I (1/1)

Чуткий слух улавливает треск в воздухе, едва только ладонь успевает коснуться калитки; мастерство чаровника нельзя продать или пропить — в этом Канбей всецело уверен. Домашняя охранная система срабатывает превосходно, и, только войдя, гость уже слышит усталое, до дрожи знакомое: ?Это вы, господин Курода?, — в качестве приветствия. Чисто-кристаллийское произношение сквозит в каждом слове, даже через ВСП; акцент, что так раздражает завистников, у Канбея вызывает прямо противоположное чувство. Успокоение — с щепоткой чего-то, напоминающего трепет. Успокоение — которое слишком быстро сменяется совершенно мальчишеской взволнованностью. Канбей пытается держать себя в руках — однако все усилия идут прахом; сердце пугающе заходится от одной мысли о грядущей встрече и — если он согласится — совместной поездке в соседний городок. Очередной смельчак попытался смотать нити системы в узел и, воспользовавшись сбоем, обойти слежку; преступника поймали сотрудники ближайшего филиала, однако последствия аварии необходимо разгребать специалистам.И, казалось бы, какие тут люди извне — однако Исида Масацугу относится к ?элитному? числу фрилансеров, которые потому только и не числятся в штате, что сами того не желают. Его отец в своё время был одним из лучших сотрудников, да и сам он подавал большие надежды ещё во время обучения. К тому же картины этого — в первую очередь — художника украшают покои самого третьего наследника, а потому в надёжности сей личности сомневаться не стоит. Однако ?элитность? и ?картины? — аргументы для скептиков. Канбею вообще не нужно никаких доводов, чтобы беззаветно доверять этому человеку свою жизнь каждый чёртов раз, когда их сводит необходимость. И каждый чёртов раз — проверять самого себя на прочность; терпеливо и молча, будто наслаждаясь теми сомнениями, что терзают душу, и упрямо не веря тому, что подсказывает сердце.Однако сегодня — Канбей знает об этом наверняка — станет окончательно ясно, кем же для него является этот гениальный художник и одарённый маг в одном лице. Они не виделись одну шестую года — а потому уже в первую секунду должно стать понятным…И да, уже в первую секунду всё действительно становится понятным. Масацугу предстаёт перед гостем лежащим на полу; глядя вверх, он водит ладонями в воздухе и что-то шепчет себе под нос. Длинные тёмные волосы разметались, рубашка застёгнута лишь наполовину; Канбей давится вздохом и осознаёт, что ему необходимо срочно отвлечься — иначе он немедленно, прямым текстом, выдаст всё, что так долго скрывал. Курода поднимает взгляд к потолку: на белой поверхности оседает магия — обычно невидимая, под действием разума Масацугу она обретает форму чётких линий, размытых пятен. Это совсем как краски и чернила, только тут намного меньше рисков и затрат. Пусть даже запечатлеть написанную таким образом картину нельзя — ну, или можно, но только ценности подобное произведение не будет иметь никакой. Выходит, у творца сегодня не ладится с вдохновением: Масацугу всегда рисует магией, пытаясь его приманить. Если же оно не приходит, начинает терзать пуговицы на одежде; Канбей не осмеливается вновь посмотреть на рубашку художника, однако тот, судя по всему, уже довольно долго ждёт ?улова?.— Любопытный сюжет, — замечает Канбей, поздоровавшись. Масацугу в ответ лишь фыркает:— Не лгите, только чтобы начать разговор. — Тон — пусть и недовольный, но в то же время ровный настолько, будто они буквально вчера видели друг друга в последний раз. — Борьба кицуне и тенгу — самый банальный сюжет из возможных. — Он смахивает незаконченный рисунок с потолка одним резким движением и, упершись руками в пол, садится. — Говорите сразу, что вам от меня нужно.Разглядывать потолок и теперь — странно; понимая, что у него больше нет повода не смотреть Масацугу в глаза, Канбей едва не поддаётся панике. А когда, опустив голову, встречается с янтарным взглядом — прищуренным, через плечо, — в голове вспыхивает мысль просто взять и сбежать отсюда. Тем не менее Курода из последних сил собирается с мыслями.— Скажите, есть ли у вас сейчас срочные заказы?Масацугу, хмыкнув, отворачивается; оглядывает пол вокруг себя, будто в поисках чего-то. Только теперь Курода замечает, что почти всё помещение устлано листами бумаги с карандашными набросками — в основном. На нескольких видны пятна краски: художник пытался выбрать цвет. Невольно заинтересовавшись изящными недоплетениями уверенных линий, Канбей даже вздрагивает, когда раздаётся слегка сонное:— Есть… Через два дня нужно сдать. Но я понятия не имею, что представлю заказчику.— Это как же так? — прислонившись спиной к стене, любопытствует Канбей.Масацугу вздыхает:— Они сказали: ?Напишите искренность?. Я, наивный, посчитал, что это не так уж и сложно. А в итоге три недели — и никаких результатов. Отказываться от сложностей, конечно, не в моих принципах… Но, видимо, впервые в жизни придётся сказать, что я, извините, не справился, — Масацугу вновь усмехается — мрачно — и, отыскав под одним из листов какой-то шнурок, наскоро связывает волосы в низкий хвост. После чего опять тяжело вздыхает. И опять.Канбей окидывает взглядом листы бумаги на полу.— Мне кажется, что угодно можно выдать за воплощение искренности, разве нет? — обстоятельно произносит он. — Хоть абстрактные треугольники, хоть изображение собаки. Главное — верно описать идею. Если дело срочное, почему бы не слукавить?Масацугу задумчиво мычит, после чего молвит:— Хорошая мысль… но плохая. Заказчику-то я солгать смогу, а себе — нет. Я должен нарисовать искренность, которую сам буду считать искренностью, — или не нарисовать ничего. Это принципиально важно.— Что ж, ваше дело, — холодно отзывается Канбей.Пару мгновений длится не слишком-то и неловкое молчание, а затем Масацугу вдруг тянет:— Послушайте, господин Курода. А вы не желаете мне помочь?Канбей вскидывает бровь.— Если это в моих силах…— В ваших, поверьте, — выставив руку в сторону, Масацугу раскрывает ладонь; когда он выхватывает из воздуха ремень для брюк — неужто проще так, чем сходить в соседнюю комнату? — Канбею становится не по себе. — Сделайте то, чего я не могу сделать сам.Куроде становится ещё некомфортнее. Как человек творческий, Масацугу, конечно, должен любить эксперименты… Но Канбей не успевает даже предположить, что именно его попросят сделать: отвлекает необходимость ловить брошенный в руки ремень.— Господин Курода… я жажду, дабы вы меня связали, — не оборачиваясь, произносит Масацугу. Голос его внезапно становится бодрым; он даже с готовностью скрещивает руки за спиной. — Только не тяните, а то вы порой как зависнете — аж прибить охота.Канбей смотрит на ремень, потом на Масацугу, потом снова на ремень.— А магией?— Если бы мне нужно было ?магией? — думаете, я стал бы просить вас? — почти огрызается Исида. — Не тормозите, я сегодня злой.— Я заметил, — равнодушно отвечает Канбей; вздохнув, он опускается на колени за спиной художника. — Вы впечатлились тем, как я повязал того буйного подростка?— Нет, меня это нисколько не впечатлило, — до обидного спокойно отзывается Масацугу. — Дело в другом. Я просто бесконечно вам доверяю. — Через пару мгновений подозрительной тишины он слегка недовольно спрашивает: — Вы там скоро?— Да, сейчас, — Канбей осторожно касается тёмной пряди, которую Масацугу по невнимательности не захватил шнурком, укладывает её на выглянувшее из-под сбившейся рубашки плечо. Невольно задерживается глазами на светлой коже — но почти сразу одёргивает себя.— Быстрее, быстрее, — нетерпеливо просит Масацугу, начиная ёрзать, — а то мысль ускользнёт… — Когда Канбей осторожно перетягивает его запястья, раздаётся разочарованное: — И всё-таки вы слишком добрый. Потуже нельзя?— А вы попробуйте вырваться.Масацугу дёргает руками.— Ну хорошо. Допустим, что сойдёт. А теперь обнимите меня.Канбей теряется.— …Как?— Руками, как.— …Вы уверены?— Я уверен в том, что если потеряю мысль, то убью вас, — уже откровенно рычит Масацугу. — Что вы как девушка невинная, право слово!Канбей вздрагивает, осторожно протягивает к нему руки.— Это точно не выйдет мне боком впоследствии?— Если вы о том, что я могу вас побить, то не волнуйтесь — я не совсем легкомысленный и за слова свои отвечать готов… хотя мой отец не согласился бы с подобным заявлением, конечно, — чуть тише бормочет он. Но затем, в полный голос, продолжает: — В общем, доверьтесь мне в ответ на моё доверие — и да будет нам обоим счастье!Канбей слабо понимает, какое он, по логике, должен заиметь здесь ?счастье?, — но наконец повинуется, осторожно прижав к себе Масацугу со спины. Исида оказывается именно таким тёплым, каким Курода и представлял его… невольно, естественно. Осознав, что это их первые объятия, Канбей почему-то впадает в лёгкий ступор — который, вот уж повезло, никак не влияет на их ?проверку доверия?.— А у вас заботливые руки, — внезапно заявляет Масацугу — невзначай так. От этих слов по телу пробегает какая-то слишком нехорошая дрожь; нервно сглотнув, Канбей осмеливается начать:— Я не совсем понима…— Молчите, — едва не приказывает Масацугу. Проходит лишь миг — и его тон становится мягким: — Как же давно меня, однако, не обнимали… С тех пор, как мы расстались с Юмико. А это было аж неделю назад, — он откидывает голову Канбею на плечо. — Надеюсь, вас не слишком смущает моя наглость?— Нет, — натянуто отвечает Канбей, ибо на самом деле происходящее смущает его от слова ?дико?. Но отпускать Масацугу из-за неподвластных разуму эмоций ну нисколько не хочется. Наоборот — Канбей позволяет себе чуть крепче прижаться к тёплому телу и даже тайком прислушаться к его аромату. Когда до Куроды доходит, что к запаху красок, бумаги и дождя примешиваются ещё и кофейные нотки, он скептическим тоном спрашивает: — Послушайте, а вы сегодня спать ложились?— Неа, — просто отвечает Масацугу, умудряясь в своём положении ещё и пожать плечами. У Канбея чуть в голове не мутится от этого жеста, однако он из последних сил старается сохранять рассудок. То, от чего он бегал всё это время, то, в чём он сумел разубедить себя благодаря достаточно долгой разлуке, теперь обрело силу вновь, так что приходится наконец признаться, что Масацугу для него — не просто периодический напарник, с которым удобно работать что в плане умений, что в плане характера.?Вот только… как же намекнуть человеку, что меня угораздило в него влюбиться… если он каждый месяц находит себе новую девушку, и заглядывается только на девушек, и вдохновляется девушками… и испытывать симпатию способен только к девушке??Из них двоих же если кто и тянет на девушку, то явно не Канбей. Даже если в платье нарядиться — получится скорее бред, чем нет… Так что бессмысленно это. Крайне бессмысленно.Но, чёрт, его же зачем-то угораздило!..— Хотите, я вас ещё сильнее напугаю? — загадочный голос Масацугу отвлекает Канбея от размышлений о Масацугу. Что ж, не слишком обидный повод отвлечься, если так посудить. — Я уже третьи сутки не сплю.— Серьёзно. — Канбей размыкает объятия. Масацугу сердито фыркает, однако Курода не даёт ему продолжить, поднявшись и проронив: — В таком случае я лишь зря потревожил вас, господин Исида. Забудьте обо мне и спокойно занимайтесь заказом, — развернувшись, он уже собирается покинуть дом, когда Масацугу просит:— Да постойте же вы! Развяжите хоть! Иначе всё доверие насмарку!Канбей аж впадает в растерянность на некоторое время. Нет, ну надо же было так сглупить! Совсем голову потерял. И стыд.— Прошу прощения, — Курода опускается на колено и развязывает руки Масацугу. Покуда он возится, Исида деловито интересуется:— Может, всё-таки поделитесь, зачем я вам понадобился? Давайте предположим, что я не занят и весь ваш.Канбей едва не закашливается от такой формулировки, однако, подумав немного, коротко отзывается:— ВСП подлатать надо.— А как же господин Такенака? — с тревогой интересуется Масацугу. Канбей спешит его успокоить:— Не волнуйтесь, здоровье наставника в последнее время крайне радует. Зато начальство не радует. Никак не отпустит беднягу обратно ко мне в пару. Побочный эффект бытия слишком одарённым, — разводит руками он. Уже освобождённый Масацугу окидывает его крайне заинтересованным взглядом — от которого у Канбея тут же пересыхает в горле.— Значит, вы нынче неприкаянный, аки наёмник-одиночка? — понизив голос, спрашивает Исида. — Думаю, не будь господина Такенаки, вас бы точно так же таскали повсюду, словно зверушку.Канбей кашляет, чтобы его голос не показался собеседнику слишком сиплым.— Я бы не рисковал сравнивать своего учителя со зверушкой, — слегка хмурится он. — И вас, полагаю, тоже бы ?таскали? — будь вы штатным сотрудником.— А вы думаете — почему я прикидываюсь художником и не хочу на постоянку? — усмехается Масацугу, поворачиваясь к собеседнику всем телом. А затем резко возвращается к старой теме: — И как же далеко брешь?— Кодзияма.Исида задумчиво касается пальцами подбородка.— Это ведь совсем рядом.— И тем не менее — нужно выделить сутки, которых у вас нет…— Как это нет? — Масацугу вскидывает бровь. — Заказ нужно сдать через два дня. Если сделаем всё завтра, останутся ещё сутки…— Но у вас ведь даже идеи нет, — устало возражает Канбей.Масацугу щурится — и сердце пускается в пляс, когда он, скрестив руки на груди, слегка обиженно выдаёт:— Так всё как раз потому, что я застрял в своём доме и не выхожу никуда. А встряска может стать прекрасным источником вдохновения — неужто вы не понимаете? Или я, по-вашему, просто так с парнем пообниматься решил? Да ещё и связанный.Канбей задумчиво качает головой, мысленно подавляя так и норовящую вырваться радость:— Ну, допустим, что я вас понимаю…— В общем, я согласен, — не слушая его, решает Масацугу — и, крутанувшись на полу, окидывает взглядом ближайший ряд набросков. — Ну серьёзно, и как я раньше не додумался, что надо бы куда-то съездить?А Канбей тем временем убеждает себя, что ему нет смысла переживать о своих чувствах. Ну доберутся они дотуда, ну поколдуют, ну вернутся обратно. Вряд ли за это время будет повод выдать себя.— Значит, у меня есть время до завтра, верно? — спрашивает Масацугу, вновь отвлекая собой от себя. Канбей, немного помедлив, решает включить строгий режим:— Да, у вас достаточно времени, чтобы набраться сил. А посему немедленно ложитесь спать, чтобы на задании не уснуть ненароком. Я не буду таскать вас на руках, даже не надейтесь.Масацугу смеётся в ответ на его слова; вновь бросив взгляд через плечо, лукаво замечает:— А вы даже не надейтесь, что подобные заявления меня напугают. Я только что побывал в ваших надёжных объятиях — и знаю, что могу доверять вам несмотря ни на что.