Глава девятая (1/2)
В жизни всегда нужны проблемы,
Иначе жить легко и неинтересно.
Не стоит унывать, надо просто
Их решать ???Лалиса сидит у себя в комнате и пишет что-то в дисциплинарной тетради.
Урок отменили из-за того, что у учителя произошли какие-то проблемы, а на замену никого не поставили, в результате чего образовалось окно, а значит и свободное время.
Время, которое девушка посвящает своим обязанностям старосты, дабы вечером быть свободной.
Слышит хлопок двери и шаги.
Он пришёл...
С прошлого разговора прошло пять с лишним дней, и за всё время они почти не говорили, разве что он кидал холодное "пошли", когда они шли на дежурство... и ничего больше.
И у неё что-то беспрерывно кололо в сердце, заставляя не понимать и думать об этой боли. Думать каждый божий день, не в зависимости от того, хочет она этого или же нет.Они почти не виделись с ним и не пересекались... она сама старалась не попадаться ему на глаза, ведь его слова чётко и достаточно сильно впечатались в голове. С такой силой, что ей казалось, она никогда не забудет это... не забудет тот его взгляд, ту злость и то отвращение. Те небрежно кинутые ей в лицо слова.Чёртов мозг мазохистично прокручивал их каждую ночь перед сном, заставляя вспоминать и думать о нём ночью. Перед сном. А он... а ему похоже всё равно, ведь Манобан слышала крики и стоны из комнаты парня, каждую грёбаную и ненавистную ей ночь. Она заглушала их музыкой в наушниках.
Если ей что-то нужно было от него, она просто писала это на листке и оставляла его на столе рядом с его графиком. Ни больше, ни меньше.
Но она почему-то заметила за собой нехватку чего-то... и что-то подсказывало, что это связано с Кимом.И это было чертовски неправильным чувством или ощущением... болью? Она не знала, что это, понимала лишь, что это неправильно.
Хоть Манобан и старалась не пересекаться с ним, она всё время искала его глазами. Всегда. Особенно в столовой. Ждала, пока он зайдёт и сядет за своё место. Ждала, пока он возьмёт себе еду и начнёт есть. По какой-то непонятной причине старалась запомнить всё, что он ел.
Он любил овсяные печенья с малиной, а ещё красные яблоки и чёрный крепкий чай без сахара. И лишь изредка он добавлял в чай малиновое варенье. Он любит малину?
Чёрт...
Ты попала Лалиса, хоть и сама не знаешь об этом, но ты попала.И с каждым днём тебя будет затягивать всё сильней и глубже, пока ты не задохнёшься в этом...На самом деле за эти несколько дней многое случилось.
Она и Кай с Субином были у Марка. Он выглядел мило и одновременно смешно со сбритыми волосами... Девушка помнит его вспотевшие от переживания руки и трясущиеся от страха губы. Он боялся. И она ни в коем случае его не винила, он держался молодцом.
Смогла бы она так?Туан всегда был из той категории людей, что стараются ничего не бояться, ну или не показывать страх. В одиночестве он бы наверное перевернул всю больницу, а с друзьями сидел тихо и лишь переговаривался о чём-то, пока ждал врача и пытался унять дрожь.
Также она получила ещё 3 записки, одну из которых открыла и, прочитав, решила, что не будет открывать другие, ведь содержимое записки было неприятным и даже пугало её. Но она решила никому об этом не рассказывать. Манобан думала, может кто-то просто не знает как выразить чувств или ещё что-то и угрозы в них нет...
Во всяком, хотелось верить именно в это.
— Да, блять!— слышится оглушающий крик, из-за которого девушка подскакивает и сразу выходит из тумана мыслей и воспоминаний.
Будто проснувшись ото сна, оглядывается и, встав со стула, бежит к двери, а после и вниз по лестнице.
Сердце бешено стучит, а в голове мысль.С ним что-то случилось?
Остановившись на последней ступени, замечает Кима, который держит её записки, а под ними график.
Глаза парня закрыта, а вена на шее чётко видна. Зубы стиснуты до предела, а руки, что держали листки с такой силой, сжимали их так, что они, кажется, могли порваться.
Манобан уже открыла рот, чтобы что-то ему сказать, но опомнившись, лишь отвела взгляд к окну, хмуря брови, и прикусила нижнюю губу.
Погода была солнечной, подмечает она, смотря в окно, и спиной поднимается на одну ступеньку.К горлу подходит ком. Она хочет что-то сказать ему. Хочет поговорить, но отчаянно не знает о чём... да и смысла не видит.
Разве что, точно знает. Если скажет хоть слово, он огрызнётся ей, а она вновь начнёт прокручивать его слова в голове и наверное на этот раз сойдёт с ума...
Почувствовав чьё-то присутствие, парень понимает, что это может быть лишь один человек.
Лалиса Манобан.
Ким открывает глаза и поворачивает голову в её сторону.
Лалиса смотрела куда-то в окно, хмуря брови и кусая нижнюю губу.
Дышать, кажется, становится дико сложно, а глаза смотрят на её губы.
И он опять понимает, что они пухлые и очень красивые. Форма губ красивая. Нереально красивая и вновь манящая к себе. На нижней губе виднелись красные раны от её зубов... она часто кусала губы, когда нервничала или думала о чём-то серьёзном для неё, и он правда не понимает, откуда знает это...
И в мозгу что-то ударяет и перед глазами то дежурство.
Перед глазами она в темноте и со слезами на глазах... зовёт его. Так тепло и тихо... так безнадёжно и красиво она произносила своими красивыми губами его имя.
Его имя. Не херова Цая или чёртового Субина или идиота Марка... а его. Его и только его.
Её руки на его плечах, так аккуратно обнимающие его, и её сбитое дыхание на ухо. Щекочущее и приятное. Её огненные волосы, что оказывается кудрявые...
Он вспомнил, как случайно увидел её ночью в гостиной. Она была такой тёплой и домашней, сразу после душа. Лиса раскладывала на столе его график и прочие ненужные ему бумажки, а её мокрые волосы струились по хрупкой и аккуратной спине.
У неё кудрявые волосы и веснушки. Ким никогда не задумывался об этом... он никогда их не видел. Но теперь он знал, что она их замазывает каждое утро непонятной девичьей фигнёй, и наедине с собой не понимал зачем, сдерживаясь от желания подойти к ней и смыть с лица непонятную краску.
И её обманчивые карие глаза, что казались ему ненастоящими. Казались скрытыми... иногда ему казалось, что она скрывает настоящий оттенок глаз, но зачем? Это глупо... поэтому, наверное, эта мысль сразу уходила из головы.
Но самое красивое в ней — её губы. И чёртов поцелуй всплывает перед глазами. Её мокрые губы и язык... неумелый, но жаждущий и желающий. Её язык, идущий навстречу. Губы, позволяющие проникнуть в рот, изучая его. Чёрт!
Он не понимал. Ни черта не понимал. Понимал только то, что до сих пор помнил вкус её губ и он, кажется, почти стерся и проползал в их памяти, а язык покалывало от попыток вспомнить оттенки вкуса.
Этот вкус потихоньку отходил и растворялся на губах. А на замену приходили губы других незнакомых ему девушек и Джой.
Чёртова Манобан. Знала бы ты, сколько он о тебе думал за всё это время. Он научился слышать тебя через стену и мог с лёгкостью определить, где ты находишься. Сидишь на кровати или за рабочим столом. И сейчас он чувствовал, что ты чего-то хотела, но промолчала.
Не молчи. Не молчи! Просто скажи что-то. Сделай ему замечание, как раньше. Скажи, что материться неправильно... скажи, что тебе надоело молчание и...Манобан слегка приобняла себя ладошками. Она смотрела в окно и до сих пор кусала губу, сдирая с неё кожу.Хватит кусать чёртову губу, Лалиса! Хватит выводить его. Иначе... он не выдержит и сам содрёт эту кожу с твоих губ. Содрёт до крови и будет слизывать эту самую кровь с твоих губ, посасывая их, прикусывая, облизывая. Упьётся ими до потери сознания и сдохнет от передоза чего-то, чего он никогда не пробовал.
— Ты что-то тут забыла?По комнате раздаётся хриплый и холодный голос. Такой незнакомый, кажется. Такой непривычный, но желанный.
И она дёргается, не ожидая его слов. Переводит взгляд с окна на него, а после куда-то в пол.
Она и не ожидала от него чего-то большего. Старый холодный тембр и пронзающий взгляд. Изменилось разве что только то, что он смотрел ей в глаза, а не сквозь. А может, ей просто показалось.
В животе что-то сжалось. Какое-то странное ощущение начало щекотать нос. Что-то подсказывало, что день будет тяжёлым и длинным для неё... интересно, если это так, то связано ли это с Кимом.
— Я просто...—смотрит в пол и вновь закусывает губу, не зная, что сказать.
Ведь она спустилась из-за него... а сказать ему об этом будет неправильно. Ведь её переживание за него неправильно. Этого не должно быть.
— Пришла проверить, нашёл ли я эти сраные бумажки?— поднимает бровь, а вместе с ней и листки над головой,— да, нашёл. И расписание мне совершенно не нравится, эта старуха Эймбрамсон в конец охирела! Поговори с ней! Пусть поменяет мне расписание, я не успеваю на тренировки. Она хмурит брови и смотрит на него.
— Вообще-то это не входит в мои обязанности. К тому же, сомневаюсь, что она перепишет тебе расписание, Ким,— произносит она, слегка поднимая подбородок.Херова Манобан. Одним чёртовым предложением можешь испортить всё.
— Какая жалость... уверен, твоё расписание намного лучше, херова подлиза.
Девушка надувается и хочет что-то ему сказать, но закрывает рот, так и не решившись. Смотрит на него и, кажется, хочет разорвать на части.
— Не смотри так на меня. Бесишь. И вообще, не говори со мной, заучка,— кидает и уходит.
И наверное, так может только он. Кинуть что-то в лицо, что-то обидное и просто уйти. Уйти, как ни в чём не бывало.
Лиса лишь фыркает что-то себе под нос и, развернувшись, идёт к себе в комнату, решив собрать сумку и уже направиться к кабинету по географии.Собирая сумку, она думала о разговоре с ним, что был минуту назад.
Это самый большой их диалог за прошедшее время. И ему было всё равно. Такой же холодный и отстранённый как и раньше.
А чего ты хотела, Лалиса? Думала, он побежит к тебе с распростёртыми руками, обнимет и скажет, что был не прав?? Хах, это смешно, Лалиса. И этому никогда не бывать... ты же знаешь. Так почему прокручиваешь в голове другой смысл разговора.
А что, если бы он извинился. Что, если бы он сказал, что был не прав и обнял бы тебя... обнял? Да! Именно! Как в тот вечер... талия помнит его крепкие руки. До сих пор помнит. И его запах.
Всё хорошо, Лис? В прошлом году вы даже не общались, а сейчас ты радуешься паре его колких предложений, словно ребёнок. Радуешься так, будто это самое сильное твоё желание... Самая сильная нужда.
Собрав сумку, Манобан выходи из комнаты, а после и из гостиной, направляясь к школе. До учебного здания она доходит быстро и сразу идёт к шкафчику.
Открыв дверцу, кладёт внутрь остальные учебники и вытаскивает косметичку, зачем-то кладёт её в сумку и смотрит на зеркало.
Смотрит на зеркало и замечает записку, что зацепилась за это самое стеклянное изделие сверху.
Пранприя аккуратно его достаёт и, повертев в руке, закидывает в сумку, не желая читать его.
Всё же закрыв дверь локера, идёт в сторону кабинета.
Увидев Субина, подходит к парте и садится рядом.
— И сново здравствуй,— улыбается друг.
В последнее время он особенно счастливый. Светится изнутри... улыбается всё время. И что-то шепчет Лисе на ухо, что причиной этому Йеджи из параллели.
— Привет, ты, как я посмотрю, в хорошем настроении.— Нет, Лалиса. Я в очень хорошем настроении,— радостно подмечает он.И заразив улыбкой, заставляет её улыбнуться так радостно и тепло. Так искренне и по-настоящему...
Ким, что сидел за своей партой и украдкой наблюдал за ними, подметил, что никогда не замечал, как она улыбается. Искренне. По-настоящему. По-настоящему как сейчас. А ещё... она никогда не улыбалась ему.
Хотя какая нахер разница. Он ничего и не делал для её улыбки... и не собирался.
В класс заходит учительница. Поприветствовав учеников, женщина начинает урок. По счастливой случайности сегодня у них много теоретического материала.
— Бесит, ща опять заставит писать дохера и больше,— говорит Хунг,— старая карга.Ким промолчал и лишь недовольно фыркнул.
Женщина со скрипом написала название темы и, повернувшись к классу, начала рассказывать её.
Каждые две минуты Тэхён кидал взгляды на первую парту среднего ряда. Манобан сидела с крайней правой стороны, и он чётко видел её спину. Такую прямую... как обычно.
Она такая идеальная. Хрустальная кукла. Идеально выточенная мастером, без единого изъяна... разве что, вечно искусанные губы, и то они красили её и придавали ей некой уютности, домашности и херовой теплоты.
Такая идеальная и правильная... точная противоположность ему.
Параллельная прямая. Она параллельная прямая, что идёт рядом, но никогда не пересекается с ним. Никогда.
Никогда...И он, кажется, задерживает свой взгляд на ней. Её рыжие волосы по-обычному замотаны в низкий пучок. По ним даже не скажешь, что они длинные... интересно Субин знает, что они доходят ей по талии... даже ниже. А Чой знал о её кудрях и веснушках? Он видел их когда-то?Надеюсь, что нет...
И он смотрит на неё, и странные чувства, ощущаемые им, кажется, стараются достучаться... вырваться.Её профиль... такой точный и идеальный. У неё длинные ресницы... очень длинные.
Учительница прерывается и отходит к телефону, что начал издавать гудки. Все начали перешёптываться о своём, а он смотрел на неё. На то, как Субин, херов Субин, что-то спрашивал, а она ему сразу отвечала.
Он смотрел на неё тихо и незаметно. Даже не поворачивая в её сторону головы... просто глазами... И чувствовал себя преступником.
Херовым преступником, которого поймают и засадят в тюрьму, узнай кто о том, что он делает и о чём думает на уроках.
И когда он начал думать о ней? Когда всё так изменилось?
И раздумья прерывает голос учительницы... не потому, что она что-то важное говорила, а потому что обращалась к ней.— Пранприя Манобан.Такое режущее имя... Пранприя... такое непривычное для него... она же Лалиса.
Лиса.Почему все зовут её Пранприя. Так грубо и совершенно не свойственно ей... разве что грациозно, как и она.
Имя такое грубое и холодное, а она тёплая и нежная.
И откуда тебе знать это?
А он знает, просто знает, что это так.
— Тебя вызывает директор. Просит подойти с вещами.Тебя зовёт директор. Стоп! Что?!
Парень резко переводит взгляд с Лисы на учителя, поднимая бровь в непонимании.Почему её вызывает директор? Ещё и с вещами?— Мне тоже идти?— спрашивает он и уже подрывается с места, но слышит...— Нет, звали только старосту девочек.
Строго отвечает учительница, принимаясь снова писать что-то на доске и объясняя написанное.