Ивар, Уббе (1/1)

—?Тогда завтра мы с Хвитсерком возвращаемся в Каттегат,?— говорит Уббе.Он пошатывается слегка, разводит руки, чтобы не упасть. В этот саксонской церкви качка похлеще, чем на идущем сквозь бурю драккаре, и куда сильнее тошнит.Может, дело не в церкви.Ивар сидит на алтаре, возвышаясь, и сквозь прорезанные за его спиной крестообразные окна как кровь из раны льется белый свет.Уббе больно смотреть на него, больно смотреть на Ивара, и он почти жалеет, что заплыл и покрылся кровавой коркой только правый глаз?— он бы предпочел сейчас ничего не видеть и левым.В церкви холодно и нечем дышать?— каменные серые стены сжимают его как вырубленная в промерзшей земле могила. Снег падает, как пепел. Уббе кажется, что тот не тает на волосах?— так сильно он замерз.Но у церкви есть крыша, а значит снега нет.Зато есть огонь?— он лижет правую сторону его лица, дрожит на кончиках фитилей, горит в глазах Ивара насмешкой и гневом, прячась за обманчивым спокойствием.Огонь трещит между ними, и Уббе кажется, что он слышит, как что-то раскалывается?— что-то важное.—?Если ты так решил,?— пожимает плечами Ивар, и Уббе чувствует, что в его словах есть что-то неправильное, но не может понять, что именно.Он разворачивается медленно и медленно уходит, не потому, что хочет остаться, но потому, что пол качается, а надвинувшиеся стены норовят вот-вот проломить грудную клетку и позвоночник, раскрошить его в серую пыль.Взгляд Ивара жжет затылок, и Уббе кажется, что он горит?— холодным синим огнем, который расползается под кожей, кипятит кровь и пожирает внутренности, пытаясь проглотить его изнутри.Ночью появляются люди Ивара, хватают его и куда-то тащат. Уббе пытается сопротивляться, но на их стороне эффект неожиданности и значительное численное превосходство.Хвитсерка они не трогают, и это, наверное, повод задуматься, но Уббе только радуется?— он бы не хотел подвергать брата опасности снова.Его затаскивают в темницу и сковывают цепями?— это могло бы сойти за нелепую шутку, если бы было смешно.Но Уббе не смешно. Ивар сверлит его взглядом из темного угла, и от его внимания кажется, что искалеченное лицо еще сильнее горит.—?Ты снова принял неверное решение,?— говорит он, и его губы кривятся в змеиной усмешке. —?Как твой брат, я не могу принять его.Он перекраивает слова самого Уббе, насмехаясь, и почему-то это заставляет того почувствовать себя более униженным, чем когда ему приходилось убегать из вражеского лагеря под гогот саксонских воинов.—?Что это значит? —?спрашивает Уббе, потому что не хочет верить, что понял все правильно.—?Это значит, что я не отпускаю тебя, дорогой брат.Глаза Ивара горят чистым синим огнем, уже не скрытым дымной завесой обманчивого спокойствия. Они вдвоем тут, и ему не перед кем держать лицо. А свое Уббе уже почти потерял.—?Ты посиди тут, подумай над своим поведением. Это полезно иногда?— думать,?— плюется Ивар ядом напоследок.А затем уползает, и дверь закрывается за ним с лязгом, оставляя Уббе в темноте и одиночестве.Утром приходит Хвитсерк.Он смотрит виновато?— насколько Уббе может разглядеть сквозь полумрак и кровавую пелену. Но настроение брата он скорее чувствует, чем считывает по лицу?— Хвитсерк всегда ему был ближе остальных членов семьи вместе взятых, и Уббе умел чувствовать его, как себя.Они ведь всегда были вдвоем?— вдвоем против всего мира. Так был ли Уббе виноват в своем желании держать его рядом, не расставаться с ним никогда? Уббе винит себя лишь в том, что взял его с собой в саксонский лагерь.Хвитсерк садится рядом с Уббе, но не говорит ни слова.Что можно сказать, когда один твой брат сажает другого на цепь, чтобы не позволить ему уйти?—?Это какое-то безумие,?— говорит Уббе хрипло, и Хвитсерк согласно хмыкает.Холод стены въедается до костей, все тело затекло и железные ошейник натирает кожу, давит, из-за чего Уббе кажется, что он задыхается.Он смотрит на Хвитсерка и чувствует себя расколотым на части, раскрошенным в прах.—?Ты ведь не поехал бы со мной? —?спрашивает он, и младший брат хмурится, разглядывая свои руки, не решаясь поднять глаз.Уббе горько усмехается и отворачивается от него, понимая?— да, он не поехал бы с ним, передумал бы, спрыгнул бы с драккара в последний момент. От этого в груди жжет сильнее, чем от ударов кинжальной рукоятью, почти так же сильно, как от насмешливых взглядов Ивара. Уббе дергает руками, разгоняя вязкую тишину звоном цепей.—?Я поговорю с ним,?— подает голос Хвитсерк. —?Попрошу его…одуматься. Мы ведь семья, верно? С семьей не поступают так. Уббе чувствует его извиняющийся взгляд на своей щеке, но не поворачивается и не отвечает.Он знает, что Ивар никогда не поступает импульсивно, и ему нет смысла отказываться от принятого решения. Но даже если бы он мог передумать, Уббе не стал бы его просить. И не хотел, чтобы это делал Хвитсерк. Разве они еще недостаточно унижались?—?Не проси,?— бросает он Хвитсерку. —?И не приходи ко мне больше.Младший брат смотрит растерянно, и Уббе сжимает зубы, заставляя себя не отвечать на его взгляд, не объяснять своего решения.У Хвитсерка будут проблемы, если Ивар засомневается в нем, и Уббе считает своим долгом его от этого уберечь.И это иронично, но практика показывает, что глупый неверный брат чувствует и понимает его куда хуже, чем думалось Уббе. Поэтому он верит, что Уббе злится и не хочет его видеть, и смиренно уходит через какое-то время, придавленный чувством вины.Вина?— вечный спутник потерянного Хвитсерка, и Уббе горько давить на это, горько отсылать брата. Но лучше мучиться чувством вины и быть на свободе, чем сидеть в темнице, будучи закованным в цепи, в почти что собачьем ошейнике. Уббе уверен, что это так. Должно быть потому, что у него самого выбора нет.Ивар приходит вечером.Он опирается на костыль, глядя на разбитого старшего брата сверху вниз, и явно получает удовольствие от этого. Раньше у него не было возможности смотреть на него так, чувствовать себя сильнее. Но теперь он может стоять, за ним?— армия, и все, кто находятся в отвоеванном ими Йорке?— в его власти.Эта власть опьяняет.—?Как ты себя чувствуешь, братец? —?елейно улыбается Ивар. —?Подумал над своим поведением? Может быть, хочешь сказать что-то?Уббе сплевывает, выражая свое отношение к его насмешкам. Ивар усмехается, но его глаза загораются синим огнем.—?Что ж, тогда посиди тут еще немного,?— говорит он, обжигая Уббе холодным разъедающим взглядом.И уходит, вновь оставляя брата один на один с мертвой тишиной и холодными серыми стенами. Уббе жалеет, что у него нет возможности разбить о них что-то?— скованные руки не позволяют дотянуться даже до поставленной поодаль миски с водой.Вскоре дни для Уббе смешиваются в один?— бесконечный, серый и сырой, под стать окружающим стенам. Сначала он пытается считать их по визитам Ивара, который приходит каждый вечер. Что приходит он по вечерам, Уббе определяет по льющейся из-за двери темноте, разбавленной оранжевым факельным светом.Потом Ивар перестаёт придерживаться системы, и Уббе теряет уверенность, что приходит он только раз в день. Может быть, он посещает его утром и вечером, или ночью и днём, может быть он вообще не приходит и то, что видит Уббе?— не более, чем голодная галлюцинация.Следить за ним Ивар приставил того седого охранника с разбойничьей рожей, с которым Уббе повздорил незадолго до своей провальной попытки заключить мир с саксами, и этот седой предпочитает периодически забывать, что людям надо есть чтобы жить, и желательно пить. Так что у Уббе есть все основания сомневаться в реальности Ивара.Порой ему кажется, что брат, напротив, его не покидает вообще. У Уббе кружится голова, болезненно сводит желудок и пересохло во рту. А Ивар сидит рядом, и его свистящий шёпот капает на воспаленное сознание как яд из пасти Йормунганда на голову Локи.—?Почему ты не можешь замолчать? —?хрипит Уббе.Но Ивар не отвечает.Вечность спустя он заходит в темницу, будто все это время не сидел рядом, и свет за его спиной ослепительно белый, как тот, что лился из крестообразных окон, когда Ивар сидел на алтаре и смотрел на него сверху вниз насмешливо, торжествующе.Уббе щурится, пытаясь поднять руки, чтобы закрыться ими от режущего света, от цепкого синего взгляда. Но кандалы тяжёлые, точно руки придавлены скалами, и у него не получается спрятаться ни от болезненно-яркого света, ни от препарирующего внимания.Ивар встаёт рядом, смотрит сверху вниз, улыбается обманчиво ласково.—?Ты подумал, брат? —?спрашивает он. —?Пора бы уже принимать решение.Уббе понимает младшего с трудом. Все его внимание сосредоточено на стакане, который Ивар держит в руке. Ему трудно дышать, и в горле пустыня. Уббе кажется, что он чувствует запах воды, почти ощущает влагу на языке.Ивар улыбается.—?Хочешь? —?спрашивает он и протягивает Уббе стакан.Тот превозмогает невыносимую тяжесть цепей и тянет руки, но Ивар не спешит отдавать ему воду.—?Нетерпеливый какой,?— усмехается он. —?Сначала я хочу услышать ответ.Слова даются с трудом, застряв в пересохшем горле острыми камнями, но вода?— вот она, совсем близко, и Уббе заставляет себя преодолеть боль.—?Все, что хочешь,?— хрипит он.Ивар подносит стакан к его губам, и Уббе обхватывает его трясущимися руками.—?Вот и славно,?— говорит Ивар, поглаживая его по голове. —?Так бы сразу. Впрочем, я не виню тебя за медлительность, ведь теперь ты понял свою ошибку и будешь хорошо себя вести, верно, братец?У Уббе перед глазами все плывет, и он плохо понимает, чего Ивар от него хочет, но кивает, потому что выучил, что так правильно.Он ведь хочет ещё воды. И выйти на свет, ослепительно белый, льющийся из-за приоткрытой двери, как кровь из раны.Ивар смотрит на него сверху вниз, как на глупого, но любимого пса. И улыбается.