Глава восьмая (2/2)

Наступает тишина. Гробовая тишина.

Каждый переваривает сказанную другом фразу.

Опухоль головного мозга... третьей стадии.

Лалису накрывает дрожь и, кажется, в комнате становится холодней. Все органы сжимаются и перекручиваются внутри... что-то внутри холодеет. Тело будто ударяет током, и девушка, кажется, начинает потеть от нервов. Глаза дико сушит, моргать становиться трудно. Что-то начинает их резать, и непонятная влага вытекает по щекам.Субин, кажется, ничего не слышит больше. Только слова друга по кругу вертятся в голове и никак не могут дойти до него, но когда осознание приходит, парень вздрагивает. Тело кидает в жар, в тот жар, что схож с жерлом вулкана, а после в лютый и злой холод. Холод воды в Антарктиде. Язык, кажется, перекручивается и проваливается куда-то вниз. Ноги немеют, а херова дрожь распространяется по телу. Глаза начинает щипать и, кажется, по щекам скатывается две-три слезинки.

Кай, что держал за руку любимую, тут же отпускает её и переключается с неё на Марка. Непонимание и неверие. В голове всё путается.Опухоль? Какая опухоль? Что это, чёрт возьми? Тэна начинает подташнивать. Это же шутка? Умоляю, скажите, что шутка, потому что верить в это не хочется... нет, он просто не может, ведь это Марк. Он не может. Он же... он же слишком не похож на человека с опухолью или на того, кто скоро умрёт. Это Марк со своими тупыми шутками и сарказмом, но никак не с раком.

Руби застывает и хочет посмотреть на друга, но взгляд скользит по полу и останавливается на его кедах. Сколько петель на его кроссовках? Желудок неприятно стягивает, а кончик языка холодеет. Одна пара... опухоль... две, три пары петель... головного... четыре... стоп. Головного чего? Ноги, кажется, немеют и становятся ватными.

Тишина.

Тишина, что чертовски давит на уши и походит на крик.

Каждый переваривал сказанное парнем по-своему. Сам с собой. Не верил никто. Но это было правдой, херовой правдой.Всё давило. Всё раздражало и бесило.

— Это шутка у тебя такая?— прерывает тишину Руби.

И вздрагивают все. Вздрагивают, отвлекаясь от своих мыслей.

Лалиса всматривается в лицо Марка. Он заметно похудел... глаза были уставшими и заплаканными. Красовались чёрные круги под ними.

Хочется обнять его. Обнять и успокоить, сказав, что всё будет хорошо... что всё пройдёт, и он будет жить. Ведь он будет. Она верит в это. А вера — главное, ведь так?

Субин смотрит на Руби и, кажется, думает о том, как бы вскрыть ей глотку. Весьма глупый вопрос она сейчас задала. Тупой... такой же тупой, как и она, хотя... ему хочется верить, что она права и это тупая шутка. Сегодня первое апреля? Он надеется, что да.

Переводит взгляд на друга, что сидит напротив. Марк медленно поднимает голову и смотрит на Ли. Отчаянно и обиженно смотрит, а после начинает смеяться

— Да, Джен! Я решил пошутить!— смеясь произносит он,— пошутить, блять! Лучше бы это было шуткой, твою мать!— кричит он и слёзы, что не перестают литься из глаз, вновь текут по щекам.

Манобан подрывается и садится рядом с другом, прижимая его к себе и обнимая, а он поджимает губы, после кусает их и старается остановить поток долбаных слёз. Ему это нужно... так нужно сейчас, как никогда.

Он недавно понял, что очень редко обнимал кого-то... он стольким пренебрегал. Стольким, что страшно. Считал объятия тупой хернёй для девочек, но сейчас ему так их хочется.

Пранприя начинает поглаживать его по спине одной рукой, а второй перебирает его иссиня-чёрные волосы. И по прерывистому дыханию парень понимает, что подруга тоже плачет.

Субин делает нерешительный шаг к другу и на секунду останавливается, но всё же решившись, садится справа от него и кладёт руку тому на плечо. Адриан поджимает губы и смотрит в пол. Переводит взгляд на друзей. Лалиса прижималась щекой к плечу друга, а Марк прислонил лоб к хрупкому плечу.

Туана тоже слегка трясло. И Субин осознал, что ему сейчас дико обидно.

Херова обида накатывала с каждой минутой всё сильней и сильней. Закутывала в свой кокон. Обида на всех.

Он не готов терять друга, он не хочет... но ведь есть способ его спасти? Есть же ещё?

Чой оборачивается в сторону друзей и, смотря на плачущую Манобан и подрагивающую спину Марка, понимает, что, чёрт возьми, любит их и не хочет терять.

Не хочет терять ни одного из них... не Марка.

Перед глазами всплывает ссора с ним и тупые шутки в его адрес, которые Марк терпел.

Чёртчёртчёрт.

Субин всё-таки обнимает друга. Хоть и через Лалису, но обнимает, и Марк чувствует.

На сердце становится тепло, очень и очень тепло. Хочется сохранить это тепло подольше... вдруг всё-таки он не сможет. Вдруг его сердце остановится и станет навечно холодной льдиной в куске земли. Тогда он хотя бы будет помнить этот момент... будет помнить их.

Дженни смотрит на троицу и кусает нижнюю губу вновь опуская взгляд. Эти трое всегда были ближе друг другу, чем кто-либо. Хоть их было пятеро, Субин, Марк и Лиса относились друг к другу по-особенному. Она знала.

И, кажется, сейчас пожалела о том, что не пыталась сблизиться с ними так же. Хотелось обнять друга и поддержать, но она понимала, что по большей части чужая ему. Понимала, что будет лишней.

Грёбаное сожаление. И почему она не задумывалась об этом раньше? Почему раньше не считала нужным иметь таких друзей, какими эти трое являются друг для друга?

Она лишняя тут. Руби понимала, что Марк позвал её и, наверное, Кая, лишь потому что они общались и имели ложную иллюзию друзей... и сейчас ей совестно и стыдно. Стыдно за то, что никогда не была ему другом и осознала это только тогда, когда Туан сказал о болезни.

Девушка тихо встала и направилась к двери. Напоследок оглянувшись и бросив на друзей взгляд, её губы расплылись в маленькой и лёгкой улыбке. Улыбка была пропитана нежностью и некой любовь к ним, хоть и была грустной. Всё-таки открыв дверь, Руби вышла из комнаты, направившись к себе.

Кай, что заметил уход любимой, замялся. Ему хотелось подойти к другу и сказать что-то подбадривающее, но сил попросту не было.

— Как давно ты знаешь?— произносит Чонин.Марк отстраняется от подруги, тем самым вынуждая и Чоя перестать обнимать их. Туан смотрит на Кая, сжимая губы в тонкую полоску, опуская взгляд.— Я узнал об этом... летом. В июне.— Летом?— переспрашивает рыжеволосая и, получив одобрительный кивок, задаёт следующий вопрос,— но почему ты не сказал нам?

Он не знает, он попросту не знает. Просто...— Я до последнего надеялся, что это не так, но вчера мой врач сказал, что у меня уже третья стадия, и мне нужно ложиться в больницу.

Тэн накрывает ладонями лицо и трёт глаза.

Херов идиот. Как можно было скрывать такое от друзей и думать, что всё пройдёт само собой?

— Ты идиот, Марк. Такие диагнозы шутя не ставят, и тебе надо было думать об этом ещё тогда! Ты должен был сразу сказать! Сразу бы лёг в херову больницу! И не делал никому мозг! Ты реально веришь, что выживешь?

— Закрой свой рот!— перебивает парня Субин,— закрой свой херов рот! И не смей говорить эту...— Он прав, Субин,— спокойно произносит Туан, перебивая друга,— надо было ещё в начале идти на лечение, а не считать, что это какая-то ошибка врачей.

— Но надежда же есть. Ты же идёшь на лечение, не думаю, что оно никак не повлияет на тебя,— говорит Манобан, продолжая гладить друга по спине.

— Да, но... химиотерапия может просто замедлить мою смерить. Или не помочь совсем.

— Только попробуй умереть, Марк, я тебя убью!— говорит Субин,— я не для этого терпел твои шутки и искал тебе бабу, парень. Ты соберёшь свои яйца в кучу и пройдёшь чёртову химию, а после забудешь об этом, как о чёртовом сне!

— Когда начинаются процедуры и где?— интересуется Тэн, поднимаясь с кровати.

— В воскресенье первая процедура, онкологическая больница номер двенадцать.— Вот и замечательно! Мы придём к тебе,— говорит Кай,— по началу будет сложно, но ты должен всё вынести. Я согласен с Субином. Я оторву тебе яйца, если ты помрёшь. И не смей вешать голову...

— Да,— поддерживает мальчиков Лиса,— мы с тобой. Твои родители с тобой, и это главное. Ты сможешь пройти через всё это, а мы поможем.

— Спасибо.Губы дрогнут в улыбке, и Туан успокаивается.

Правда успокаивается и верит... верит в то, что всё обойдётся.Остаток дня друзья проводят с Марком. Помогают собрать вещи, шутят и прикалываются. Стараются подбодрить его, но каждый из них разрывался на клочья изнутри... по-своему.

К семи часам за Туаном зашли родители, и парень уехал, проводив его, троица разошлась. Кто куда. Кай вроде как к Дженни, Субин пошёл есть, а Лалиса пошла в библиотеку.Хоть Манобан и находилась в комнате совершенно одна, и никто её не отвлекал, начать что-то делать она так и не могла. Она сидит тут, кажется, уже второй час, но никак не может начать делать дурацкое домашнее задание. Всё, что она читает, попросту влетает в одно и вылетает из другого уха, так и не задерживаясь в голове.

Она, кажется, успела подумать обо всём, но только не о уроках. В голову лез Марк, Ким и завуч Эйбрамсон, да что угодно, но не то, что нужно.

— Чёрт,— вздыхает девушка и, закрыв лицо руками, откидывает голову назад.Что сейчас делает Тэхён? Проводит время с очередной девушкой? Или делает домашнее задание? Хотя нет, точно не последнее. Он так сжимал Пак в своих руках сегодня на корейском... скорее всего он у неё.А Марк? Как Марк? Ему сейчас наверное до невозможности страшно. Почему так несправедливо?

В голове мелькает мысль о том, что лучше бы рак был у неё... лучше бы она была на волоске от смерти, а не её лучший друг, что так рвался жить. Господи... а какого его родителям... это наверное ужасно, когда ты знаешь, что твой ребёнок смертельно болен и может не выжить, и ты сделать-то ничего с этим не можешь.

Убрав руки с лица и подняв голову, Манобан берёт телефон в руки и смотрит на время. 8:58.

Чёрт, ей уже надо быть в комнате старост. Девушка быстро собирает вещи и натыкается на записку, положив её поверх учебников, чтобы не забыть о ней, она поднимается с места и, задвинув стул, выбегает из библиотеки и мчится в комнату.Наконец добежав до двери, она оглядывается. Никого нет, и слава богу, ведь уже как 15 минут отбой и выходить из комнат нельзя. Открыв дверь и зайдя в помещение, девушка захлопывает её, прислоняется головой к двери и тяжело выдыхает. Проходит по маленькому коридорчику и оказывается в гостиной.

Манобан настолько в мыслях, что не замечает Кима, по привычке сидящего на диване у камина и закинув ноги на столик. Парень поднимает взгляд на старосту, что смотрела себе под ноги и хмурила брови.

Где ты так долго шлялась? И о чём ты так думаешь?

Пранприя уже наступила на первую ступеньку и начала подниматься к себе в спальню, как резкий грубый голос заставил её вздрогнуть и обернуться.

— Стоять!— срывается с губ, хотя Ким совершенно не хотел этого говорить.

Холодные синие глаза устремляются на девушку и, кажется, пытаются испепелить её или заморозить, а она смотрит своими недокарими глазами на него. Испуганно и непонимающе.

— Ты тут,— тихо произносит она, сжимая губы,— я тебя не заметила,— отводит взгляд с парня на окно. Темно.

На улице так темно.

Меньше всего ей сейчас хотелось говорить с ним, особенно после вчерашнего... и не только. Настроения говорить с кем-либо не было вообще, а тут ещё и он.

Девушка начинает перебирать в голове все косяки, что были ею сделаны за последнюю неделю, но ничего такого она вроде не делала...разве что вчера...

К тому же, сегодня четверг — дежурства нет и это значит, что она не опоздала. Так что ему нужно?

— Видимо, сколько сейчас время, ты тоже не заметила?

Что? Что ты несёшь, придурок? Во-первых, тебе какая разница? Во-вторых, тебе не похер?

Ким, кажется, задаётся сейчас этим же вопросом.

Действительно, зачем ему эта информация? Ведь ему совершенно всё равно.

Чёртовы слова сами слетели с губ. Снова!

— Я... я задержалась в библиотеке с домашним заданием, в отличие от некоторых я его выполняю,— по какой-то причине начала оправдываться девушка.В библиотеке она была, как же. Развлекалась со своими дружками в их комнате...

— А тебе то какая разница, где я была?— вздёрнув подбородок, произнесла она, смотря на него.Что-то странное блеснуло в глазах парня. Что-то страшное и насмешливое, один уголок губ слегка приподнялся. Парень смерил её взглядом и, убрав ноги со стола, встал и по привычке засунул руки в карманы чёрных брюк.

— В том то и дело, что мне всё равно на тебя и на твою персону. Ты опоздала на пятнадцать минут, я всего-то не хочу слушать Эйбрамсон из-за тебя. Нас могли наказать, заметь тебя кто-то, идиотка,— последнее он выделяет, шипит и кидает ей в лицо.

Ким делает пару шагов к ней, а она, кажется, начинает трястись и сдерживает себя от желания убежать. Убежать от него куда-то. Куда угодно, лишь бы подальше от Кима.

В голове Манобан мелькает: а что если он снова попытается её задушить?

— Мне нет никакого дела до тебя, Манобан. Ты до такой степени противна мне,— сморщив губы, брезгливо произносит он.

Правда, Ким? Ты уверен в этом?

Именно поэтому ты весь день сегодня думал о ней и о её херовых губах? О её чёртовом языке, что неумело скользил по твоим губам и дёснам вчера вечером, отвечая на твой поцелуй. На такой непривычный и странный, но такой сладкий и желанный в тот момент.Или может, именно поэтому ты сегодня на несколько секунд. На несколько. Представил вместо сраной Джой её?Лалису.

Именно поэтому ты представлял её под собой и чуть было не произнёс её имя, когда изливался в Пак?

Ты уверен, что тебе так похуй на неё? Не отрицай, поцелуй был, и он не мог ничего не зна...— Я ненавижу тебя, Манобан,— снова смотрит сквозь неё своими глазищами.

А у неё внутри что-то дрогнет. Становится почему-то обидно, и она уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, но не находит слов и сил. Просто молчит и смотрит на него.— Я ненавижу всё твоё херово существо. Ненавижу тебя и твоих друзей. Ненавижу воздух в этой комнате, ведь ты им дышишь, ненавижу эту школу, ведь ты сюда ходишь. Меня тошнит от одной мысли о тебе, и меня тошнит от понимания того, что ты находишься и делаешь уроки в своей херовой комнате, за херовой стеной. Меня выворачивает от одного твоего слова и от одного твоего уродливого взгляда в мою сторону.

Выплёвывает ей в лицо свой яд и, кажется, она его глотает. Её глаза будто окутываются в странную плёнку. Огромный ком подходит к горлу.— Именно поэтому ты поцеловал меня вчера,— вырывается с губ так, что она не успевает осознать, что говорит.

Глаза Кима вспыхивают диким огнём и, кажется, он сейчас просто разорвёт её. Сожжёт нахрен в этом самом огне.Смотрит на неё и испепеляет своим взглядом.

Как она вообще смеет говорить такое ему?

— Какая же ты тупая,— выдаёт он усмехаясь,— глупая девчонка. Неужели ты думаешь, что этот поцелуй что-то значил?— усмехаясь смотрит на неё,— ты такая глупая, раз так думаешь... ты всего-то одна из всех. Такая же как и все... я лишь доказал, что ты не лучше них и тоже с радостью бы залезла ко мне в постель, посмотри я только на тебя, но я не позволю тебе этого.

Что ты несёшь? Что ты, твою мать, несёшь, Ким? Ты вообще думаешь сейчас?

Нет... он не думает, а лишь идёт на поводу у злости.Ей почему-то становится чертовски обидно и больно где-то глубоко внутри сердца... и она это ощущает каждой частичкой своего тела.

И она не должна чувствовать этого... не должна, ведь это ни к чему хорошему не приведёт.Ей это не нужно... ему это не нужно.Ему это нахер не нужно, и она знает, и от этого сейчас ещё больней.— Ты жалкая, Манобан. Ты глупа, Манобан... ты думаешь, я не вижу, как ты пялишься на меня? Пялишь в столовой, в классе, как смотришь во время тренировок? Ненавижу, когда ты смотришь на меня... Тебе стоит забыть о вчерашнем дне. Ничего не было... этот недопоцелуй ничего не значил. Совершенно ничего. Особенно для меня. Его не было,— кидает он, а после убрав волосы со лба рукой, он ушёл к себе в комнату, захлопнув дверь.

А она стояла там некоторое время. По непонятной ей причине, по щекам прокатились несколько слезинок.

Дурацкие слёзы.

Вытерев их тыльной стороной руки и выдохнув, она поднимается к себе в комнату и, плотно закрыв дверь, разбирает учебники. Наткнувшись на записку, раскрывает её читая содержимое записки.

?Как-то раз мой отец сказал, что следует быть осторожным в своих желаниях. И мне кажется, я боюсь одного своего желания... я бы рассказал тебе, но думаю пока не время.

Ты знаешь, что сейчас не так спокойно, как кажется? Родители говорили тебе? Говорили, что что-то близится, Пранприя? Нет? Так вот, будь осторожна. Осторожна во всём. В желаниях. В поступках. В мыслях. В действиях. Ведь откуда тебе знать наверняка, в чьи кровавые руки они тебя приведут? Не хотелось бы видеть твоё лицо растерзанным. Береги себя, моя дорогаяТалий мистер — Х"По спине пробежали мурашки, а вместе с ними и холод. Сложив письмо и кинув его в полку ящика, Манобан обняла себя и поёжилась.

Глаза всё ещё щипало от недавних слёз. Слова парня вновь перед глазами и, кажется, она под них будет засыпать. Девушка прикусывает губу и вздрагивает, услышав жужжание телефона.

Вытащив телефон и разблокировав его, девушка замечает сообщение от Цая

От кого: Сюйкун ?Привет)слышал ты не сможешь прийти ко мне на этой неделе..."Лёгкая улыбка касается губ, и девушка сразу начинает печатать ответ.

?Да, я на этой неделе, к сожалению, никак не смогу, хоть и очень хочу проведать тебя...

как ты? Извини, что не писала тебе.

Каюсь... я плохой друг... ты хорошо себя чувствуешь? Когда выходишь?"?Ты очень хороший друг, просто занятой, и я это понимаю. Врачи говорят, я иду на поправку. На мне всё, как на собаке заживает. К тому же, ничего серьёзного не было. Меня выпишут скорее всего через неделю... хочу уже встретиться с тобой"?Это хорошо, что всё быстро заживает... надеюсь, тебя скоро выпишут))"?Да, я тоже надеюсь. Уже поздно. Иди спать, спокойной ночи, хохо"?Спокойной"От переписки на душе становится спокойно, хоть они вроде и ни о чём с ним толком и не говорили.

Манобан правда надеется, что парень в скором времени вернётся в школу.