Часть 1 (1/1)

Ищет ласки собака у рук, объятья дающих;от пустоты устала.Дугой выгибается тело послушно,немеют члены безвольно.Миг счастья вырван у мира. Как же хорошо иметь собственный дом, пусть небольшой, но самим сделанный. С надежным погребом, укрепленными камнями стенами, теплыми половицами и таким хорошим очагом, способным обогреть всё жилище. А за стенами бушевала метель, способная выбить ставни похлипче, опрокидывая иногда деревья; было слышно, как они падают в лесу. Собаку пришлось запустить в дом, и теперь она лежала в сенях, изредка поскуливая от страха. Мерно потрескивали поленья в очаге, в котле варился компот из сушеных ягод. Ну как компот, - охотник любил вкусное питье, потому и мед иногда туда подкладывал. Сладкий дух стоял на весь дом, уже загустевшее варево приятно закипало, несколько листьев сушеной мяты обогатили и без того прекрасный запах. Деревенские боялись таких ночей, зимних, свирепых и непредсказуемых. Даже волки носа не показывали в это время. Но порой приходили из леса гости страшнее. Лет пять назад в одну из таких ночей пропало пять коз. Их нашли только по весне на болоте. Кости были едва ли не белыми и, если судить по следам зубов на них, их обглодали начисто сразу же.Охотника люди не сильно любили, сторонились, хоть и уважали, - умельцем был знатным, болезни лечил, в хозяйстве помочь мог и, хоть и сам он был нелюдим, но человек добрый. Но так ведется, если не живется со всеми, то и смотрят на тебя косо. Но как бы хорошо не сиделось в тепле по такому ненастью, а собака засуетилась, стала проситься во двор. Охотник выпустил. Он подумал, что животное просится по нужде, но сука стала проситься за ворота, упрямо шла к ним, не обращая внимания на сносившие её порывы ветра. Охотник был не глуп, знал, что беспричинно она так делать не станет. Оделся потеплее, взял кол и нож за голенище припрятал, зажег светильник и вышел за ворота, из-под защиты добротного частокола. Собака едва ли не вылетела, когда он отпер засов, но ей надо было вести за собой человека и пришлось идти медленней – снега было по колено. Шли не долго, но идти пришлось в сторону болот, и охотник не на шутку встревожился, дурной была та сторона. Он в голос шептал охранные молитвы светлым богам, надеясь, что те всё же не дремлют в столь ненастный час. Собака замерла на месте, начала ходить кругами у небольшого странного сугроба, подзывать тявканьем хозяина. Кое-как разворошив небольшой слой снега, мужчина обнаружил под ним скорчившегося человека, пытавшегося что-то собой прикрыть. Это была замерзшая насмерть женщина. Её конечности уже успели застыть, распахнутые глаза остекленеть. Собака стала тыкаться носом под тело, охотник приподнял его и увидел под ним небольшой сверток, невероятно напоминавший... Он не поверил своим глазам, взял его в руки, развернул тряпки – это и вправду оказался младенец, еще живой. Не медля, мужчина побежал обратно домой, согревая дыханием комочек почти угасшей жизни.Распеленав, обнаружил, что это девочка. Ребенок был уставшим, спал. И почти не замерз. Завернув его в теплую волчью шкуру, положил поближе к очагу, на теплую подстилку. Пока ушел запирать ворота и дом, собака, не смотря на запрет, пробралась в жилую комнату и улеглась рядом с младенцем. Охотник решил не прогонять её. Остаток ночи он не мог сомкнуть глаз: сквозь метель он слышал завывания странного существа, не волка или собаки – громче, ниже, сильнее. Каждый раз, слыша это, его собака скалилась и прижимала уши. Утром, когда солнце окончательно взошло, и метель прекратилась, охотник решил похоронить женщину, но не нашел её тела, лишь множество следов больших лап кругом. Он рассудил, что существо легко бы вломилось к нему, если бы захотело преследовать, и опасаться нечего. И про него решил ничего никому не говорить. В спешке пошел с ребенком в деревню, за советом к бабке. Каким бы он умельцем не был, но дитя – иное дело, не для мужских рук.У него была возможность научиться заботиться о детях, но он предпочел этому, казавшемуся тогда позорным, занятию воинскую службу, - дальние походы, сражения, новые земли… Знал всегда, что дома его ждет жена, хоть и с первым ребенком в дом тянуть стало меньше, не до кормильца теперь было. А как второй появился, так и вовсе неделями не приходил, хоть и в городе был. И ушел однажды в морское плаванье, думал на пару месяцев, а растянулось на целый год. Как вернулся, увидел жену на пристани, но не подошел и три дня гулял по корчмам. На четвертый захотел всё-таки взглянуть на родной двор, да и по жене стосковался, детям показаться надумал. Пришел, а его улицы и нету, только горелые остовы, да земля черная, заборов остатки. К своему двору подошел, увидел, что дом внутрь себя провалился… Подошел к старухе, сидевшей на приступке у дома, гревшейся на солнце. Она его завидела, подслеповато сморщила лицо и сказала: ?С того дома никто не давеча и не вышел. Жалко молодуху, детки славные были… А ты кто им будешь, никак брат??. Будто конь лягнул в грудь, весь дух вышибло у молодого воина. Ничего не сказал старухе, молча ушел, ушел, как был, из города прочь, опомнился на перекрестье дорог вечером поздним.Туман стоял густой, вода в озере плескалась, и звезды ярко-ярко светили с небес, аж засмотрелся парень. И не сразу понял, что видит две луны, одну свою, привычную, там, где и положено ей быть, а другая супротив в небе повисла, будто с другого края взошла. И вспомнил, что никакого озера окрест его города в трех днях конного пути не было. Пробрал его страх, сильнее того, что он испытал в самом первом бою. Сердце билось через раз, обездвижились ноги и руки. Заслышал цокот копыт, но с места сдвинуться не смог. Обдало холодом, как от воды, воздух стал влажным. И из ниоткуда на дороге появилась нагая девушка. Её кожа была, как первый снег, а тело тонко, казалось сделанным изо льда. А лицо… Оно не было каким-либо особенным, но парню запомнились только большие глаза, сквозь которые словно глядело на него само небо. Лилось в уши сладкими звуками её пение и накатило забытье. Очнулся он уже лежа на земле, сжавшись, как будто его побили. Рядом потрескивал костерок, кто-то деловито оправлял оружие, слышен был шорох точильного камня. Парень робко пошевелился, его тот час окликнули. - Живой? – Голос был не низким, не высоким, даже приятным. - Да. - Как звать? – Но, всё-таки, неуловимо другим. - Ольф… - Ты как здесь очутился, Ольф, дурья твоя башка? - Не знаю. Помню, как с города ушел, а дальше – как во сне. Остановился уже на перекрестье… А там две луны было! - А с города зачем ушел? - Не мог я там больше быть. А ты кто? - Зови меня Тиор. Я вообще не здесь даже должен был быть. Сам не знаю, как меня сюда занесло. Чертовы свитки, опять младшие слуги переписывали, - и дальше пошли какие-то странные слова, несомненно, ругательства, почуял Ольф. – Но твоё счастье, что я заметил эту дрянь. - А что это было? - Это дух был. Как я понял, мертвой женщины, даже девушки, молодой еще. Здесь ему было неоткуда взяться, видать, за тобой шел. - Это была не дрянь… А зачем ты меня спас? – Парень понял, кто ему явился. Именно такой он увидел её в Солнечную Ночь, юной и прекрасной, когда она утром выскакивала из озера неподалеку от их деревни… Спаситель был высок, широк в плечах и небрит. Темные космы, спускавшиеся ниже плеч, спутались от пота и отсутствия расчески. Даже одежда выдавала в нем чужеземца. - Знаешь, мне некогда было думать, стоит ли тебя спасать или нет. И, Ольф, я уверен, что ты годен на что-то большее, чем сгинуть на перекрестке. На, выпей, - странник протянул ему затейливую металлическую флягу. - А ведь я тебе жизнью обязан… - Ольф сделал большой глоток и ссутулился. Питье было одновременно мягким, но крепким, что еще больше уверяло парня в невозможности происходящего.- Чую, тебе ещё представится случай отплатить долг. Я уйду с рассветом, пока что спи… Бабка Гафа приветливо встретила охотника, поохала над девчушкой и начала хлопотать. Понимала, что ребенок в лесу, откуда ни возьмись, не появится, но лишних вопросов решила не задавать. Весь думали, что с ребенком делать и сошлись на том, что неспроста девочка попала к охотнику, знать, ему её и воспитывать, уму-разуму учить, а заодно и пускай оружием владеть научится – висит же меч у Ольфа на стене, Гафа сама видела. Девочку решили до весенней ярмарки не показывать селянам, чтобы не вызывать лишних вопросов. А там охотник сказал, что в яме нашел, пожалел, да с собой взял. Назвал её Лёдой, по жене. Девочка росла крепкой, смышленой. Говорить начала рано, едва ли не раньше, чем ходить; болела мало. Трудностей с ней не возникало. То бишь, среди прочих деревенских детей была странной. Была очень сильной, могла синяков наставить любому мальчишке в детской потасовке. Годам к десяти охотник начал учить её обращаться с оружием. Она обнаружила себя усердной ученицей, выносливой. Ольф стал брать её с собой в город, на ярмарку. Он очень дорожил девочкой, хотел дать ей так много, как сможет; взамен своих погибших детей. Лёда росла привольно. Их с охотником хозяйство было небольшим, и следить за ним не составляло труда. Днями гуляла в лесу вместе с собакой, иногда забредала на болота. Там чувствовалось что-то, но найти источник этого ощущения не было возможности, чувство вело вглубь болот. Лёда знала, что когда-нибудь она пойдет туда, но пока не была готова к этому, да и не хотела расстраивать отца, не любившего те края. Годам к пятнадцати её начало больше тянуть в деревню, к людям, к сверстникам. Однако девушку сторонились из-за молвы вокруг охотника, а саму её частенько называли подкидышем. Начала сбегать на ярмарки втайне от отца, желая посмотреть всё самостоятельно, говоря, что хочет подольше погулять в лесу.Красотой особой она не отличалась, вниманием парней избалована не была. И в весеннюю Ночь Солнца сбежала на городское гулянье, в надежде прогнать из дум тоску, ставшую часто накатывать вечерами. Удалось продать несколько вышитых рушников, и Лёда решила попробовать яблочной настойки, которую нередко пил вечерами отец. Взяла себе целый кувшин и ушла на поле, где пасся скот. Спряталась от пастухов в тени окаймлявших деревьев и потихоньку начала пить. Вкус был странным, одновременно горько и сладко. Выпив половину кувшина, побрела на холм, где в ту ночь шли гулянья. Разгоряченные люди веселились, плясали под бешеную музыку, возбужденные крепким питьем и горевшими повсюду кострами. Настойка отобрала резвость движений и притупила зрение, дав взамен непривычную легкость тела и мыслей. Идти было затруднительно, потому девушка решила забросить идею с холмом и уснуть в ближайшем стогу. Так и получилось. Споткнувшись, она упала в сено, но ощутила не привычную колючесть, а живое тепло. Там пытался заснуть путник, уставший от празднованья. Сначала он испугался, схватил девушку за горло, подмял под себя. Потом только понял, что случилось. И, не смутившись, поцеловал. Лёда видела, как это делали другие, но саму её еще никто не целовал. На мгновение она оцепенела от неожиданности, и мужчина отстранился, вопросительно глядя. Но смущение было смыто настойкой, и она потянулась к его губам, желая продолжения. Мужчина не заставил себя ждать, продолжил поцелуй, умело распаляя чувства девушки, лаская её тело, постепенно избавляя его от одежды. Эти ощущения были новы для Лёды, но невероятно приятны, и она, как могла, отвечала на его действия. Когда его руки ощущались на обнаженном теле, внутри разгорались тысячи костров, но жарче всех горели те, что в груди в низу живота, заставляя иногда её задыхаться. Когда же она сама прикоснулась к его обнаженной спине, провела по груди, шее, это вызвало еще больший напор у мужчины. На мгновение стало страшно, когда между бедер уперлась его отвердевшая плоть. Но его глубокий приятный голос успокоил её. Сильнее разведя ноги и расслабив тело, она приготовилась принять его. Но вместо этого ощутила в промежности его руку, поглаживания, то почти невесомые, то требующие. И её тело откликнулось на них, выдавая новые ощущения. Издавая стоны, девушка выгнула спину, не в силах терпеть такое напряжение тела. Его сухие тёплые губы запечатали звуки и гортанное дыхание, вновь ворвался в её рот требовательный язык. Не осознавая уже почти ничего, Лёда невидяще смотрела в небо, и ей казалось, в те моменты, когда она могла осознавать увиденное, что в нем две луны. Тогда мужчина понял, что она полностью готова впустить его и плавно вошел целиком. Он не ожидал, что будет первым, но продолжил движение, не давая девушке осознать боль. Вскоре в ночи раздавались их слаженные хрипы, возносясь к двум безумным лунам этой ночи. После Лёда уснула в его объятьях. Наутро кое-как выбралась из-под него, всё-таки, разбудив. - Как тебя звать? – Спросил он. - Зачем? – Спросила она. – Едва ли мы когда-нибудь еще встретимся. Но в любом случае я благодарна тебе за эту ночь. Мужчина молчал, ожидая несколько иного поведения. Потом спросил: - Ты не отсюда? - Да. Уже вечером Лёда вернулась в родной лес, выйдя к дому со стороны болот. Ольф ругался, но не понял, где она была на самом деле. Уже потом девушка полностью осознала, что случилось, но в её жизни от этого ничего не изменилось, и никаких потрясений не было. Только появилась новая уверенность в себе, в своих силах. Движения перестали быть стесненными, она перестала думать, что хуже своих сверстников из деревни. К тому же ей пару раз случалось подсмотреть за тем, как уединялись подростки, и она твердо могла сказать, что то, что было у неё, было гораздо лучше, чем робкие и неумелые потуги остальных. Отец хорошо научил Лёду стрелять, метать копье, меч тоже справно сидел в её руках. Топор давался плохо, но и сам Ольф не был с ним умел. Тело, выращенное среди чистой природы, под ясным солнцем, омываемое хрустальными водами озер и потаенных рек, выросло крепким и сильным, в меру утруждаемое работой. И, всё же, по мере того, как росла Лёда, охотник понимал, что она отличается от прочих людей. Её тело было слишком сильным и крепким для девочки-подростка, она с легкостью упражнялась с его тяжелым мечом, могла очень долго плыть под водой, в драке – ринуть его самого. Ольф чувствовал, что долго его воспитанница не сможет с ним быть, ибо слишком иной она была, чтобы просто жить с охотником в лесной глуши, видя других людей несколько раз в месяц. Слишком часто она уходила гулять на несколько суток, и Ольф понимал, что гуляет она не в лесу; но каждый раз девушка возвращалась невредимой и он ничего не говорил. Но даже знающий жизнь, Ольф не мог представить, что судьба разлучит их и отправит Лёду на встречу предназначению таким образом.