Пролог (1/1)
—?Ты любишь сказки, Уилл? Ставлю на то, что любишь.Глубокий, плавный, размеренный голос?— тягучий, как мед, переливающийся, как самоцветы, бесчисленными своими гранями, вкрадчивый и сладкий, как изысканная отрава. Этот голос хочется попробовать на вкус, подцепить на тонкую вилку, словно кусочек изящного десерта, и долго смаковать во рту, ощущая чувствительным языком все оттенки его утонченной сладости.Этим голосом так хорошо рассказывать сказки.Уилл лежит у Ганнибала на коленях, возбуждающе упираясь затылком в пах, и пьяно улыбается ему снизу вверх. Тянется рукой к его лицу, поглаживает пальцами щеки, подбородок, губы, пробирается к нему в рот и проводит мягкой подушечкой по зубам.Завтра ничего этого не останется. Никаких взглядов в глаза, никаких прикосновений, никаких недвусмысленных слов?— Уилл будет вариться в бурлящем котле собственных мыслей, не решаясь сделать выбор. Сделать шаг туда, куда его тянет?— всегда тянуло.Так будет завтра. Но сегодня?— не время для этого. Сегодня?— время для сказок.—?Сказки бывают разными… —?лениво тянет Уилл, мечтательно жмурясь. —?Добрые, злые, хорошие, плохие. Если ты хочешь угостить меня сказкой, она не должна быть похожа на все остальные.Ганнибал усмехается, перебирая его шелковистые темные кудри, смотрит в полуприкрытые сапфировые глаза с рыжими прожилками?— умиротворённый, беспечный, совершенно пьяный взгляд. Наконец его усмешка сменяется лёгкой улыбкой.—?Я расскажу тебе сказку о славном принце, о хитром колдуне и о цветах.—?О чем, о чем?..—?О любви.Уилл смеётся, запрокидывая голову, всем телом выгибаясь у него на коленях, прижимая к глазам ладони. Ганнибал наблюдает, как пульсирует выступающая на шее венка, как тонкие губы расходятся в улыбке, обнажая ровный белый ряд зубов, как длинные пальцы касаются мягкой кожи.—?Сколько виски ты выпил, прежде чем добрался до меня? —?спрашивает он, когда Уилл, отсмеяшись, расслабленно вытягивается во весь рост и кладет на лоб предплечья?— так, что они закрывают ему обзор.—?Я не считал…—?Заметно.—?И что теперь?Ганнибал склоняется, подхватывая его рукой под затылок, и дыхание Уилла щекочет ему кожу, обжигает?— горячее, пьяное. Ганнибал рассматривает его так близко, как никогда раньше, ловит взглядом каждую черту лица?— изящность линии подбородка, колючесть щетины, асимметричность губ?— и, коротко выдыхая ему в рот, медленно накрывает эти губы своими, мягко и плавно скользя языком, увлекая в глубокий, долгий поцелуй.—?Что теперь? А чего бы ты хотел, Уилл?Уилл нервно дёргается, убирает от лица руки, открывает глаза. Смотрит в упор. Смотрит так, словно ответом должно стать: ?Продолжай?. Или: ?Ещё?. Или что-то подобное. Но?— нет. Уилл отводит взгляд, поднимает руку, дотрагивается пальцами до своих губ, словно пытаясь уловить чужое прикосновение, потом медленно проводит по ним языком?— хочет попробовать поцелуй на вкус? Ганнибал наблюдает за этим из-под полуопущенных ресниц.—?Так что ты хочешь? —?повторяет он, когда молчание затягивается.Уилл смотрит в потолок, покусывая губы, так отрешённо, так равнодушно, словно вовсе ничего и не было?— ни длинного поцелуя, ни вопроса, ни теплых пальцев, перебирающих его волосы.—?Какова цена за вечер с дьяволом? —?произносит он наконец, и это звучит совершенно безотчетно?— то количество спиртного, что он успел в себя влить перед визитом, окончательно сломало контроль, уничтожило границы, смело? неприступные форты, любовно выстроенные где-то в подсознании. По крайней мере, Ганнибалу нравится так думать. Хочется думать. И всё же…—?Утром ты не вспомнишь, что говорил сегодня?.?—?Почему?—?Ненависть требует концентрации. Ты ненавидишь меня. Мечтаешь убить и увидеть, как я умираю в твоих руках?— не так ли? —?но не можешь сосредоточиться на этом, пока ты пьян. Утром не будешь пьян.Уилл смеётся снова, поднимая к лицу ладонь, и тыльная ее сторона случайно касается груди Ганнибала. Уилл замирает в напряжении, не опуская своей руки. Выжидает несколько секунд, переворачивает кисть, прижимая сильнее, и плавно скользит по шелковой ткани рубашки, обводя пуговицы по кругу, завороженно наблюдая за своими действиями, будто его пальцы движутся независимо от него самого?— сминают тонкий шелк, крутят маленькие пуговки, проталкивают их в петли, и застывают в миллиметре от обнажившейся кожи на груди Ганнибала.—?И все же. Вечер с дьяволом. Цена?Дьявол осторожно перехватывает его запястье, подносит к губам, поглаживает его шею, ключицы, ямку между ними, обводит острый кадык, возвращаясь к щетинистому подбородку. Там, где он касается кожи, остаются чувствительно обжигающие следы-узоры?— словно рисуют их не пальцы, а кусочки льда. Уилл запрокидывает голову, подставляя под опасные ласки незащищённую шею, и Ганнибал хищно улыбается, довольный этим действием?— образ-символ безоговорочного, полного доверия, стоит лишь захотеть?— можно вцепиться в расслабленные мышцы, разорвать, изувечить, уничтожить…Уилл судорожно втягивает ртом воздух, когда Ганнибал сжимает пальцы на беззащитном горле.—?Всего одна сказка, рассказанная мной,?— шепчет он, склоняясь к лицу Уилла, опаляя дыханием ухо, почти касаясь губами разгоряченной кожи. —?Вот моя цена. Одна сказка за целый вечер.Пальцы жестоко сдавливают шею. Уилл вытягивает руку к его лицу, отчаянно хватается за волосы, за воротник, за изысканный фрактальный галстук — и получает наконец освобождение. Не отпуская, не отдышавшись даже, тянет Ганнибала на себя и жадно впивается ему в губы.Ганнибал расстёгивает пуговицы на его рубашке?— не глядя, привычным движением. От Уилла пахнет виски и собачьей шерстью, но почему-то это не вызывает раздражения?— это просто и понятно, гораздо понятнее, чем дорогой парфюм, понятнее, чем отвратительный лосьон после бритья. Предельно просто.—?Одна. Всего одна сказка,?— шепчет Уилл ему в шею, позволяя снять с себя рубашку, дыша тяжело и прерывисто, лихорадочно вжимая тонкие пальцы в его плечи,?— и больше никаких твоих масок. Никаких... твоих… игр…Ганнибал незаметно усмехается в ответ.