Тяжёлые воспоминания (1/1)

"Что это? Розовая пижама?— удивлённо подумал я, разворачивая свёрток, подаренный Лихтенштейн.— Хм, точно, пижама. К тому же ещё и с оборочками... Да уж, это "лучший" подарок для мужчины,— улыбаюсь, всё-таки мне приятно её внимание.— Не могу же я сказать сестричке, что мне не нравится её подарок. Она говорила, что шила всю ночь, наверно, очень устала... Вот к чему всё это? Прекрасно же знает, что я ценю её, и ей не надо постоянно благодарить меня".Я надел подаренную пижаму и посмотрел на себя в зеркало. Не слишком мужественно, но для сестры я могу и потерпеть. Она очень расстроится, если узнает, что её подарок мне не по вкусу. Одно радует, я ещё не так ужасно выгляжу, раз мне не хочется взять ружьё и выстрелить в своё отражение. И вообще, пора спать. Я подошёл к кровати, забрался под одеяло и,закрыв глаза, мгновенно заснул.

Снова этот сон, который не даёт мне покоя... Снова эта битва, исход которой перевернул всю мою жизнь... Снова эта боль, которая пронизывает каждую клеточку моего тела... Ненавижу..."1515 год. Я стою на пустынном поле со своей немногочисленной армией. Напротив стоят французы, которых почти вдвое больше. Я понимал, что проиграю, жестоко проиграю, но мой разум был затуманен желанием мести. Я страстно хотел убить хотя бы несколько французов, отплатить им за гибель тысячи моих людей. Никогда не думал, что французы могут быть настолько жестоки, чтобы сжечь целую деревню. Я сжал в руке меч и с ненавистью посмотрел на стоящего передо мной Франциска, предводителя французской армии. Он всё так же беззаботен и одет с иголочки. Похоже, мои атаки его только забавляют. Как же это бесит! С виду Франциск кажется слабаком, но я-то знаю, какая сила таится у него внутри. Оперевшись на меч, он с насмешкой смотрит на меня.— Готовься проиграть, Ваш, моя армия больше и, разумеется, намного сильнее.Как всегда, он самоуверен до крайности.— Да брось! Ты можешь только потрошить лягушек и пить вино. Я тебя не боюсь.— Зря! Может показаться, что...Но я не дал ему договорить и перешёл к наступлению. Моя армия побежала вперёд, а я выискивал взглядом Франциска. Я хотел лично отомстить ему. Француз, похоже, тоже искал меня. Когда мы сцепились в схватке, я понял, что сильно недооценил его. Франциск мастерски владел мечом. Его удары были сильными и быстрыми, я еле успевал обороняться. О нападении не было и речи. Чёрт, невыносимо чувствовать себя беспомощным! Буквально через несколько минут я почувствовал, как плечо пронзает резкая боль. Как я и думал, Франциск не хочет убивать меня быстро. Он хочет, чтобы я бился в конвульсиях от боли, умирал длинной и мучительной смертью. Где он научился такой жестокости? Как бы то ни было, он выбрал правильную стратегию боя. Теперь меня терзала дикая боль и сражаться дальше было очень проблематично, на что и рассчитывал француз. Я не сдавался и отбивался как мог, но Франциску всё же удалось выбить меч из моих рук. Француз вытянул руку и коснулся остриём моей груди. Я понял, что это конец, и почувствовал, как холодные руки смерти обвивают и душат меня. Мои ноги подкосились, я упал на колени и приготовился к смерти. Подняв голову, я увидел довольное лицо Франциска, искажённое злой усмешкой. Последнее, что помню, — это взмах меча, а потом... пустота... темнота... голова просто раскалывалась... больное плечо ныло... я чувствовал, что лежу на чём-то мягком... кто-то сидит рядом со мной, перевязывает мне плечо и вытирает со лба пот влажным полотенцем… видимо, у меня была горячка... его голос звучит обеспокоенно... где-то я его слышал... я узнаю эти нотки в голосе, эту манеру речи...Я медленно открыл глаза и увидел только белый потолок. Пошевелиться я даже не пытался, зная, что это отзовётся глухой болью в плече. Кто-то склонился надо мной, но я пока не мог разглядеть его, так как перед глазами всё плыло. Как только очертания стали чётче, я увидел взъерошенные каштановые волосы, фиалковые глаза и фиолетовый пиджак. Это был Австрия.— Родерих?!— вскрикнул я и резко сел на кровати. Зря... плечо резко пронзила боль, голова закружилась.— Ммм, чёрт,— простонал я и снова лёг. Рука автоматически потянулась к ране, но Австрия остановил её, крепко сжав моё запястье.— Не трогай,— сказал он,— а то занесёшь инфекцию.Он выглядел очень обеспокоенным, что само по себе странно, так как выражение его лица постоянно было спокойно-равнодушным. Однако стоило мне сфокусировать на нём взгляд, как он снова нацепил свою холодную маску непроницаемости.— Что случилось?— спросил я, толком не понимая, где я нахожусь и что здесь делает Родерих.— Ты не помнишь?— вскинул бровь Австрия.— Если бы помнил, то не спрашивал бы.— Во время сражения Франция ударил тебя рукоятью меча в висок. Ты потерял сознание, но, слава богу, выжил. Франциску можно сказать спасибо, что он тебя не убил.— Ещё чего! Я должен благодарить этого дрянного лягушатника? За что? За то, что он спалил мою деревню дотла, убив тысячу людей? Я лучше выпью кипящее масло!— я снова попытался встать, не контролируя свои действия, но Родерих уложил меня обратно.— Успокойся и лежи спокойно, если, конечно, хочешь поправиться, а не разбередить рану!— Где я? И как здесь оказался?— Ты у меня дома. Тебя, раненого, принесли сюда солдаты. Они просили помочь, поэтому я не смог отказать.— Мы проиграли бой?— безнадёжно спросил я, догадываясь об ответе. Австрия опустил взгляд и вздохнул.— Да... и потеряли почти 14 тысяч человек...— Так много... и их всех погубил я...— Перестань говорить глупости! Здесь нет твоей вины.Я промолчал, смутно понимая, что Австрия прав. Но если бы не моё желание мести, то все эти люди были бы сейчас живы. Я закрыл глаза и сильно закусил губу, пытаясь новой болью заглушить душевную. Сейчас мне больше всего хотелось остаться одному, всё обдумать и решить, что делать дальше. Я больше не хочу ввязываться в войны! Не желаю, чтобы мой народ гибнул от рук чужеземцев! Я хочу жить спокойно, чёрт возьми!— Ваш...— Австрия примирительно прикоснулся к моей руке, видимо, желая успокоить. Я с силой сжал его пальцы и посмотрел ему в глаза.— Родерих, я больше не собираюсь воевать.— Хорошо.— Подожди, не перебивай. Я хочу жить мирно и спокойно, не желаю причинять людям боль. Больше никто не умрёт из-за моего эгоизма. Я приму нейтралитет.— Что?— Что слышал. Я установлю политику нейтралитета, чтобы войны больше не касались меня и моего народа. Я не смог спасти Милан, и теперь она во власти Франциска. Она молила меня о помощи, а я сплоховал. И раз я не смог спасти её и моих солдат, то должен сохранить жизнь будущему поколению.Австрия улыбнулся и согласно кивнул головой. Сегодня просто пора сюрпризов, раз Австрия согласился со мной, да к тому же улыбнулся!— Сыграть тебе что-нибудь на рояле?— Давай,— согласился я.

Родерих встал и сел за рояль. Спустя пару секунд заиграла ненавязчивая мелодия, под которую я заснул".***Проснулся я в холодном поту. За окном всё ещё стояла ночь. Я резко сел на кровати и отдышался. Неприятные воспоминания задели меня за живое. Но то, что удивило меня больше всего, — это появление в моём сне Австрии. Обычно всё прерывалось, стоило Франциску замахнуться на меня мечом. Обычно тогда я с криком просыпался и не мог дальше заснуть. Но появление в моём сне Родериха... Это что-то необычное. Чёрт! Я опять о нём думаю! Так нельзя! Нашей дружбы больше нет. Она исчезла после того, как он стал меня презирать. Пусть теперь кто-нибудь другой спасает его аристократическую задницу! У меня своих проблем по горло, мне надо развивать экономику. Я крепко зажмурился и потряс головой. Чувство обиды до сих пор не покидало меня, его отголоски навсегда поселились в моей душе. Сейчас я просто игнорировал Австрию, не пытался восстановить нашу дружбу и доверие. Мне казалось, что ему этого не надо. Он теперь большая страна, аристократ, смотрящий на всех сверху вниз. К чёрту таких друзей. Но... я всё равно думаю о нём, прокручиваю в голове моменты, когда мы ещё были вместе. Это всё умерло, знаю, но не забылось. Я помню всё: и сырное фондю, которое мы вместе ели, и мелодии Бетховена, которые он мне играл, и мятный травяной чай, который мы всегда пили — в общем, все мелочи, связанные с ним. Всё это преследует меня, напоминает о бывшем друге и его подлом предательстве. Я сто раз пытался забыть его — без толку. Я думал, что всё пройдёт, если я сближусь с Лихтенштейн, но любовь сестры не утешала меня, а, наоборот, раззадоривала. Я уважаю Лихтенштейн, она мне дорога. Но даже она не может утихомирить боль в моём сердце. Стоит ей прикоснуться к моей руке, как я сразу вспоминаю ладонь Австрии, мягкую и холодную. Стоит ей захотеть сырное фондю, как воспоминания из прошлого снова начинают душить меня. Как же это надоело! Не может же мой мир вращаться только вокруг Родериха! Боже, неужели я на нём помешался?! Похоже, что да... Другого логического объяснения я дать не могу, раз даже прикосновение сестры напоминает мне об Австрии. Любовь Лихтенштейн пробуждает во мне сильные чувства, но только не к ней... На её месте я представляю Родериха... Я безумец, жестокий безумец. Я использую собственную сестру, чтобы избавиться от душевных ран, но даже это не помогает, боль всё ещё гложет меня... Видно, я действительно сошёл с ума.Я встал с кровати и пошёл на кухню, заварил чай и стал пить его, глядя из окна на красоты своей страны. Это успокаивает меня, а горячий чай согревает изнутри. Лучшего средства от боли в душе я не знаю.