст гарантии, что этого не случится снова? Нужно просто найти подтверждение, что князь замешан в каком-то заговоре. И Аристиде был намерен предоставить самые убедительные свидетельства. Такие, чтобы они обернулись для его помехи тюрьмой, а лучше — и вовсе пулей.***Аристиде не спешил. Он выплетал паутину осторожно, тщательно, просчитывал каждый шаг. Наносил визиты Агнешке, изображая друга семьи — и ни одного плохого слова про Штефана! Он обходил десятой дорогой самого Штефана, и даже если сталкивался, то не позволял себе ни малейшей резкости, не допускал на лице даже тени раздражения. Князь же, судя по всему, о нем и думать забыл, обращал внимания не больше, чем на пыль под ногами. Аристиде следил. Он не жалел денег, стиснув зубы, снисходил до общения с отребьем, которые за золото готовы и проследить, и зарезать кого угодно. Можно было, конечно, попробовать решить проблему и так, но он был не уверен, что бандитам хватит ловкости. Ему хотелось не просто убить соперника, а уничтожить, растоптать, чтобы в свете даже имя его упоминать стало неприлично.И его действия постепенно приносили плоды. Не все знакомые Штефана имели безупречную репутацию, а некоторые так и вовсе числились в розыскном листе у жандармов за подрывную деятельность, или находились в шаге от включения в него. Но проклятый князь был слишком осторожен, веских улик по-прежнему не было, и не было возможности толком их сфабриковать. Поэтому Аристиде ждал, веря, что его терпение будет вознаграждено. Интриговал, манипулировал, подкидывал полиции зацепки, надеялся, что ему повезет.Терпение у него закончилось, когда они столкнулись на пороге дома Агнешки, и в глазах князя мелькнуло выражение, словно он пытался вспомнить, кто перед ним. А спустя несколько минут сияющая девушка сообщила, что Штефан сделал ей предложение, со свадьбой они затягивать не будут. К концу месяца, только чтобы успеть все подготовить.Этого Аристиде стерпеть не мог. Он не собирался больше выжидать и хитрить, потому что эта свадьба ставила крест на всем. Даже если ему и удастся в дальнейшем скомпрометировать Штефана, тень ляжет и на Агнешку. А ему не нужна супруга, которая замешана в скандале. Значит, Штефан должен исчезнуть, срочно. Очередной крестьянский бунт в близлежащих деревнях пришелся кстати. Аристиде даже не пришлось прилагать усилия, чтобы на подавление отправили солдат из их полка. Хватило брошенного вскользь намека одному человеку, который был ему обязан. И Аристиде, как положено офицеру, выдвинулся вместе со всеми, думая, правда, отнюдь не о подавлении бунта, а мысленно репетируя сочувственную речь, и размышляя, как будет утешать Агнешку, когда Штефан погибнет, выполнив свой долг. Ему хотелось не этого, но на данный момент мертвый герой был наилучшим выходом. Собственное будущее куда важнее сладкой и тщательно распланированной мести, от которой пришлось отказаться.Аристиде держался в тени, ему совсем не хотелось, чтобы во время этой вылазки его запомнили. Он стоял за спинами других офицеров во время краткого совещания, не подавал голоса, даже когда решали, что делать, и Штефан предложил попробовать обойтись без стрельбы.— Пустите меня. Я смогу договориться.?Договариваться с этими?? К радости Аристиде, многие придерживались мнения, что говорить с бунтовщиками не о чем. И все складывалось один к одному. Аристиде, удачно ?подвернувший? ногу, останется позади, пока солдаты будут прочесывать местность и разбираться с забывшими свое место крестьянами. Было совсем не сложно оторваться от остальных и зайти в спину небольшому отряду, который возглавлял Штефан. Люди князя расположились так, чтобы отсечь окраину деревни от подступающего почти вплотную леска. На опушке нашлось удобное укрытие, где можно было подождать, пока начнется стрельба, за которой еще один выстрел никто не заметит.Толпа вооруженных вилами, топорами и косами крестьян вывалилась практически в лоб солдатам, те вскинули винтовки. Аристиде тоже прицелился и...?Что он творит?? — была первая мысль, после которой пришла радость, дикая, звериная, торжествующая. Противник сам подставился, даже стрелять не пришлось, и отказываться от мести тоже. В последний миг Штефан поднял винтовку и выстрелил... в воздух. Солдаты последовали его примеру. А потом отряд отшатнулся назад, на ходу перезаряжая оружие, рассыпаясь, открывая дорогу, и дал второй залп, снова в воздух. Затем Штефан махнул рукой, указывая на лес. Бунтовщики рванули туда, и дорогу им никто преграждать и не подумал.Они бегали, растворялись в спасительном подлеске. Аристиде видел их лица, видел, как пожилой крестьянин стаскивает шапку и кланяется Штефану в ноги. Он не слышал, но догадывался, что тот говорит.— Благослови вас господь, боярин!Когда дорога опустела, отряд снова сомкнул ряды, словно ничего и не случилось, и послышался уверенный голос их командира.— На нас выбежала толпа. Дали два залпа поверх голов, они отступили. Больше никого не видели. Всем ясно?!Солдаты кивали, словно ничего странного не произошло. Но Аристиде уже спешил прочь, выстраивая в голове план действий. Найти двух-трех солдат и поймать хоть одного из так удачно упущенных Штефаном бунтовщиков. Одного его слова может не хватить, но если будет свидетель... А развязать крестьянину язык — дело нехитрое. И после этого репутацию Штефана уже ничто не спасет. В лучшем случае — отставка с позором, а то и трибунал.