intro: 19, 25 (1/1)

– Вставай давай, хуле разлегся? Не разлепляя тяжелых век, Чжинхон сонно мычит что-то похожее на "отъебись" и даже не думает слушаться. – Ким, мать твою, Чжинхон, – Чонук нервно крутит в руках телефон – ему надо было выйти минут десять назад, а тут ещё и балласт в виде младшего брата, который всё никак не изволит проснуться. – Ну чего? – сердито спрашивает Чжинхон охрипшим после бессонной ночи голосом, когда бесконечные пинки, отвешиваемые ему старшим, начинают надоедать. – "Что тебе нужно, хён", хотел ты сказать? – лицо Чонука выражает усталость и, возможно даже, все страдания этого мира, – родители просили удостовериться, что ты точно дойдешь до универа, а не проебешься где-нибудь по притонам. – Каким притонам, хён? – возмущается Ким-младший, принимая, наконец, сидячее положение на отведенном ему диване, и запускает пальцы во взъерошенные в беспорядке черные, как вороново крыло, волосы, – мне матчасть нужна, понимаешь, матчасть. – Видел я твою матчасть, – фыркает Чонук, поправляя круглые очки, ставшие предметом многочисленных шуток со стороны донсэна, – хочешь тоже разочаровать всех и закончить, как твой брат? Собирайся резче, мне на работу пора. Говоря откровенно, Чжинхон не видит ничего особенно плохого в таком развитии событий, но Чонук непреклонен: он вытаскивает мелкого из кровати, запихивает ему в руки пакет с ланчем и запирает дверь на ключ, не оставляя путей к отступлению. Тяжело быть умным, еще и последней надеждой семьи – Чжинхон неохотно плетется на автобусную остановку, планируя хорошенько выспаться на парах. В кровати, вообще-то, удобнее было. Спать в транспорте он не рискует – можно запросто не заметить, как окажешься на другом конце города, но сознание попеременно отключается в отместку за полуночные похождения. Врубив музыку в наушниках на максимум, Чжинхон проверяет обновления в соцсетях и едва ли не визжит, как малолетняя фанючка. "?Night Soul? выложил новую главу". Ким никогда не признавался, но именно этот человек оказался причиной, по которой он, не обладающий какими-либо выдающимися способностями к изобразительному искусству, начал рисовать манхву, как одержимый. Начав с обычного сталкерства в интернете, которое впрочем, не принесло никаких плодов – Чжинхон так и не смог узнать ни настоящее имя, ни пол, ни возраст загадочного автора, он попробовал общаться с Соулом в секции комментариев, иногда тот даже отвечал на его восторженные отзывы, но не более. Стыдно признавать, но первое время Ким сильно копировал стиль Соула, подражая неосознанно порой чужому творчеству, которым так восхищался. Всё, что создавал этот парень (если он вообще был парнем), казалось Чжинхону прекрасным априори. Новые главы выходили нечасто – загадочный автор извинялся, спихивая всё на загруженность работой (какой именно – рассказывать он не спешил). Трудно было понять что-нибудь и по стилю общения: Чжинхон представлял Соула то юной школьницей, эдакой серой мышкой с невзрачным лицом, то пожилым мужчиной в старомодном костюме в крупную клетку, то забитым офисным планктоном, рисующим тайком от начальства в рабочее время в душном офисе. Вариантов были тысячи, а фантазия безгранична. Автобус прибывает на место назначения совсем не вовремя, и Чжинхон вылетает на улицу сгустком чистой ненависти и пассивной агрессии, с трудом протолкнувшись к двери: он едва не пропустил свою остановку, но еще сильнее огорчает тот факт, что дочитывать придется в спешке. С синяками под глазами на половину лица и драными, будто после нападения диких котов, джинсами, Ким разительно отличается от приличного вида студентов права, которые все как один косятся на паршивую овцу в своем стаде с неодобрением. Чжинхон недобро ухмыляется в ответ. Не желая привлекать ненужное внимание преподавателя (которого он и в лицо-то не помнит) опозданием, он поскорее находит нужную аудиторию. Тормозит на входе, потому что, с каких это пор у них зеркальные двери? Хочет дернуть ручку на себя и в первый момент испуганно отшатывается. Человек, которого он сослепу принял за своё отражение, окидывает студента задумчиво-меланхоличным взглядом и отходит чуть в сторону, пропуская в аудиторию, чтобы затем запереть дверь и занять преподавательское кресло. Чжинхон кидает вещи на заднем ряду и с открытым ртом пялится на молодого препода английского. Нет, они, конечно, одного роста и оба в черном с ног до макушки, но на этом сходство и заканчивается... "Надо больше спать, наверное", – мысль здравая, но кто её будет претворять в реальность? – Можешь сказать, как это пишется? – сидящий рядом с Чжинхоном Шим Хонсоб пододвигает к нему тетрадь с аккуратным конспектом. Ким мимолетом думает, что Хонсоб сам такой же идеальный и правильный, как этот конспект, и с нескрываемым удовольствием демонстрирует пустую тетрадку, прикрывающую неизменный скетчбук. Хонсоб укоризненно вздыхает и просит помощи у соседа впереди. – Что обсуждаем, молодые люди? Чжинхон хоть и улыбается в ответ невинно, про себя проклинает прилежного соседа и его вечные вопросы, не оставшиеся незамеченными. У него язык не поворачивается вежливо ответить этому сопляку, напялившему на себя очки и учительский статус. Невежливо ответить, он, впрочем, тоже не спешит. Успеется. – Интересно, – преподаватель незнамо как замечает краешек страницы с почти готовым наброском, и Ким даже пикнуть не успевает, как его скетчбук оказывается в чужих руках, – я одолжу до конца занятия. – Лучше не спорь, – шепчет на ухо Чжинхону Шим, цепляясь за чужое плечо так, словно боится, что одногруппник действительно станет выяснять отношения с преподом, – он тебе такую "веселую" жизнь устроить может при желании, что и семестр здесь не продержишься. – Этого-то мне и надо, – невнятно бормочет Чжинхон в предвкушении скорого выноса мозга и с зевком прячется от света за просторным капюшоном. Учиться он не собирается чисто из принципа. Молодой преподаватель дожидается, когда все остальные студенты покинут помещение, кивает на дверь замешкавшемуся Хонсобу, и, наконец, обращает свое внимание на сидящего на передней парте парнишку в черном. – Не люблю прогульщиков, – говорит он, отдавая Чжинхону увесистый альбом без каких-либо других комментариев. – Окей, – студент думает о том, что они навряд ли скоро встретятся. А лучше бы никогда. – Меня, кстати, зовут О Хиджун, – внезапно выдает его новый-старый (это как посмотреть) препод, – попытайся запомнить. – Обязательно, – фыркает Чжинхон, запихивая драгоценный скетчбук в рюкзак. Хиджун подходит к нему на опасно близкое расстояние, заставляя внутренне напрячься, и, понизив голос, вкрадчиво шепчет: "только попробуй не придти, Чжинхон-а". Ким позорно бежит из аудитории, наплевав на оставшиеся пары. Прикосновение чужих пальцев фантомно холодит шею, и он думает, что теперь уж точно зарекся ходить на английский. ***Наверное, он вконец ебанулся, раз приходит на пары по английскому языку снова. И снова. Чжинхон сам не знает, чего ждет от пробирающих его до костей взглядов чуть прищуренных угольно-черных глаз. Ну не собирается же он стать пай-мальчиком, в конце концов. Зато Чонук радуется и с облегчением думает, что можно не выпихивать каждый раз братца из дома в верном направлении. Всё это подозрительно донельзя: старший с иронией отметает мысль о том, что донсэн нашел себе в универе девочку (о каких девочках может идти речь, если он дальше своих драгоценных рисуночков не видит, кому этот задрот сдался). Думать, что Чжинхон взял с него пример и пошел по мужикам, Чонуку как-то не хочется. Все-таки, это его младшенький – маленький, белый и пушистый (дьяволенок). Выпроводив Чжинхона за порог, он растягивается на диване, сонно щуря опухшие веки, и нашаривает под подушкой телефон. – Знаю, я тебя разбудил, – Чонук растягивает полные губы в почти ласковой улыбке, слушая недовольное мычание по ту сторону линии, – но я весь день буду один и ни на что не намекаю... Воздух из грудной клетки вышибает запрыгнувший на него кот. Тоже белый и пушистый, но далеко не маленький. Уже. Чонук хихикает в трубку – ему щекотно и чертовски хорошо, а Джухён точно не откажется от заманчивого предложения, даже если снова работал всю ночь. Кот наваливается на него всем своим весом и мнет лапками футболку на груди. Сейчас он одним прыжком может снести целую полку с книгами, а когда-то еле перебирал непослушными конечностями, пугливо озираясь в огромном человеческом жилище. Джухён успел сто раз пожалеть, что нашел орущий комок шерсти под своим подъездом и додумался показать Киму, неосознанно привнеся третьего в их отношения. Чонук тогда чуть не плача укладывал котеночка спать на его, джухёновой, мягкой и удобной толстовке, вместо пива стал спускать последние деньги на дорогие корма и кошачьи вкусняшки. Не говоря уже о том, что столько заботы и нежности от своего парня Джухён не видел никогда в жизни. Было и ещё одно "но".– Блять, хён, он смотрит, – Чонук кусает покрасневшие губы и силится отпихнуть от себя Джухёна, чей язык скользит по его обнаженным ключицам. – И правда, – хмыкает Хон, поворачивая голову к подоконнику, на котором восседает местный белый властелин, – хочет присоединиться? – Ты дебил? – ржёт Чонук, не забывая заехать своему мужчине пяткой в бок. Они избавляются практически от всей одежды, и Джухён уже шарит по карманам в поисках презервативов, когда Чонук невнятно мычит что-то в поцелуй и стыдливо прячет лицо в подушку. – Блять, – рычит старший, которому просто хочется, наконец, нормально трахнуться, – может, всё-таки закроем кота в туалете? Чонук одаривает его таким взглядом, что Джухён понимает: скорее уж закроют его. Картину пиздеца завершает звук поворачиваемого в замке ключа. Ким сдавленно охает, накидывая на себя очевидно бесполезный кусок одеяла. "Вот сука", – шипит он, вспоминая сразу все синонимы на разных языках мира. – Вау, – выдыхает с порога Чжинхон. Нет, он подозревал нечто такое, но чтобы прямо перед полочкой с его любимой манхвой... Святотатство какое-то. – А я думал, чего ты меня всё утро выпроваживал. Простите, помешал?– Ты, сука, ещё издеваться будешь? – Ким-старший злобно зыркает на брата, прощаясь с последней надеждой на чужую тактичность (тактично свалить и дать им спокойно поебаться, например).– А ты подрос, Чжинхон-и, – Джухёна, кажется, не особо смущает, что сидит он в чужом доме в одних трусах. Он с ухмылкой устраивает широкую ладонь на торчащем из-под одеяла бедре Чонука и гладит, ощущая под тонкой кожей восхитительно упругие накачанные мышцы. – И? – хмурится младший, разрываемый противоречивыми эмоциями при виде этих двоих, переполненных совершенно определенного рода желанием.– Хён, – Чонук стонет вымученно (?), потому что Джухён не удовлетворяется парой прикосновений, а тело нещадно требует разрядки, – не при ребёнке же, – возмущается он скорее для приличия, потому что, будем честны, ему всегда было похуй.Джухён с хитрой улыбкой провожает пулей выбежавшего из квартиры Чжинхона и тут же мучительно краснеет от смущения, нервно посмеиваясь.– Зато теперь он нескоро вернется, – Чонук победно оттопыривает вверх большой палец сжатой в кулак ладони, думая, что в старшем умер бесподобный актер.