Часть 4 (1/1)

—?Вы не против? —?улыбнулся Павловский, ставя на стол, за которым сидел Есенин, вазу с букетом чудесной и ароматной сирени.—?Как вам угодно,?— с прищуром ответил поэт, думая, где этот творец цветы-то добыл. Разве что на Кубани??— Славно. Тогда развернитесь немного к свету.—?Так?—?Ещё чуть-чуть. Да. Да! Так отлично!Пока Павловский пыхтел над холстом, Есенин думал о Маяковском. Безусловно, что-то между ними изменилось. Но что стало причиной? Поцелуй в купе или тот момент, когда Сергей пришёл к Владимиру, тем самым нечаянно отводя от кровавого поступка? Есенин не мог сказать точно, что он испытывает к Маяковскому, но должен был признаться самому себе, что все те странности, что уже успели меж ними произойти, несли в себе нечто неординарное, вдохновляющее, цепляющее. Сергей мог бы сравнить это с тёмной рекой, в которой не знаешь ни броду, ни ходу, ни берега, ни глубины, ни скорости течения, а прыгнуть-то хочется. Есенину было любопытно, с любопытством детским и неразумным, как далеко он сможет зайти в этой игре? К чему приведут эти поцелуи, тёплые и волнующие, как поздние цветы?—?Я забыл спросить… А вы чем пишете-то??— Маслом,?— улыбчиво ответил художник, продолжая активно работать кистью.Время текло до дьявола долго, и неусидчивый Есенин всё сильнее хотел увидеть Маяковского, да и сидеть в одной позе было до ужаса неудобно.—?Ой! Ой-ёй! —?воскликнул поэт, хватаясь за живот.—?Что случилось? —?взволнованно спросил Павловский, переводя встревоженный взгляд на блондина.—?Живот свело…—?Ванная комната там,?— заботливо сказал художник и указал кистью на дверь.—?Ой, нет, что вы… —?морщась от лживой боли, Сергей встал и попятился ко входной двери. —?Домой побегу… Ну, то бишь, в гостиницу. Уж не серчайте.—?Да что же неудобного? —?растерялся Павловский.—?Ну как же… Сами понимаете ведь,?— добравшись до двери, Есенин схватил с крючка пальто и выскочил из апартаментов художника.До гостиницы Сергей добрался почти что ?на крыльях?. Правда, не любви, а восторженного любопытства.Улицы Саратова, хранящие в себе дух дореволюционной поры и не до конца отошедшие от войны, освещались плохо, Есенин даже почти потерялся, но сумел-таки выйти на нужную дорогу. Оказавшись у здания гостиницы, Сергей сориентировался, какое окно соответствует номеру Маяковского и приник к нему лбом, заглядывая внутрь.В номере было темно, увидеть что-либо не представлялось возможным. Есенин постучал в стекло. Сперва тихонько, всего одним пальцем, потом двумя, а после кулаком. Призрачная занавеска встрепенулась, и из темноты показалось суровое лицо Владимира. Тот приоткрыл окно и изумлённо изогнул бровь.—?Есенин? Какого чёрта? Забыли, где дверь?—?Вы что же, уже спите? —?широко улыбнулся Сергей.—?Немного,?— Владимир действительно находился в полудрёме.—?Пойдёмте гулять!—?Вы уже напозировались? —?ухмыльнулся Маяк.Пока он лежал в тёмном номере, отвернувшись к стене и зажав сигарету в зубах, мозг подло подкидывал очень изощрённые картины, как Есенин позирует этому пижону в непотребном виде. Непотребном?— это обнажённом. И это бесило футуриста. И он сам не понимал, почему. Откуда взялась эта ревность?—?Частично. Пришлось сбежать пораньше,?— продолжал улыбаться блондин.—?Зачем?—?Чтобы вас увидеть,?— с вызовом ответил Есенин.Владимир вздрогнул и потёр переносицу.—?Володя,?— смеясь, Сергей ударил кулаком по оконной раме. —?Идёмте гулять, чёрт вас возьми! Не ломайтесь!—?Только я выйду через дверь,?— глухо отозвался Маяковский и скрылся в темноте номера.Есенин порывисто обошёл здание и, сунув руки в карманы расстёгнутого пальто, стал ждать. Владимир появился очень скоро. Он смотрел на блондина с большой подозрительностью, словно тот предложил ему не прогуляться, а пробежаться по городу голышом.—?Что ж вы такой мрачный? Посмотрите, какая ночь! —?воскликнул Сергей и, сжав локоть Володи, потащил его в сторону широкого и совершенно пустого проспекта. —?Небо такое синее-синее, тёмное, как гуашь! Ах, вы только гляньте! Гляньте!Маяковский задрал голову.—?Видите?—?Вижу.—?Что ж тогда молчите? Разве не красиво?—?Красиво,?— спокойно ответил Владимир.—?А эти звёзды? Шибко хороши, яркие такие, как глаза кошачьи. Ну где вы такие в Москве увидите, а? —?Есенин отпустил мужчину и побежал вперёд, шлёпая лакированными ботинками по весенним лужам.Маяковский ошалел. Он впервые видел Сергея настолько свободным, лёгким и восторженным. И глаз отвести не мог?— смотрел и смотрел, наслаждаясь. Есенин раскинул руки, поглубже втянул запах ночного города, постояв так пару минут, развернулся к Маяковскому и подошёл к нему, заглядывая в глаза скромно и хитро одновременно.—?У вас страшные глаза: дикие и кроткие. Русские глаза,?— тихо произнёс Владимир, утопая в блестящем голубом взгляде маслянистых очей, в которых смешались порок и чистота.—?Толстой, кажется? —?тихо рассмеялся Есенин. У него были красные от холода уши, а изо рта выплывали невесомые облачка пара. —?Володя…—?Что? —?сглотнув, спросил очарованный Маяковский.—?А пойдёмте на вокзал?—?Только если не предложите лечь на рельсы.Сергей лукаво улыбнулся и, коснувшись прохладной рукой пальцев Маяка, тихо сказал:—?А вы разве не поняли, что мы уже на них?После чего развернулся и пошёл по проспекту, рассекая шагами лужи.