Эпилог (1/1)
Узнать о смерти дяди - как гром среди ясного неба.Еще пару дней назад - теплые аликовы руки на плечах и его особый, мягко-твердый взгляд, и сам он - лучше всех понимающий и вообще самый лучший; а сегодня - Витек с унылым видом сует ему дядин афганский жетон, и дяди больше нет."Зураб завалил" - и он думает, этого Саньке достаточно?! Злость внутри просто несусветная, кипящая, как лава в камчатских вулканах. Но злится подросток не на Витька и даже не на Зураба, а на самого себя. За то, что всё это он заварил, угнал ту машину, не посмотрев на нее даже. А ведь мог! Мог обратить внимание, что тачка не дешевая, что угонять такую - себе дороже. И так бы Саньке сейчас хотелось повернуть все назад, поступить по другому. Но нет, время снова песком: сквозь пальцы сыпется в бездонную пропасть - назад не собрать.Санька домой возвращается, поднимаясь по пышущим холодом даже в летнюю жару бетонным ступеням в подъезде, подходит к старому шкафу в своей комнате, достает дядину куртку и утыкается в нее лицом. Втягивает знакомый, незаметно по песчинкам исчезающий запах. Так и стоит, согнувшись, сгорбившись как старый ворчливый дед из соседнего подъезда, и совсем не по-мужски плачет. Даже перед Аликом бы сейчас было стыдно так реветь - в голос и с завываниями! Но если бы можно было хоть на секундочку допустить мысль, что дядя окажется здесь сейчас жив-здоров, Санька без базару бы согласился реветь как истеричный младенец. Он вообще что угодно бы сделал, если б это могло вернуть дядю Алика.А пока всё, что у него от дяди осталось - это потрепанная куртка грязно-бежевого оттенка (которую, Санька клянется, никогда не будет стирать), поблескивающий жетон из Афганистана (который Саша никогда не снимет со своей шеи) и медали (которые Алик ненавидел).Подросток не возвращает пистолет, прячет его между подушками дивана, на котором спит, поближе к голове. Ведь его тоже дядя дал! Становится совершенно не по себе, когда Санька вспоминает, как выстрелил в первый раз, в ресторане Зураба. Разбил посуду на столе, а мог - голову. И что с ним бы тогда было! Что было бы с его семьей!Саньке пока тяжело осознать, что Алика нет, что вся эта связь, которую дает обладание вещами, принадлежавшими дяде, - просто иллюзия. Однажды ему придется оборвать эту ниточку, но сейчас он не готов. Иногда он пытается представить, что на самом деле Алик просто уехал в Америку с Эльзой, и они едят там сейчас попкорн, сидя на капоте и слушая "What is love". Но воображение разбивается о жестокую реальность - согретый мальчишеской кожей жетон на груди. Саша думает, может, жетон настолько нагреется, что вплавится ему вместо сердца, и тогда дядю из него будет уже не вытравить, не нужны будут ни медали, ни куртка, ни пистолет.Саша на черное чудовище, кстати, постоянно поглядывает и гадает, как ему доведется его применить в будущем? Может, он кого-нибудь убьет на стрелке, если станет ходить к афганцам? Может, себя застрелит? Иногда причинить себе боль кажется очень хорошей идеей: Санька думает, заслужил, думает, это поможет, но в итоге это никогда ничего не исправляет.Подросток снова ходит под мост к Цыгану - просто потому, что компания Вовки, Ильи и Жени не всегда к настроению. У Цыгана все ширяются под "Северный ветер" в исполнении Дизеля, а Санька не может. Он думает, что бы сказал дядя? И сразу так жалко себя становится и стыдно. Дядя Алик был сильным и добрым, ему не нужен был героин, чтобы держаться, а ведь порой всё было совсем плохо: война, ссоры с отцом и сестрой, кошмары, ответственность за людей - своих и чужих. Санька решает, что, в общем, никакой героин ему тоже не нужен, так что зависает с компанией Цыгана просто так, от наркотиков держится подальше и не стесняется об этом Цыгану сказать, а тот только благосклонно кивает и больше не предлагает даже винт.Мать откуда-то берет деньги на разнообразную еду, отец выбрасывает печатную машинку, Женя улетает в Германию. Всё происходит так странно и быстро, крутится калейдоскопом дней и событий.Вечным остается только одно: куртка, медали и жетон. И черная дыра в груди под ним.