4. hate you so bad (1/1)

К концу следующей недели Чонука выписывают из больницы. Он выглядит настолько бледным и осунувшимся, что Чжинхону, не навещавшему брата из-за учёбы и бесконечных ночёвок у Хонсоба, становится совестно. Поэтому после занятий в универе они идут не в караоке с группой, как планировали, а домой к Киму – Чжинхон после долгих раздумий зовёт с собой Хонсоба и заходит за жареной курочкой. Он не уверен, можно ли Чонуку есть такое, но чем ещё можно порадовать брата кроме фастфуда или ящика пива тоже не знает, потому что притаскивать в дом второго кота он точно не намерен.– Хён... – с порога их встречает включенная на всю громкость динамиков музыка, и Чжинхон с его тонким обонянием подозревает неладное.– Проходим, не стесняемся, – Чонук при виде гостей растягивает губы в безмятежной улыбке, прежде чем опрокинуть в себя полную стопку соджу, – о, еда!– Твоя любимая курица, между прочим, – Ким-младший ставит на стол пакет и укоризненно смотрит на брата, пока Хонсоб пытается изобразить предмет интерьера за его спиной. Неловко.– Я как-то больше по петухам, – смех Чонука перемежается с кашлем, и Чжинхон не знает, хочет он постучать хёну по спине или лучше сразу по лицу. С ноги.– С чем ты там лежал в больнице? – спрашивает он как можно спокойнее, пока старший торопливо разворачивает мясо, чтобы вгрызться в него с яростью голодающего тигра.– Тут ещё осталось немного, налетайте, детишки, – игнорирует его Чонук, встряхивая полупрозрачную бутылку, – да всё окей, дай пожрать спокойно, – не выдерживает он осуждающего молчания со стороны донсэна.Ситуация в корне неправильная, но Чжинхон чувствует себя не в праве читать нотации и просто достает ещё две стопки, чтобы разлить в них содержимое бутылки. Если не выпьют они – выпьет брат. Хонсоб, как порядочный мальчик, отворачивается и прикрывается ладошкой. Пьёт, впрочем, не морщась, и даже просит добавки, оправдывая себя тем, что на дворе пятница, а день был не из легких. Охуевший от жизни кот приходит, чтобы обнюхать гостя и с достоинством взгромоздиться на стол, где осталась только жалкая кучка костей.В итоге, к наступлению темноты их скромная компания перемещается в сторону набережной, а Чжинхону всё-таки приходится купить пива, пусть и не целый ящик. В безлюдной части пляжа спокойно: редкий плеск воды, крики разбуженных чаек, едва доносящаяся из бара в отдалении музыка. Давно не лето, но Чонук, кажется, не чувствует холода, падая прямо на жухлую траву в одной рубашке и драных джинсах. Редкие огоньки самолетов и, возможно, звезд над головой плывут, окружающее пространство воспринимается словно в замедленной съемке. Он понимает, что снова нажрался: на периферии возникает тупая боль в желудке, зато голова ощущается восхитительно пустой. И это – главное. Слишком уж много сомнений и страхов накопилось за последний месяц, чтобы можно было игнорировать их, ничего при этом не употребляя. Наверное, Джухён так разозлится, если узнает, что бросит его наконец – Чонук хотел бы верить. Тогда не придётся искать себе оправдание, чтобы сигануть с моста или какой-нибудь высотки. Да и мучительно краснеть при упоминании его имени никому из родни больше не придётся.Он напивается до той степени, когда уже не страшно звонить Джухёну и просит забрать их. Хон приезжает через полчаса, злой и уставший после четырнадцатичасовой смены, он сразу замечает состояние своего парня. Тут даже пустые бутылки, припрятанные в пакет, не нужно видеть. Чуткий нос Чжинхона улавливает запах пиздеца – быстро кивнув Джухёну, Ким-младший настойчиво предлагает зевающему во весь рот Хонсобу прогуляться до моста и буквально тащит его за собой, схватив в охапку.– Что-то случилось? – Шим сонно протирает глаза и тянет друга за руку, прося идти помедленнее.– Пока нет, – Чжинхон сбавляет шаг, только оказавшись у ярко освещенной дорожки к мосту, – но если не хочешь, чтобы тебе прилетело за компанию, советую не останавливаться.Пока Хонсоб с открытым ртом переваривает информацию, Чжинхон замедляется на середине моста и облокачивается о перила, переводя дыхание. Из-за темноты не видно, что происходит на неосвещенной части пляжа, и это, в общем-то, к лучшему. Ему совсем не стыдно сбегать, однако немного досадно, что придётся избегать Джухёна, словно ничего между ними и не было. ?А было ли что-нибудь кроме случайного секса?? – ответ напрашивается сам собой, и Чжинхон не то чтобы хочет его принимать. – Чжинон-и, – зовёт его Хонсоб заплетающимся языком, перевешиваясь через перила, – смотри, там фейерверк.Действительно, на дальнем берегу кто-то решил запустить фейерверки: разноцветные искры отражаются от водной глади, быстро затухая в тёмно-синем небе. У Кима с ними не самые приятные ассоциации (искры бенгальского огня, угодившие в глаз, праздник в разгар лета, когда его впервые отшили), но на лице Хонсоба отражается такой по-детски искренний восторг, что Чжинхон невольно замирает, любуясь тонущими на дне черных глаз огоньками. Он пропускает момент, когда друг решает забраться на ограждение и только в самую последнюю секунду, когда тот, опасно покачнувшись, теряет равновесие, успевает ухватиться за рукав осенней куртки. Чжинхон чувствует себя раздавленным в прямом смысле – после удара об асфальт и приземлившегося на него тела он вспоминает о способах приготовления отбивных и жалко скулит в попытках вывернуться из-под давящей тяжести. – Ты жив? – Хонсоб ошалело мотает головой.– Сейчас буду, только слезь, блять, – стонет Чжинхон. Его организм явно не в восторге от такого безответственного отношения.Хонсоб ойкает и перекатывается на асфальт (главное, что не на проезжую часть). Ким с осторожностью ощупывает голову в том месте, где ещё не успела зажить рана после аварии. Пальцы пачкаются красным, и он спрашивает себя, надолго ли хватит его в роли героя-спасителя. Защищай он чужую жизнь хоть до самого конца, конец его собственной может наступить гораздо раньше.– Спасибо, – шепчет Шим, перекатившись на живот, и тянется к чужим губам.Чжинхон думает, что лучше бы Хонсоб побежал вызывать скорую, было бы и то не настолько разрушительно, но на поцелуй отвечает.***Чонуку не страшно – он глупый и пьяный, а вот возмутительно ясное сознание Джухёна не позволяет ему прописать донсэну по первое число. Только поднять на ноги и громко захлопнуть дверцу машины.– Я тебе что, такси? – бросает он, садясь за руль.– Окей, в следующий раз позвоню кому-нибудь другому, – недобро улыбается Чонук с явным намеком. Джухён не поддаётся на провокации, но Ким смачно облизывает губы и со злорадным удовольствием добавляет, – Дэиль-хён не отказался бы воспользоваться ситуацией, в отличие от некоторых.Старший не выдерживает и резко разворачивается к нему, нависая сверху и грубо сжимая пальцы под подбородком. Чонук шумно дышит приоткрытым ртом и цепляется за широкие плечи. Джухён сильнее вдавливает подушечки пальцев в тонкую кожу, пока Чонук не хрипит плохо различимое ?пожалуйста?. Хон кусает пухлые губы, горькие на вкус, прямо как грустная комедия их отношений и цедит ?какжеятебяблятьненавижу? сквозь сжатые зубы. Чонук весь напрягается до дрожи и лезет рукой ему в штаны, обхватывая ладонью член. От его рваных движений Джухён кусает больнее: за шею, под челюстью, за выступающий кадык. Младший наваливается на него, заставляя откинуться на сидение, и наклоняется, незанятой рукой задирая толстовку и оглаживая рельефный живот. Он тихо ругается себе под нос, но после нескольких попыток всё же справляется с застёжкой на ремне собственноручно. Кому, как не Джухёну знать, что у Чонука есть тупая привычка тянуть всякую хуйню в рот по пьяни. И всё равно не уметь сопротивляться раз за разом.В салоне становится слишком жарко для них обоих, и Джухён выбирается под промозглый осенний дождь, предварительно застегнув джинсы и откопав среди ненужного хлама давно заброшенную пачку сигарет.– А как же я? – Чонук высовывает голову из машины, жмурясь от попадающих на лицо капель, как большой сонный кот.– Будешь соблюдать диету после выписки, и я подумаю, – откровенно смеётся Джухён, растрёпывая его и так взлохмаченные волосы. Ким раздраженно отбрыкивается, довольный, впрочем, что отделался сравнительно легко.