Глава 7 (1/1)

Кватч город встретил Рейне множеством маленьких чудес, невиданных и необычных, каких нет и никогда не будет ни в Чейдинхоле, ни в Имперском городе, ни в каком-либо другом городе Сиродила и всего Тамриэля.Еще на подходе к массивным воротам Кватча она ощутила что-то неземное, чего не передать словами самых красноречивых мудрецов, и что не описано ни в одной их многих тысяч книг имперской библиотеки; и что она точно знала, но не понимала еще, что это. И пусть город не встретил ее ни залитыми солнцем улочками, ни порхающими бабочками, ни сверхдружелюбными обитателями, она могла с уверенностью сказать - и даже поклясться - что должна была побывать здесь еще давно, сама не зная, по какой причине.Во многом Кватч был схож с Имперским городом – всюду огромные скопления людей, те же невероятной красоты мостовые из холодного булыжника, те же прудики, усыпанные цветками лотоса. В Кватче даже Арена была, возвышающаяся громоздкой тяжелой глыбой почти в самом центре оживленного города, столицы провинции.Но, в отличие от Имперского города, Кватч был… Рейне никак не могла подобрать нужного слова, которое так и вертелось на языке; и пришла к выводу, что так и не подберет, поскольку сильные эмоции не нуждаются в словесном описании, они и так ясны, как этот день, и как ее, Рейне, отражение в грязной от городской пыли, но все равно прозрачной воде.Просто Кватч был другим, вот и все.***Он неспешно прогуливался вдоль главной улицы; с легким вздохом обогнув древнее каменное здание, оказался на одной из набережных. Нет, пусть не на набережной – очень трудно было назвать "набережной" ров, вырытый неподалеку от замка; но, иногда он, как и многие жители Кватча, любил пофантазировать, что на самом деле через город действительно протекает река, и не одна. Идиотизм, скажете вы, но на самом деле это добавляло Кватчу особый шарм, эфемерное очарование - в конце концов, все, что создано природой, а не руками человека, подсознательно кажется нам чище, естественнее, и глубже. Пусть этот маленький самообман и дальше восполняет чистоту, которой так не хватает, порой, в больших городах.Он опустил взгляд вниз, на полы своей грязновато-серой робы, касающейся таких же грязно-серых камней на мостовой, задерживал на них взгляд - и резко вскинул голову, навстречу так удачно выглянувшему из-за туч, ослепляющему солнцу ушедшего лета. Этот контраст здорово поднимал настроение, и на его немолодом лице непроизвольно заиграла улыбка.И именно в одну из тех редких минут, когда он мог так вот просто стоять и улыбаться, вдыхая солоноватый речной воздух, именно в одну из этих минут он и увидел ее.***Рейне все так же сидела молча, не поднимая головы, и смотрела вниз, на тихие волны, плавно бьющиеся о выступы древнего, поросшего мутными водоростями и тиной, камня.Оттуда, из темной воды, словно привидение, на нее смотрела незнакомая, чужая женщина с острыми широкими скулами, выступающими надбровными дугами и вызывающе алыми раскосыми глазами. Рейне улыбнулась женщине – та в ответ состроила невеселую усмешку, скорее угрожающую, чем приветливую, и нахмурила брови. Рейне решила приободрить ее – и улыбнулась шире, почти рассмеялась, на что незнакомка оскалилась - каким-то чудовищным, змеиным искривлением рта она обнажила зубы и чуть вздернула уголки тонких губ. Тогда Рейне решила напугать незнакомку, и постаралась придать своему выражению лица как можно более грозный вид – стиснула зубы, высоко вскинула голову - и посмотрела вниз еще раз, со всей надменностью, на которую только была способна. Даже с ненавистью.Женщина в воде теперь глядела на Рейне с таким выражением лица, какое бывает у маленьких избалованных имперских детей, когда у них отбирают любимую игрушку, или у нищих, когда в протянутую ими руку вместо звонкого септима приземляется увесистый плевок. Она казалась жалкой, от недавнего оскала не осталось и следа: верхние веки устало опустились, а пепельные ноздри раздувались так порывисто, словно незнакомка собиралась заплакать.Рейне стало до того жалко ее, что она всем сердцем пожелала обнять бедную женщину, во что бы то ни стало помочь ей – а заодно и дотронуться до блестящего, пусть и хмурого неба, его тяжелых, грязных облаков, таких же жалких, как и алые глаза незнакомки. Она протянула руки, и обрадовалась, когда женщина ответила ей тем же. Когда их пальцы соприкоснулись, Рейне почувствовала холод, но желание обнять незнакомку было сильнее, и Рейне закрыла глаза, представляя, что сейчас окунется в само небо, которое все таким же пасмурным, серым пятном выглядывало из-за плеча речной женщины.***Он с удивлением и некоторым восхищением наблюдал за странной данмеркой, сначала корчившей забавные рожи собственному отражению, а потом и вовсе решившей во что бы то ни стало… обняться самой с собой. Выражение блаженства застыло на ее скуластом лице, и в какой-то момент он даже подумал, что так надо, что нет ничего странного и неестественного в ее движениях, и что она не утонет, а всего лишь навсего воссоединится с чем-то или кем-то, кто ждет ее по ту сторону отражения - и что там действительно есть этот кто-то, помимо Воды и Неба, ему неведомый.Вода и Небо, словно сговорившись, приглашали аловолосую данмерку в свои объятия, и то, как она принимала это приглашение, вызывало у него, видавшего в своей долгой (для имперца, конечно) жизни достаточно безумств, искреннее восхищение. Она вызвала у него восхищение молчаливой усталостью, взмахом тонкого запястья, вмиг скрывшегося в воде, подрагиванием ресниц и отблеском лучей грустного солнца на ямочках под скулами; жилистой, но изящной шеей, изогнувшейся прямо перед тем как ее лицо коснется воды, быстрым движением кисти, подобравшей огненные пряди; тонкой ключицей, обнажившейся пепельной кожей на груди, узкими темными губами, застывшими в ожидании предсмертного поцелуя…Тысячи деталей ее облика в его голове сумбурно складывались и умножались, создавая тот образ Рейне - такой, какой он ее впервые увидел.Такой, какой он ее не забудет никогда.***- Что вы делаете?Чей-то мягкий голос прозвучал у нее над ухом, отразившись на стенках сознания мириадами звуков, таких же прекрасных и мелодичных, как и сам Голос.И пусть эти звуки разрушили невесомую иллюзию, и вывели Рейне из прострации, в которой она находилась все то время, что вела молчаливый диалог с незнакомкой в воде, что тянулась к вечному небу, что забывала себя.Она не чувствовала ни раздражения, ни злости к тому, кто ее вывел из состояния, к которому она долго и упорно стремилась. Как можно испытывать раздражение, как можно злиться на обладателя такого прекрасного голоса, кем бы он ни был и что бы ему от нее ни было нужно?Она широко открыла глаза, и обнаружила, что почти уже коснулась губами и лбом облаков По Ту Сторону Неба, а руки ее по локоть были в воде. Рейне выпрямилась, и, облизав пересохшие губы, прошептала едва слышно:- Я хочу обнять ее. Посмотрите – разве вам не жаль ее?- Нет, не жаль. Я думаю она сильнее, чем кажется. – прошелестел где-то около самого кончика ее заостренного эльфийского уха все тот же Голос - и исчез.Она так и не подняла головы, пока мерное постукивание башмаков и шелест льна о мостовую не затихли на той стороне улицы.***- Эльдамил?Высокий эльф никогда не любил свое имя – слишком много в нем сонорных, оно звучало как-то чересчур звонко, словно множество крошечных колокольчиков зазвенели одновременно.Но из уст Мастера даже «Эльдамил» звучало властно, сильно, и отдавало Ответственностью.Той самой Ответственностью, которая теперь лежала на альтмере, и которая навсегда засела в его сознании страшным паролем.- Да, Мастер. Я все понял. Завтра ночью мы выступаем. Все для открытия врат готово. Смертные поймут, кто их Истинный Властелин.Глаза альтмера сверкнули из-под алого капюшона и он опустился на одно колено.На древнем, но не потерявшем своей изящности, как не теряют с возрастом ценность антикварные двемерские вазы или скинградские коллекционные вина, лице Мастера, на мгновение появилась полубезумная улыбка, исказив его тонкие черты до неузнаваемости, а затем он снова обратился к своему верному слуге:- Превосходно. Ты хотел что-то добавить, Эльдамил?Тот склонил голову в почтительном кивке, и, стараясь чтобы голос его не дрогнул, произнес:- Да, Мастер. Для меня большая честь руководить этой операцией, которая станет началом Вторжения дэйдра в план смертных, которая откроет Вам и нам всем, вашим покорным слугам, путь в Вечность. Для меня честь быть руководителем Осады Кватча