Глава 1 (1/1)

Делать этого, конечно, не следовало, но солнце, сегодня светившее уже совершенно по-весеннему, придало всему вокруг необычно приветливый вид, и поросший ивами речной берег манил к себе. Золотые блики отражались на обычно мутной воде недавно вскрывшейся реки, так что глазам больно смотреть... Сергей остановил машину среди еще неодетых, но все равно густых речных зарослей и направился дальше пешком, лишь взяв с собой пакет с покупками и, поверх всего - какой-то сверток, бережно уложенный в кожаную сумку. "Этим я рисковать не могу, на это мы с Ольгой сможет прожить несколько месяцев, - мысленно сказал себе молодой человек. - Особенно теперь, раз уж другого мне делать не дают... Нет, мне не жаль поработать несколько дней, чтобы чьи-то жены и дочки могли навешать на себя еще больше украшений. Но почему же они не хотят понять того, что значит в тысячи раз больше всей их мышиной возни? Почему они не замечают Красоту?.."- Вот, - проговорил он вслух, не то самому себе, не то ветру и волнам. - Классик сказал: "Красота спасет мир", а как она сможет это сделать, если люди слепы к ней, видят лишь золото и доллар? Но так ярко светило весеннее солнце, и еще влажная земля так радовалась ему, торопясь поскорее надеть свой весенний наряд, точно девушка, застигнутая врасплох женихом, поторопившимся придти на свидание, что и человеку в такой день не хотелось таить мрачные мысли. Сергей улыбнулся и, оставив старую серую "Ауди", любовно именуемую Ласточкой, направился быстрым шагом вдоль речного берега, иногда перепрыгивая через блестевшие на солнце лужи, как мальчишка. А весна как раз входила в свои права. Где посуше, уже зеленела трава, в ней, как крошечные солнышки, виднелись желтые головки одуванчиков, а под деревьями робко поднимались на тонких ножках подснежники, звездочки гусиного лука и первоцветы. По оттаявшим дорожкам важно расхаживали грачи, подбирая с земли всякую съедобную мелочь и улетая лишь при самом приближении человека. Сергей с детства знал - на этих прибрежных ивах у грачей гнезда, и скоро они примутся чинить их, поправлять то, что за зиму повредили ветер и снег. А в камышах, пока еще сухих и бурых, станут гнездиться утки. Вот зазеленеют тростниковые заросли - и пестрые красавцы-селезни примутся соблазнять скромно одетых уток, а тем в одиночку придется после растить и учить желтых пушистых утят. И не только утки водятся здесь! На заре, утренней и вечерней, можно увидеть серую цаплю, а скоро с юга прилетят и белоснежные лебеди. Жаль, что лебеди никогда не остаются здесь, они спешат дальше, на север...Пусть только подсохнет и станет теплее, и он приведет сюда Ольгу, не так, как раньше, на прогулку, а надолго, чтобы показать, как здесь хорошо! И непременно напишет ее здесь, да не раз, в самых разных образах. Ольга - сама Весна, только что освободившаяся из ледяных оков, нежная и робкая, в светло-бирюзовых одеждах. Да, именно в светло-бирюзовом, лишь слегка тронутом зеленью; этот цвет удивительно идет к ее глазам. Она - Весна, которая еще не вполне проснулась и только ждет, когда Март разбудит ее первыми поцелуями Солнца... И Ольга - величественная царевна-лебедь, как в сказке Пушкина, плывущая-летящая над волнами, с белоснежными крыльями, в убранстве из белых перьев и с жемчужной диадемой на голове. А уж диадему он для нее сделает, хотя бы полгода подряд пришлось потом каждый день работать лишь над блестящей мишурой для других, чтобы купить для нее жемчуг!.. А еще будет Ольга - русалка, на ветвях ивы, она станет расчесывать волосы над самой водой, и их серебристо-пепельные волны смешаются с никнущими ивовыми прутьями. Или - танцевать на берегу, как резвая наяда, увитая цветами, в ожидании своих подруг. И все-таки, все это будет она, Ольга! Увидев воочию все картины, что пока еще существовали лишь в его воображении, но непременно будут созданы, Сергей замурлыкал веселую песенку, готов был запеть вслух. Ему до сих пор не вполне верилось, что все это происходит наяву и именно с ним. А ведь уже три года, как они вместе... Да и никто не верил в свое время, что красавица-фотомодель Ольга Чернышова, участвовавшая в показах мод даже в Европе, окруженная множеством богатых и успешных поклонников, вдруг выберет молодого художника Сергея Резакова, бедного и никем особо не признанного.И вот, теперь ему приходится зарабатывать изготовлением ювелирных украшений, металлических кубков и медалей "под старину", коллекционных кинжалов и прочих вещей, самим покупателям нужных для статуса, а не для красоты. А ему они не нужны совсем. В них нет красоты, есть только денежная стоимость. В них нет Ольги. Но заниматься ремеслом вместо искусства он должен именно ради нее. Нельзя, чтобы она, ради него оставив подиум, хоть на день пожалела об этом, чтобы ей с ним жилось хуже, чем раньше. Что ж, писать картины он все равно будет - и те, которые задумал только что, любуясь ранней весной, и многие другие. Пусть даже никто их не увидит, кроме него, Ольги и еще немногих, кому можно показать свои творения. Разве можно иначе выразить свое любование ею? Он, по крайней мере, не может. Не хватит никаких слов, чтобы оповестить всех на свете: его жена, Ольга - самая прекрасная, самая совершенная женщина в мире под солнцем! Стройная и гибкая, как молодая ива, нежная, как весна, с глазами как два океана... Э, да что там! Любые слова казались Сергею потасканными, затертыми от долгого использования всеми, кому не лень. Тогда как Русалка, и Весна, и Царевна-Лебедь - нечто новое, единственное, их не создавал еще никто и ни для кого. Как и созданная им ранее Утренняя Радуга, и Лесная Фея, и сама Жизнь верхом на гибнущем мамонте, и его последнее творения - Душа Света, и Богородица с младенцем, которую он подарил церкви. Старенький священник, отец Евгений, тогда осудил, что образ Девы Марии писан с земной женщины, а почему? И почему другие не позволили сделать выставку, раскритиковали его картины, обвинили в узости темы, ограниченности, и тут же - в излишнем фантазерстве, отрыве от реальной жизни, и Бог знает в чем еще. Тоже не понимают? А может, боятся тех, кто способен понять даже слишком много? Все-таки, в этот солнечный день настроение Сергея не могло омрачаться надолго, а прогулка возле реки помогла ему развеяться. Наконец, он свернул в сторону, туда, где, среди построенных в последние несколько лет кирпичных коттеджей под цветными крышами, все еще темнели кое-где маленькие деревянные дома, времен середины прошлого века. Здесь вдоль заборов еще кое-где дотаивали последние сугробы, грязные и ноздреватые, а по плохо заасфальтированным улицам текла вода. Стоило проехать машине - и по обеим сторонам взлетали тучи брызг. Так было всегда, сколько Сергей себя помнил. И ему не хотелось, чтобы здесь что-то менялось. Только дома прежде были поменьше и поскромнее, да машин значительно меньше. Свернув на улицу, где жил, он внезапно остановился, как вкопанный, и нахмурился, заметив нечто новое у своего дома.Возле его дома стоял автомобиль. Да не какой-нибудь: подобного ему эта улица вряд ли видела раньше. Золотисто-матовая, легкая и изящная, как ювелирное украшение, иномарка смотрелась на фоне некрашеного деревянного штакетника, точно жар-птица среди стайки сереньких воробьев. Но Сергей сразу догадался, кто мог ездить на такой. Эльвира Оленина, хозяйка модельного агентства светская львица, подруга и бывшая наставница Ольги... Недоброе предчувствие сразу заставило Сергея насторожиться. Что могло понадобиться Эльвире от них? Окончательно его догадка подтвердилась, когда он увидел за рулем золотого технического чуда Бориса Сосновского, "официального фаворита" Эльвиры чуть ли не с детских лет. Борис от скуки отгадывал кроссворды и не заметил пришедшего, пока тот не постучал в чуть опущенное стекло. Подняв голову, радостно вскрикнул и выскочил из машины навстречу Сергею. Тот приветливо хлопнул его по плечу. Они не сближались до тесной дружбы, но были хорошими приятелями, хотя Сергею порой было жаль Бориса.- Ну, пошли к нам! Хоть кофе попьем, если пива тебе сегодня нельзя, - он кивнул на покинутую красавицу-машину.Но Борис поспешно замотал головой.- Нет-нет! Эля мне велела остаться здесь. Ей надо о чем-то поговорить с твоей Ольгой - сам понимаешь, женские секреты... Она сказала: "Тебе ни к чему, да и скучно будет тратить время на болтливых баб!"При упоминании об оставившей его здесь Борис покраснел от удовольствия, воодушевление даже сделало красивым лицо простого русоволосого парня, раз и навсегда ошеломленного вниманием самой красивой девушки, о которой и мечтать не смел. Сергей смотрел на него и думал: смог бы он жить, как Борис, если бы Ольга оказалась другой? Смог бы, как послушный пес, сносить от нее все, радуясь малейшей ласке, любить ее такую, как есть, не ожидая ни верности, ни понимания? Или рано или поздно не выдержал, перегорел бы и ушел от нее, как узник бежит из тюрьмы? Но, может быть, настоящая любовь - именно та, что терпит и прощает все, не думая о себе, а во всякой другой слишком много эгоизма? Он встряхнул головой, прогоняя тревожные мысли. "С чего это мне подумалось такое? Ольга - не Эльвира, и никогда такой не будет!"А вслух спросил, хоть и не особо надеясь:- А о чем она хотела поговорить, не сказала тебе?Как и следовало ожидать, Борис протестующе махнул рукой, нахмурился.- Нет, что ты! Да я и не спрашивал. Соскучилась, наверное. Они ведь дружили. Дружили, Сергей это знал. Как и о том, что госпожа Оленина ничего не делает просто так, не надеясь извлечь пользу для себя. Еще в школьные годы она втянула в модельный бизнес совсем еще девочку Ольгу. И после возмущалась больше всех, когда та вышла замуж и ушла от нее. Так что хотелось бы поверить в случайность ее приезда, да не верится. Но Борису это говорить ни к чему, он находит хорошим все, что делает Эльвира.- Ладно, ты как знаешь, а я все-таки пойду, послушаю "женскую болтовню". Пойдем со мной, погреешься, - он потянул Бориса за рукав. Тот немного помялся, но все-таки покачал головой:- Я здесь подожду. Не мое дело спорить с женщинами.В его голосе Сергею послышалась насмешка, но он не стал возражать и дальше уговаривать Бориса. "Мерзни, мерзни, волчий хвост", - мысленно усмехнулся он и решительным, сердитым шагом направился к калитке.Под калиткой натекла ледяная лужа, так что пришлось прыгать через нее. А щеколду заело, и дверь никак не хотела открываться. Занятый войной с дверью и собственными мрачными мыслями, он не сразу услышал, как чей-то звонкий голосок его окликает: - Сергей Михайлович! Сергей Михайлович!От соседнего дома к нему бежала девочка-подросток в наскоро накинутой на плечи зеленой куртке, в резиновых сапогах и съехавшей набок шапке, из-под которой выбивались пышные темные волосы. Ее круглые щеки раскраснелись на свежем воздухе, как спелые яблочки, огромные синие глаза ярко блестели. - А, Машенька! - Сергей помахал ей рукой. - Ну зачем ты меня так называешь? Я ведь говорил тебе обращаться по имени. Иначе я чувствую себя стариком.- Ну хорошо... Сергей! - девочка лукаво улыбнулась и опустила глаза, будто пряча какую-то тайну, как умеют лишь женщины, хотя бы и будущие. А я увидела в окно, что вы... ты идешь, и не выдержала. Сергей, а ты закончил "Душу Света"?- Только вчера закончил. Еще никто не видел, кроме нас с Ольгой, - как все-таки хорошо, что он не решился перевозить еще влажный холст с не высохшими красками, и оставил дома свое, быть может, лучшее творение! Хоть к "Душе Света" не протянули свои грязные лапы художественные и прочие критики...Маша рядом с ним мечтательно вздохнула: - Поглядеть бы хоть одним глазком...Решение созрело мгновенно. Будь его воля, он не захотел бы сегодня видеть никого, кроме Ольги, провел бы с ней наедине этот день, как и все другие дни. Но, раз уж этого не получилось, и раз к Ольге могут являться незваные гости, то и к нему могут... Он взял девочку за руку, открывая калитку.- Пойдем!Шестнадцатилетняя Маша Маковская была дочерью соседей Сергея, и, вплоть до недавнего времени, они почти не обращали внимания друг на друга, разве что здоровались при встрече - два параллельных мира, существующих совсем рядом, но совершенно чужих друг другу. Но три года назад, когда Сергей только что женился на Ольге, он увлеченно рисовал ее в саду, под цветущей яблоней, как вдруг заметил, что сквозь сетку забора на них, не отрываясь, глядит соседская девочка. Глядит, не отрываясь, и, кажется, даже не моргает, чтобы не пропустить чего-нибудь.Тогда Сергей помахал ей рукой, в точности как сегодня, и весело спросил:- Тебе что, интересно смотреть, как я пишу?А она, тоже как сейчас, подняла на него глаза и ответила с придыханием:- Да, очень! Можно я буду иногда смотреть, тихо, чтобы не мешать вам? С того дня Маша стала его главным зрителем, а иногда и единственным, кроме Ольги - его неизменной музы и натурщицы. Вскоре он привык, чтобы Маша присутствовала при его работе или любовалась уже готовой картиной. Она удивительным образом всегда понимала его замыслы, остающиеся неясными маститым критикам, так что ее участие сделалось полезным Сергею. Иногда, спохватившись, он задумывался, что было бы неплохо нарисовать машу и подарить ей портрет. Но очередной новый образ Ольги вновь вставал перед ним, застя все на свете, и ничьи другие лица не могли стать рядом с ней. Правда, он несколько раз дарил Маше на праздники украшения, выточенные из кости или из недорогих камней-самоцветов. Любившая красивые вещи девочка очень радовалась его подаркам. Правда, ее мать в последнее время ругала дочь, что та принимает их. Сергей не мог взять в толк, почему бы это. Впрочем, соседка, полная, краснолицая женщина, работавшая поваром в ресторане "Золотая лоза", всегда была сварливой, вечно пилила своего добродушного мужа, рабочего на недавно закрывшемся заводе, и дочку. Иногда Сергей удивлялся, как в такой, казалось бы, заурядной семье могла вырасти Маша, всегда веселая, готовая помочь кому угодно тонко настроенная ощущать красоту. Точно красный мак на мусорной куче... Впрочем, он не слишком часто об этом думал.Они прошли через большой сад, изрядно запущенный, потому что им никто не занимался специально, после того, как не стало родителей Сергея. Сам он так и не смог полюбить копаться в земле, а Ольга, выросшая в городской квартире, вовсе к этому не привыкла. Сейчас, когда сад еще не зазеленел, этого не было заметно, но летом здесь вырастали настоящие джунгли из одичавшей малины, смородины и крыжовника пополам с крапивой и другими дикими травами. Зато могучие яблони и вишни, посаженные еще дедом Сергея и давно не обрезавшиеся, весной роскошно цвели, радуя глаз своим подвенечным нарядом, а летом приносили плоды и ягоды - чего еще было желать молодой семье Резаковых-Чернышовых? Кроме того, вокруг дома росли высокие заросли сирени и черемухи, чей аромат каждый май разносился по всей улице, да несколько цветочных клумб. Правда, сейчас было еще далеко до майской роскоши, так что повсюду торчали лишь оголенные, почерневшие за зиму ветви и стебли.Дом со времени свой постройки так и остался маленьким и одноэтажным, лишь был облицован белым кирпичом, да еще Сергей после женитьбы добавил к нему пристройку-мастерскую, чтобы его работа ничем не мешала Ольге. Да еще удобства в доме - ни на что большее ему не хватало средств. Впрочем, это к лучшему: ему не хотелось переделывать до неузнаваемости дом своего детства.Дорожка через сад к дому была вымощена плиткой, но теперь и ее покрывала грязь. В грязи отчетливо отпечатались следы, особенно глубокие дыры от высоченных каблуков недавно прошедшей женщины. Зачем такие каблуки нужны бывшей модели, и без того метр восемьдесят ростом?.. Сергей злорадно усмехнулся, представив, как неприятно было чистюле Эльвире проходить здесь. Потом резко толкнул входную дверь, так что та распахнулась со стуком. Из гостиной послышались и тут же испуганно стихли женские голоса.Он сделал знак Маше: - Пойдем!