Глава 20. Кара и прощение (2/2)

Зверь смотрит настороженно, но не чувствуя враждебности в голосе Холлоу, придвигается ближе и обнюхивает его. Затем высовывает синий язык и влажно облизывает щеку Холлоу. Становится смешно: ситуация дурацкая, да еще и щекотно. Зверюга опять заводит свою вибрирующую кошачью песню и трется башкой о плечо Холлоу, требуя ласки.

Остается только вздыхать и идти на поводу. Холлоу гладит плоскую костяную голову — ощущения скорее приятные, как будто трогаешь прохладный пластик.Любой подросток в пятнадцать лет мечтает о домашнем питомце. Холлоу вяло обдумывает сложившуюся ситуацию: большая собака, вроде овчарки, была бы лучше, но кошка полутора метров в холке это тоже очень круто.Он тянется ближе, щекой приникает к спине зверя, обнимает его и внезапно ловит себя на мысли, что даже не знает кто это: мальчик или девочка. Не меняя позы, просовывает руку под брюхо. Костяные пластины на подбрюшье тонкие, кажется, надави посильнее пальцем и они проломятся. Ладонь натыкается на то, что свидетельствует в пользу ?мальчика?. Зверь недовольно порыкивает и втягивает живот.

— Ладно, ладно, — миролюбиво шепчет Холлоу и убирает руку. Ему совсем не хочется ссориться со зверем, ведь рядом так тепло и хорошо.

— Мне надо придумать тебе имя.Холлоу долго раздумывает — какое имя подойдет такому большому коту — и усмехается. Надо назвать его по имени бывшего хозяина, то-то Ичиго удивится. Как там звали этого придурка? Кажется, Гриммджо.— Хей, морда усатая, буду звать тебя Гриммджо.

Зверь лижет его в нос, затем отворачивается и фыркает.— Знаю, что не ахти имечко: тупое, длинное и звучит так, словно кто-то рыгнул, — мстительно смеется Холлоу. — Но лучше уж так, чем вовсе жить без имени.Неожиданно над головой раздается раскат грома. Холлоу морщится. Во внутреннем мире Ичиго всегда так: только что сияет чистое небо, но не успеешь оглянуться — и набегают мерзкие тучи, извергающие холодный ливень. Он отстраняется от зверя, чтобы встать и замирает.

Зверь растерял всю свою ласковость, он щерится и рычит, глядя куда-то в пространство. Будто там, в серой пелене внезапно набежавшего тумана скрывается враг. Между костяными пластинами шкуры вспыхивает голубоватое свечение. Оно льется изнутри, постепенно усиливаясь. Холлоу протягивает руку и лишь только свет касается кончиков его пальцев, как все тело пронизывает сильная боль. Вопреки ей, он тянется ближе к зверю.

Вот оно, слияние. И безразлично, что боль настолько сильная, что от нее хочется выть. Плевать, что плоть шипит и распадается, словно в кислоте. Неважно, что от чудовищного давления хрустят и крошатся кости. Они становятся единым целым, и это самое замечательное чувство, которое только может быть.***

Все-таки, что же это было? Когда Гриммджо ворвался в Тронный зал, то чуть не задохнулся от сильной вони: возле стены валялись несколько обугленных трупов. Ичиго нигде не было видно. В центре зала мерцала здоровенная полусфера, отливающая золотым огнем. Время от времени по ее поверхности пробегали пурпурно-черные разряды, очень неприятные на вид. От этой штуки исходила мощнейшая реацу, которая буквально пригибала к земле. Еще здесь был Улькиорра, стоял в сторонке, вроде не при делах… с обожженными до пузырей руками.Гриммджо пошел было к Улькиорре, но тот его опередил. Подлетел и вцепился своей сочащейся сукровицей лапой в куртку Гриммджо. Спросил чуть прерывающимся голосом, заглядывая в глаза, что Гриммджо сотворил со своим фрасьоном. Почему Куросаки создал нечто, что сжигает и обугливает все живое, что осмеливается приближаться ближе, чем на полтора метра. И понимает ли Гриммджо, что все это попахивает саботажем и недовольством господина Айзена.

Гриммджо дивился многословию Улькиорры и не мог оторвать взгляда от его руки, от полопавшейся на суставах кожи, розовых пузырей и кровавых глубоких трещин. Он ничего не понимал. Единственное, что было ясно — внутри этой долбанной сферы находился Ичиго. Недолго думая, Гриммджо стряхнул Улькиорру и рванул вперед, гадая, сумеет ли преодолеть неведомый барьер. За два шага от гудящей пышущей жаром преграды он закрыл ладонями лицо и приготовился к боли.

Но… ничего не произошло. Он преодолел стенку полусферы очень легко, почувствовав всего лишь легкое тепло на коже. Потом было что-то странное — все вспоминалось в виде бессвязных обрывков. Искромсанное тело Ямми в луже черной крови, служанка, распластавшаяся на полу, и существо, в котором совершенно невозможно было узнать Куросаки. Что-то злое, дикое, объятое пламенем черно-красной реацу мешало рассмотреть знакомые черты. Гриммджо лишь четко запомнились его руки: правая — живая, человеческая, с обычными обломанными ногтями, и левая — рука скелета с острыми черными когтями, объятая голубоватым свечением.Гриммджо ощущал, что не может сделать и шага, все тело будто замерзло. В глазах рябило от нестерпимого сияния полусферы. Он прищурил слезящиеся глаза и с огромным трудом протянул вперед руку. Существо двинулось к нему, вокруг его высокой фигуры сгущалась и темнела реацу. Касание было похоже на электрический разряд, и от него по всему телу пробежала сильная судорога. Гриммджо стиснул чужое запястье, в ладонь впилось что-то жесткое. Чужая реацу накрыла его полностью, не давая даже возможности вздохнуть, а потом наступила черная тишина.

Он пришел в себя в лаборатории Заэля. Открыл глаза и первое время отрешено разглядывал потолок, силясь вспомнить и понять, что произошло. Но в голове колыхалась серая муть вместо связных образов.Гримджо сел и машинально пригладил волосы. Одежда обгорела и превратилась в лохмотья, однако никаких повреждений на теле не было. Что удивительно, он чувствовал себя неплохо. Лишь немного беспокоила рваная рана на запястье. Она нестерпимо чесалась. Гриммджо стащил замызганную повязку и присвистнул. Ранение исчезло, вместо него был лишь розовый шрам в виде двух полумесяцев.— Привет. Как самочувствие?Гриммджо поднял голову и встретился взглядом с Заэлем, стоявшим на пороге.— Жить буду. Где мой засранец?— Ты крепко влип, — игнорируя его вопрос, протянул Заэль. Он неспешно двинулся вперед. — Тоусен мечтает допросить тебя обо всем случившемся, а также задать пару вопросов о Баррагане.

— Где Куросаки? — Гриммджо поднялся на ноги и демонстративно сжал кулаки.— Ками, ты прямо волнуешься, — Заэль поднял руки и улыбнулся. — Он сейчас без сознания, лежит в соседней комнате, так что можешь не торопиться.— Ты говоришь, что Тоусен хочет спросить меня о Баррагане, — медленно произнес Гриммджо. — Почему?— Барраган пропал вместе со своими фрасьонами и любимыми шахматами сразу после инцидента. В последнее время ты много с ним общался, так что в желании Тоусена нет ничего удивительного.Гриммджо кивнул. Барраган все-таки молодец: настоящий хитрожопый, мать его, правитель. Расставил фигурки на доске в нужном порядке, а сам тихонько слинял.

— Гриммджо, — Заэль перестал улыбаться, — Барраган рассказывал тебе о легенде Предназначения, ведь так? Что ты об этом думаешь?— Херня и сказка, — ответил Гриммджо и поморщился как от зубной боли.

— Думаешь?

— Уверен.— Я расспросил девчонку о том, как выглядел Куросаки после преображения, — Заэль шагнул к нем и понизил голос. — ?Тлен и жизнь, слитые воедино. Кара и прощение в одной деснице. Кости и плоть порознь?…

— Заэль, — грубо перебил его Гриммджо, — зачем ты повторяешь этот бред?— Бред, да? — Заэль неприятно скривил губы. Он поднял руку и покачал перед носом Гриммджо наручными часами Куросаки. Копоть плотно въелась в металл, сильно зачернив его. — Когда тебя принесли сюда, я с трудом смог разжать твои скрюченные пальцы и вынуть это.

— И что?Заэль бросил часы Гриммджо, тот машинально поймал их и взглянул на циферблат. Стрелки замерли точно напротив цифры десять.— Забирай как сувенир, ему они больше не понадобятся. А еще, можешь и дальше не верить в сказки.Заэль развернулся и пошел к выходу.

— Погоди, — окликнул его Гриммджо, — я хочу его увидеть.— Иди, но побыстрее, — Заэль полуобернулся в дверях. — Тоусен уже заждался.

***Воздух около неровных краев гарганты гудел и казался нагретым донельзя. Это было результатом искажения пространства. Рукия шагнула вперед, заворожено глядя на необычное явление. Хотелось броситься в этот разлом сломя головой и бежать вперед быстро-быстро, чтобы узнать о судьбе Ичиго и помочь ему. Они и так слишком задержались, пускай не по своей вине, но все равно это было непростительно.Под ногами противно хрустнул песок, и этот звук будто вернул ее к реальности. Несмотря на внутренние порывы надо было быть осторожнее. Рукия стиснула рукоять катаны. Ее сердце болезненно сжималось от нехорошего предчувствия. Внезапно она ощутила тепло на своей руке и обернулась — это Орихимэ дотронулась до нее.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — во взгляде Орихимэ светилась уверенность.

Рукия через силу улыбнулась, скорее чтобы не разочаровать. Она же шинигами и не может раскисать.— Дамы и господа, — Урахара стоял наверху на какой-то балке и производил впечатлениебожества, как сказал бы Ренджи, очень хитрожопого божества, — вы готовы?Рукия напряглась. Конечно, они готовы, им надо было быть готовыми еще раньше. Что они только не делали, чтобы получить разрешение на спасательный рейд в Уэко Мундо. Все было напрасно. Как им сказал Генрюсай-доно, Ичиго по своей воле отправился в Уэко Мундо, а значит, по своей воле подверг себя опасности. И Общество душ в этом случае ненесло никакой ответственности за действия временного шинигами.Они с Ренджи строили различные планы, чтобы обойти этот запрет. Обратились к Урахаре, но тот неожиданно поддержал решение главнокомандующего. Отчаявшийся Ренджи попытался было изловить пустого, чтобы тот открыл гарганту. Но все попадались какие-то тупые особи, которые никак не хотели понять, что от них требовалось. В конце концов, деятельностью Ренджи и Рукии заинтересовался Бьякуя. С его подачи их принудительно заперли в Обществе Душ, запретив даже думать о спасательной миссии.

Сегодня запрет был снят лично главнокомандующим Ямамото, и это обстоятельство стало для них полной неожиданностью.— Счастливого пути!Рукия оторвалась от своих размышлений и ринулась вперед. Они обязательно найдут Ичиго. Или отомстят за него.***Куросаки, недвижимый и бледный, лежал на кушетке в лаборатории Заэля. Дыхание едва вырывалось из его груди, а пульс отмерялся еле слышным пиканьем странного прибора, стоящего рядом с кроватью. Он выглядел как обычно: никаких дыр на теле, торчащих голых костей и обломанных масок. Рыжие волосы разметались по белой простыне и смотрелись неестественно ярко. Они только усиливали контраст с белой, как мел, кожей.Гриммджо склонил голову и закрыл лицо ладонями. Сильно болела голова, а внутри плескался целый океан ярости от того, что все было слишком запутано и непонятно.Внезапно почувствовалось странное тепло. Гриммджо поднял голову и увидел Азалию, которая стояла перед ним, прижав руки к груди. Она подошла очень близко и ее реацу обволакивала, будто теплая вода. Гриммджо поморщился, наглая девка, уебать бы, но почему-то было лень. Он помолчал некоторое время, прислушиваясь к своим ощущениям. Спокойно. Хорошо. Тихо. Черт, как же это бесило.Затем кивнул, указывая на лежащего Куросаки:— На нем применяй свои врачебные штучки. Мне без надобности.Азалия тут же отошла и, присев рядом с Ичиго, взяла его за руку. Все-таки сообразительная девка и тихая. В понимании Гриммджо это были два неоспоримых преимущества.— Господин Гриммджо.Видимо, рано он обрадовался ее понятливости.— Знаете, я не стала это рассказывать господину Тоусену, но есть одна вещь, которая не дает мне покоя.Он кивнул, разрешая ей продолжить.— Понимаете, когда Десятый метнул в нас серо, я думала, что все, конец. Но неожиданно появился щит, который не просто отразил его, но поглотил и преобразовал во что-то совершенно невообразимое. Это как будто была атака серо, которая исходила с поверхности сферы, — Азалия замялась, подбирая слова, — нечто вроде поля. Арранкары, находившиеся снаружи погибли почти мгновенно.

— Подожди, получается, что от щита погибли только те, кто находился снаружи? А Ямми?Азалия вздрогнула и сглотнула, словно давя приступ тошноты.— Господин Куросаки дотронулся до него левой рукой и по всему телу Десятого побежали такие неровные ?дорожки?. Знаете, как трещины на стекле. Он сильно кричал, а потом… словно взорвался изнутри. Было много крови.

— Это тебя поразило?— Да, но не только. Я все это время находилась рядом с господином Куросаки. Я должна была пострадать от его способностей, но вместо этого…Азалия замолчала и нерешительно опустила глаза.— Договаривай.— Господин Гриммджо, на моей маске уже давно была трещина. Я не превращалась в ребенка как бывшая Третья, но и пользоваться своими способностями не могла. Я помню, как господин Куросаки дотронулся до меня левой рукой, той же, которой он убил Десятого, — Азалия нервно сжала кулак и взглянула на Гриммджо. — Затем я почувствовала тепло, и силы вернулись ко мне. Они мгновенно хлынули потоком, у меня даже голова закружилась. Моя трещина пропала. Я не понимаю, почему в одном случае эта сила убивает, а в другом лечит?— Удивительно, — машинально пожал плечами Гриммджо. Он невольно вспомнил слова из пророчества, гласящие, что ?кара и прощение будут творимы одной десницей?. Захотелось немедленно свалить, прихватив с собой рыжего мудака, который вляпался по самую шейку. Но куда бежать?Ответ пришел сам собой, отозвавшись чужеродной, но такой знакомой реацу. В Уэко Мундо пожаловали гости.