Глава 18. Слом. Часть вторая. Понимание (2/2)
Сейчас эти воспоминания не имели смысла, ведь они стерлись, как следы на песке, прогорели как старая древесина. Остались лишь слабый размытый образ, пепел и боль в сердце. Но именно эти следы старой жизни бередили его душу, подталкивая к странным и бессмысленным желаниям. Нужно было осознать и принять это.
Когда Гриммджо вернулся Ичиго сидел, обхватив колени руками, и смотрел перед собой. Поднял голову на звук открываемой двери и взглянул прямо в глаза Гриммджо. Молча.— Надо же, — Гриммджо очень старался, чтобы в его голосе прозвучал холодный сарказм, — отсосал – подрочили, дал щелбан — получил по роже. Ты странный не только из-за цвета волос. Сам по себе.
— Я не хотел, — это прозвучало с очень виноватой интонацией, почти как ?извини?.
Гриммджо моргнул. Злость, засевшая внутри тугим комком, распустилась и исчезла.
— Ладно, так и быть. Прощу по первой.Ичиго словно не заметил издевку. Он кивнул, указывая на перебинтованную руку Гриммджо.— Что с твоей рукой?— Ноготки стриг и поранился.— Гриммджо, — Ичиго смотрел укоризненно, — ты затрахал со своими шутками. Ответь на вопрос.— Иначе что? — Гриммджо подошел ближе и опустился на корточки, положив руки на колени. — Я говорил тебе быть сильным и плевать на все. Ты ничему не учишься. Как был наивным дурачком, так и остался. Даже вопросы задаешь со щенячьей интонацией.
— А каким мне надо быть? Как он? — Ичиго сделал ударение на последнем слове, так, что сразу исчезли все сомнения кого, он имел ввиду. — Он, который, не раздумывая, убивает. Просто из-за инстинкта и своей жажды.— Почему ты разделяешь себя и его? — Гриммджо усмехнулся. — Вы одно целое.Ичиго пожал плечами и отвернулся.— Вы единый механизм, но ты — главный. Тот, кто нажимает на рычаги. Ичиго, не надо плыть по течению.— Я чувствую, что-то изменилось во мне. Внутри. И это как-то связано с тобой.Гриммджо опустил глаза, разглядывая руки Ичиго.
— Изменился не только ты. Не надо забивать себе этим голову. Твоя сила скоро возрастет, может быть во много раз.
Пальцы Ичиго дрогнули и сжались. Наверное, от злости, а может от удивления. Сейчас Гриммджо не смотрел на его лицо и не мог понять, что он чувствует.— Почему? — в тоне вопроса не было злости, лишь сожаление. — Зачем ты это сделал?— У меня нет шансов победить Айзена, у тебя тоже, — Гриммджо старался говорить спокойно. Он решился быть хоть немного честным и озвучить одну из причин, которая толкнула его на жертву. — Но если объединить наши силы, то...— Вот в чем дело, — протянул Ичиго. — Айзен. И больше…— Куросаки, заткнись.Наступила пауза.
Гриммджо думал о том, что и так сказал слишком много. Сделал больше, чем было необходимо. Нарушил дистанцию между ними и все только усложнил. Любые привязанности — это обуза и потенциальная причина поражения. Если есть цель, к ней надо двигаться любыми путями, порой даже переступая через себя и свое окружение. Ичиго так не умел. Даже на грани поражения, он бросался на выручку своим друзьям и просто тем, кто нуждался в защите. Побеждая — протягивал руку помощи врагам. Лишняя симпатия и ненужные чувства могли сейчас лишь навредить ему.Ичиго молчал, сосредоточено глядя перед собой, и только сильно сжатые кулаки с побелевшими костяшками выдавали его состояние.Неловкое молчание было внезапно нарушено стуком в дверь.— Да? — рыкнул Гриммджо, оборачиваясь.Дверь потихоньку открылась и вошла Азалия. В руках она держала сложенную одежду.— Господин Гриммджо… ой! — служанка покраснела и поклонилась, уставившись в пол. Одежду она протягивала куда-то в пространство. — Я вот принесла форму для господина Куросаки.Гриммджо невольно усмехнулся реакции прислуги и вытянувшейся роже Ичиго, которого, казалось, парализовало.— Господин Куросаки, — сказал Гриммджо, передразнивая Азалию. Самнаправился к шкафу за одеждой, — яйца прикройте, а то как-то неприлично.За спиной послышалась шлепанье босых ног, шуршание и недовольное бормотание.— Гриммджо, а ты ведь тоже неприкрытый и тоже как бы с яйцами.— Мне, знаете ли, глубоко похрен, господин Куросаки, — Гриммджо придирчиво осмотрел стопку хакама в шкафу и вытащил те, которые были в самом низу. — Азалия, наверняка, много чего перевидала, так что ей тоже похрен. Я прав?— Нет, не правы… то есть, нет, не похрен, — запинаясь ответила Азалия. Она так и стояла, согнувшись в глубоком поклоне.Гриммджо принялся не спеша натягивать хакама.— Азалия, как ты отвечаешь Эспаде. Я твое начальство, а, значит, всегда прав.
— Гриммджо, ну не будь ты сволочью, — укорил его Ичиго, застегивая форму.— Азалия, хватить раком стоять — мы вроде как одеты. А ты, мальчик с яйцами, вообще молчи.— Странно если бы он был мальчиком без яиц… ой! — Азалия прикрыла рот ладошкой. — Простите, я не хотела.Ичиго возмущенно фыркнул и покачал головой. Азалия покраснела дальше некуда и потупилась.— Вот видишь, Ичиго, если бы я не стал издеваться, то она бы не пошутила. Так бы и стояла жопой кверху.
— Твою же мать, то есть это, типа, работа с подчиненными? — уточнил Ичиго, хлопая ладонью по лбу.— Какой ты догадливый, Ичиго, — улыбнулся Гриммджо, вытягивая из шкафа куртку. — Получение пиздюлей от начальства полезно. От этого улучшается кровообращение, цвет лица и повышается сообразительность.
Гриммджо надел куртку и закатал рукава. Придирчиво осмотрел повязку на левой руке. Бинт был довольно-таки чистым, и он решил его не менять. Затем не торопясь прошел к столу, на котором лежала его Пантера.— Господин Гриммджо, — Азалия с опаской наблюдала как он обнажил катану и внимательно осматривал лезвие, — господин Барраган хотел встретиться с вами перед собранием. Он сказал, что будет ожидать вас в Общем зале.— Понятно, — Гриммджо вложил катану в ножны. Послышался характерный щелчок. — Барраган спрашивал тебя о чем-нибудь?Азалия слегка поклонилась.
— Да, господин. Я сказала, что вы принесли господина Куросаки в его комнату, а затем выгнали меня. Я посчитала, что вы сами расскажете ему все, что сочтете нужным.Гриммджо кивнул, словно одобряя.— Еще, — продолжила Азалия, — я все убрала в комнате. Только я не решилась трогать зампакто господина Куросаки. Вам придется зайти за ним— Ага, молодец, — Гриммджо усмехнулся и развернулся к Ичиго. — Ну что, господин Куросаки, нам надо торопиться. Признаться, я хочу задать Баррагану пару вопросов.
Безвременье. Внутренний мир Куросаки Ичиго.Больше нет дождя. Небо чистое и ярко светит солнце. Зеркальные окна небоскребов отражают тысячи бликов и редкие облака, растворенные в голубой акварели. Внизу, на поверхности воды, лениво колышется сеть, сотканная из солнечных зайчиков, а под ней таится прозрачная глубина.Холлоу лежит на теплом камне: глаза зажмурены, правая рука под головой, а левая расслаблено покоится вдоль тела. Его тонкие запястья охватывают лишь наручи — черная цепь исчезла без следа. Сейчас Холлоу похож на сытого хищника, который таится и нежится, но лишь до момента, когда вновь почует кровь.
Холлоу размышляет, наблюдая за плывущими по небу облаками, похожими на мыльную пену. Он странно себя чувствует — ему больно впервые в жизни. Кажется, люди называют это ревностью. Черт, потребовалась всего одна ночь и чуть-чуть ласки этого ублюдка Гриммджо, чтобы мир Ичиго пришел в такое благостное состояние. От осознания этого внутри все сжимается и болезненно плавится. Король совсем стыд потерял, если ведет себя подобным образом.
Память подкидывает ему образ: он лежит со связанными руками, а над ним нависает этот ублюдок со взглядом полыхающим синим огнем. Внизу тут же разливается приятная тяжесть и Холлоу закусывает губу от досады. Вот дрянь, значит, на него этот животный магнетизм тоже действует. Какая незадача.
Он укладывается на живот и приникает к теплому камню. Вставший член плотно прижимается к животу и грубая ткань хакама чувствуется каждой клеточкой восставшей плоти. Холлоу стискивает пальцы — черные ногти скребут по шершавому бетону. Слишком непривычно и неправильно.
Холлоу кривится, а чего ради он будет проявлять стойкость? Врагов-то поблизости нет. Опасность Ичиго не угрожает. Он легко отталкивается от пола и усаживается, прислонившись к стене. Тепло. Жарко. Солнце палит немилосердно. Он зажмуривает глаза и проводит рукой по лбу. На пальцах влажно от испарины, и по виску бежит капелька пота, неприятно щекоча кожу.
Холлоу берется за пояс, ткань под мокрыми пальцами скользит и нехотя распускается. Он приспускает хакама, проводит по члену, плотно обхватывая возле головки, и двигает рукой вниз. Кусает губы, чтобы не стонать, и широко расставляет ноги.Хорошо, очень хорошо. Холлоу переводит взгляд вниз: бледно-розовая кожа натянута так, что сквозь нее видны темные извилистые венки. Покрасневшая головка кажется лакированной от стекающей смазки. Еще одно небольшое движение, крошечное усилие, и он резко запрокидывает голову, больно стукаясь затылком о прогретый камень. Стонет, забывшись. Горячая плоть пульсирует под пальцами.
Вокруг — тихо, а внутри — ничего. Давно он себя не чувствовал так спокойно. Холлоу сползает по стене и замирает. Сейчас ему просто хочется спать.Сквозь сон Холлоу чудится присутствие зверя. Большого, покрытого костяной броней монстра, с жуткими когтистыми лапами. Глаза твари горят синим пламенем. Она утробно урчит и недобро скалится. Подходит, обнюхивает его руки. Облизывает щеку, отчего Холлоу делается щекотно. Он улыбается во сне.Потом зверь укладывается рядом с ним и подбивается под теплый бок. Холлоу ерзает от неудобства, ворчит во сне, а затем закидывает руку на костяной загривок твари и спит дальше.