1. (1/1)

Для того, кто осторожен как лисица, какой позор!Речения с лазурного утесаНужна поддержка мощная, как конь. Счастье.И-Цзин1.Я просыпался от мягких солнечных лучей на веках. Солнце проникало сквозь кожу и наполняло тело светом, теплом и легкостью. Это походило на глоток опиумного дыма, на поцелуй, на безопасность. Почему сознание поставляет такие странные сравнения? Я никогда не глотал опиумный дым, я никогда не целовался, я никогда не был до конца в безопасности. И я вернулся с окраины спокойствия, собрал мысли в одной точке и проснулся окончательно. Опасность. Опасность. Опасность.Я проснулся ранним летним утром под соловьиные трели в чужой постели на смятых простынях сицилийского шелка, которые приятно холодили обнажённую кожу. Без воспоминаний — их унесла жаркая итальянская ночь. Мой вчерашний знакомый сидел в кресле, курил сигару и смотрел на меня. На столе лежали виноград и лимоны. Запах лимона перебивал запах лавандовых простыней. Я сел на кровати и закрыл руками лицо, пытаясь найти зацепку насчет того, что происходит и почему, даже если мне срочно понадобился секс для восстановления, я не раскрыл хвост, не навел наваждение, а вместо таких простых телодвижений позволил произойти всему в реальности. И вообще, кто он такой и где я нахожусь. Я посмотрел на него сквозь пальцы и проследил его взгляд. Он пялился на мой хвост. На мой единственный реальный хвост серебристого цвета, который не был замаскирован никак. Вопрос о том, что случилось этой ночью, помахал мне пушистой кисточкой.— Доброе утро, Дахули, — сказал он. — Ты так привык к иллюзиям, что не можешь поверить в реальность?— А что было в реальности…— я пытался вспомнить его имя, он называл мне его, иначе я бы не назвал ему своё, настоящее имя. Но не мог вспомнить, всё словно плыло в серебристом тумане. Дым от его сигары плыл по воздуху и смешивался с ароматом орхидей, цветущих на улице. Орхидеи пахли свежестью, дым убивал свежесть.— Майкл, — мягко подсказал он. — Внутренняя алхимия, я полагаю.Да, мы говорили о внутренней алхимии до того как… или во время тоже? Нет, во время не могли, потому что его рот был занят, значит, говорил я один. Нескончаемый сеанс психотерапии, специально для тебя, Дахули.— А я думал, что у нас был секс, — сказал я, оглядываясь в поисках одежды. Не обнаружив ее в пределах видимости, я завернулся в простыню вместе с хвостом, подошёл к столу и взял кисть винограда.— Конечно, у нас был секс, — спокойно подтвердил он. — Я попробовал почти все жидкости твоего тела, сначала слюну, потом кровь, потом…?Почти все это радует, — подумал я. — Значит, до спинномозговой жидкости он не добрался?.Между тем кровь стукнула мне в висок: тук-тук-тук, и я начал что-то вспоминать. Кажется, в меня стреляли. Кажется, он вытащил меня из-под огня. И он, кажется, думает, что спас мне жизнь, и я ему за это должен, по меньшей мере, собственную печень. Боли я не чувствовал, легкая рана на руке, царапина. А, была еще одна рана… Возле сердца. Она заныла о чем-то печальную мелодию сумерек. Я посоветовал ей заткнуться.— Это ничего, что я с хвостом? — спросил я, кладя в рот одну виноградину за другой.— Я видел разных лисиц, — глубокомысленно произнес он. — И с хвостом, и без хвостов, и даже без кожи, ободранных. Без головы, без печени, с выпотрошенными кишками.Он ждал моей реакции, но я продолжал есть виноград, хотя внутри у меня все похолодело от этих сомнительных откровений. Кем бы он ни был, мне было не по себе.— Девятихвостую вижу впервые. — Он положил тлеть сигару, выкуренную наполовину, и тоже взял кисть винограда.— А как ты понял, что я девятихвостый лис, Ма…Майкл? — спросил я, подумав и не придумав видимого объяснения. Он не мог видеть ментальные хвосты, для этого ему нужно быть…— Я их вижу, — ответил он. — Твои восемь хвостов. А тот хвост, который у тебя в этой реальности — серебристого цвета. Такого хвоста не может быть у обычной лисы, пусть даже древней. У обычной он огненно-рыжего цвета. И потом — ты сумел создать тело практически неотличимое от человеческого. Даже гендерные признаки в наличии, хотя, я так понимаю, у тебя не должно быть репродуктивной системы.— У меня ее и нет. А тело такое, потому что мало ли… кто меня подберет, если вдруг переговоры с клиентами зайдут в тупик.— Тебе повезло, что тебя подобрал я, — заявил он. — Ты до сих пор жив и здоров благодаря мне.— Что же ты такого сделал, чтобы сохранить мне жизнь? За что я должен тебя благодарить? За то, что ты высвободил свои ночные желания, подавляемые днем? Что за везение!Я был зол, но говорил всё это самым вежливым и ядовитым тоном из всех, которые у меня были, а он в ответ просто расхохотался.— Ты думаешь, что у меня есть подавленные желания, Дахули? По-твоему, я страдаю от конфликта между принципом удовольствия и принципом реальности? Ты очарователен в своих милых лисьих суждениях о людях.— Ха, я думаю, что ты тоже необычный. На это указывают глубокие познания о цвете хвостов лис-оборотней и то, что ты, с твоих слов, можешь видеть мои остальные хвосты. А может быть, ты на самом деле их не видишь, а просто я тебе проболтался о них ночью. Подозреваю, у тебя нет конфликта, ты обычно удаляешь желания, которые не можешь удовлетворить, но тут вдруг тебе повезло подобрать меня, конфликта никакого нет, я не могу защищаться, людей вокруг нет, никто не увидит. Кстати, я до сих пор не услышал, что ты хочешь в благодарность за то, что я спас тебя от спермотоксикоза. Мою шкуру или печенку?— Шкуру и печенку я мог бы получить, не прилагая никаких усилий и не высвобождая… ммм… дневных желаний. Достаточно было оставить тебя подыхать.— Может быть, особую силу имеет печень, отданная добровольно, я не знаю, как там у вас.Он встал с кресла, прошел мимо меня, когда он прошел мимо, от него послышался сильный запах крови, черного перца и дыма.Он открыл дверь ключом (как оказалось, она была заперта изнутри, ну-ну, добрый самаритянин) и сказал:— Как видишь, я тебе не задерживаю. Ты волен идти куда хочешь.Я представил картину: как я иду среди виноградников и орхидей, завернутый в простыню, из-под которой видно хвост. И попадаю на вчерашних знакомцев… Он, по всей видимости, издевался.— В таком виде? Ты серьёзно?— Возможно, тебя кто-нибудь подберёт и благородно предложит ночлег в отдельной комнате, — вежливо улыбнулся он. — Может быть, это будут твои друзья, которые стреляли в тебя вчера. Ах да, тебе, конечно же, потребуется одежда, извини, но она вся пропиталась кровью и я её выбросил. Могу одолжить что-то менее изысканное, чем шелковая простыня.Я посмотрел на него с ненавистью и менторским тоном промолвил:— Дорогой Майкл, у тебя явные проблемы с проявлением такой высшей функции, как юмор, ибо юмор твой столь остр, что уже туп. Ну, это помимо того, что он ещё и плоский. Всё же, судя по твоему респектабельному виду, я ожидал более изысканного юмора, однако теперь я верю в то, что ты даосский монах и видишь мои хвосты. Меня удивляет, что ты и простыню видишь тоже, и даже можешь отличить шёлковую от не шёлковой, ведь она же материальна, а всё материальное — тлен и не может существовать.— Уймись, Дахули. У меня нет половой абстиненции. И до сегодняшней ночи не было, и никогда не будет. Не нужно проецировать на меня собственные мысли и чувства. Так ты уходишь или поговорим о даосских сексуальных практиках?— О, ты решил поведать мне о пути спасения? Конечно же, я останусь. Закрой дверь, если мне захочется убежать, я выпрыгну в окно.Он усмехнулся, снова закрыл дверь на ключ и вернулся в кресло.— Ты думаешь, что у меня есть какие-то планы насчет тебя, — утвердительно произнес он, снова хватаясь за сигару. — И не хочешь понять, что я спас тебя просто так.— И ты просто так вмешался в естественный ход вещей. Ты убиваешь мою веру в путь Дао.— Огнестрельное ранение в грудь — естественный ход вещей?— Для людей — да.— А для даосов нет. Существует девять этапов единения с Дао, милый Дахули. Я сразу сказал, что тебе повезло. Прежде всего для даоса важно сострадание ко всем живым тварям.От дыма его сигары несло черным перцем, сушеными яблоками и гвоздикой. Я закрыл нос краем простыни и вдохнул сильный пряный запах лаванды. Он снова принялся за толкование моих действий.— Запах лаванды помогает избавиться от раздражения. Тебя раздражает сигара или ты тоже хочешь покурить?— Спасибо, Майкл, я не курю.— Ты и сексом не занимаешься, как мы это выяснили ночью. Ну, по-настоящему, я имею в виду. А вот в качестве ритуала курение и секс в принципе равноценны. Рассказать тебе о сакральном значении курения?Я взял со стола его хьюмидор из испанского кедра, открыл и прочитал название сигарной марки, которой он дымил: ?El Rey del Mundo?.— Как скромно. Просто ?Король мира?.— Не я выбирал название. Бери. Тебе полезно. Я, конечно, сделал всё, что смог для того, чтобы оставить тебя в живых, но еще один ритуал лишним не будет.Я взял сигару, покровный лист блестел, на ощупь казался маслянистым и шелковистым совсем как простыни. От сигары исходил сильный запах древесной коры и хвои можжевельника.Я затянулся и сразу закашлял, вкус был горьким, словно я проглотил горящие древесные угли.— Не затягивай дым в лёгкие, — сказал Майкл. — Пополощи во рту и выпускай через две секунды. Ты же не сигарету куришь. Ну как? Разум освобождается, не правда ли?— И, невидимый и свободный, прямиком в мир духов следует.— Конечно, табачный дым содержит психоактивные вещества, и, несмотря на то, что ты не человек, воздействие будет.— Ты используешь сигары как галлюциногенное средство в своих ритуалах?— Я использую в своих ритуалах всё.— Ну что же, теперь, после того как мы с тобой выкурим по сигаре, Майкл, воздух очистится, но проще было бы открыть окно.— Окно открыто: если хочешь, прыгай. А чистим мы твою рану, ну и долечивам. Боль ушла?Боль ушла, но я ничего не ответил. Меня раздражало, что он переводит разговор в другую сторону.— Так что было ночью? Ты испробовал на мне все известные тебе ритуалы?— Не все, только кровь и секс. Сейчас ты вспомнишь.— И подобно морю начну стонать от тяжких воспоминаний о том, что произошло между сегодня и вчера?— Возможно, твои воспоминания будут не так тяжелы, как воспоминания моря.В мире духов мой освобожденный разум видел сон о том, что было. Песня опьянения дымом зазвучала в настоящем времени.