0.1. (1/1)

Пожалуй, в моей жизни есть только две вещи, которые не дают мне сойти с ума. Сигареты — извечная память Дейву. Это такая штука, которая мне всегда о нем напоминает, кажется, что он сейчас тут, подкуривает такой же, как у меня, зажигалкой, затягивается, на две секунды задерживает дыхание, а потом, не спеша, выпускает воздух и говорит: ?Неплохо?. Но почему-то я слышу только свой сиплый голос, и рядом никого нет. Хотя, есть еще два подпункта, идущие в комплект к сигаретам: шрам и дикая нелюбовь к фотографиям и всему, что с ними связано, но это не совсем то. Шрам — след оставленный чужаком, недругом; фотографии – неживые картинки, от которых мурашки бегут по телу — никогда не любил снимки. А сигареты – это паразит, привычка, от которой Дейв избавиться не смог, значит, я тоже не смогу бросить. По-моему, идеальный вариант, чтобы помнить всегда, не правда ли?Вторая вещь — Хайне. Один взгляд на него сразу отбивает всякое желание сойти с ума, один псих лучше, чем два, по крайней мере, хоть кто-то из нас будет в нормальном душевном состоянии. Ладно-ладно, в относительно нормальном душевном состоянии, но, по крайней мере, у меня не сносит крышу, как у Хайне, я так, от недостатка никотина в крови, как без воздуха. Мне это надо — чувствовать, как память витает по воздуху с запахом табака. Кстати, для заметки, что нужно Хайне для нормального существования, я так и не понял. Меня полностью устраивает моя жизнь, если не брать во внимание такие пункты как: регулярное нытье, жалобы на отсутствие денег, сетование на гребаную жизнь. Если это не учитывать, то мне нравится мой стиль жизни. Мне нравится этот гребаный паршивый город, где я влачу свое жалкое существование, мне нравится сборище здешних идиотов, на которых можно неплохо нажиться. Правда, мне бы еще немного везения, буквально чуть-чуть, и я мог бы не беспокоиться об аренде своей квартиры на следующий месяц.Наверное, единственное, кроме готовки, что у меня более-менее получается делать — снимки, именно этим я и зарабатываю – собираю компромат. Готовить мне пришлось научиться, чтобы тупо не сдохнуть от голода, потому что кормить меня было некому. Хотя, что я вру, фотографировать я тоже не умею, так и не научился за столько лет дружбы с этим неодушевленным, ненавистным мне агрегатом. Ненавижу фотографии. Но не могу бросить это занятие, даже не спрашивайте почему, просто не могу. Дейв – лишь часть причины, остальное я не хочу обсуждать. Да и к тому же, мне нравится адреналин, который я получаю. Как говорится, попробовав тебя хоть раз, эта зараза больше не отцепится.Я знаю о фотографиях столько, что хватит написать собственную диссертацию, я могу часами стоять за прилавком и выбирать фотоаппарат, подходящий под мои личные параметры. Я сам чиню поломки, потому что денег вечно нет, а зарабатывать чем-то надо. И я не люблю фотографироваться сам, так что фотографии с моим присутствием редко можно увидеть, я стараюсь пресекать попытки запечатлеть меня на снимок, а если кому-то все же удастся – найду и урою на месте, а снимок либо сожгу, либо заставлю сожрать. Я боюсь собственных портретов на бумаге, я боюсь смотреть на себя, неживого, с непонятным застывшим выражением лица. Как люди видят на этом клочке бумаги эмоции? Лично я, глядя на свое лицо на фотографии, видел только непробиваемую стену и великолепную фразу всех времен и народов: ?Иди на хуй?. Вот, что говорил мне чувак со снимка. Я не умею лгать, вот это неоспоримый факт, который знают все. Поэтому я либо молчу, либо меня напрямую спрашивают, и я правдиво отвечаю, мол, да, я лгу. А вы, хотите правды? Это не ко мне. И не смотря на это, я постоянно гоню чушь, утрирую, пафосничаю и прочее, я не могу молчать, это слишком тяжело для меня. Чтобы я и молчал? Да вы гоните! Мир рухнет на месте, если я буду молчать. Поверьте, мне всегда есть что сказать, просто не всегда я говорю это вслух. Я не молчу, я просто разговариваю в своей голове, да-да, вы не поверите, где-то там в моем сознании есть комнатка, где я могу спокойно поговорить сам с собой. Хм, кажется, это называется размышлением? Так что, я не молчу, никогда. Молчат только мертвецы или Хайне — этой заразе все нипочем, он бессмертен, его никакое молчание не убьет.Я не верю в Бога, я вообще не понимаю, как можно верить в подобное. Я знаю, что чудес не бывает, есть лишь случайности. Нет никаких телепатов, медиумов, экстрасенсов, есть лишь мошенники. Зарабатывающие на дураках. И не думайте, если я околачиваюсь в церкви у Падре, то во что-то такое верю. Я так, просто мимо прохожу, на чашку чая. Не верите? Ваше дело. Допустим, альбинос тоже не верит в Бога, но это не мешает ему точно так же околачиваться в церкви — он там хранит склад оружия, собака паршивая, и ведь не поделится. А еще не так давно в церкви, на радость слепому педофилу, появился ангелочек. Опять всецело заслуга белобрысого психа, теперь в обязанности Хайне входит еще и ежедневное (если это возможно) посещение церкви, дабы лицезреть созданье божье (слова Падре). Хотя насколько она ?божье? создание мы можем еще поспорить, но попробуйте переубедить слепого праведного лолитофана.Помню, был в шоке, когда увидел как Хайне держит за руку эту девочку. Падре потом за мной подметал окурки, но за это совесть меня не мучила. Я, конечно, понимаю что они почти родственники, одного поля ягоды, только разных лабораторий (как я считаю), но чтобы в личное пространство Рамштайнера — 23,623 дюймов радиус — вторглось существо женского пола и он сохранял спокойствие? Твою мать, где я что-то упустил? Перемотайте пленку обратно, я хочу это видеть. Как Нилл невинно так ворковала, постоянно что-то рисуя у него на ладони, а Хайне, гад такой, улыбался, словно его чем-то рассмешили? Я хотел демонстративно вогнаться в депрессию, что бы я ни говорил, Рамштайнер никогда не улыбался, а вот этой крылатой малышке это удавалось легко. А потом свыкся, даже изредка пускал сентиментальную слезу, глядя на этих двух жертв экспериментов, украдкой, конечно, чтобы Раммштайнер меня не убил ненароком, или последнего глаза не лишил. А потом еще и Наото появилась. Вот он нее Хайне шугался, как бешеный, лично для нее была установлена граница в 35,432 дюйма недосягаемости. Хайне обходил ее кругом, игнорировал. Не удивлюсь, если она еще и снилась ему в роли какого-нибудь кошмара. Все видели, как Наото нервировала его. Сама же девушка пофигистично относилась к его глюкам. Наото у нас была сама по себе, в основном она шарилась по городу, по своим делам, изредка помогала нам. Любила посидеть с Нилл, наверное, единственным разумным существом среди нас. Я не могу понять, почему я-то не испытываю к крылатой никакой привязи? Я один такой, да? Это ладно, но и к Наото адаптация Хайне прошла весьма успешно, расстояние сократилось до обычного, их разговоры можно было даже нормально слушать, иногда, когда настроение обоих зашкаливало отметки ?нормально, жить можно?. На нем сказались наши совместные редкие вылазки? Не понимаю.Помимо сигарет и ключей от квартиры я постоянно с собой таскаю фотоаппарат. Я заполняю повседневную жизнь ничего не выражающими снимками. На одном Нилл должна улыбаться, прыгая на лавочке, на другом — Наото якобы роется в своем потрепанном, видавшем годы рюкзаке, на третьем — Эрнест возводит руки к потолку, словно о чем-то просит Бога. О чем его просить, когда ваш, так называемый, Бог покинул этот загнивший мир? Потом, под ночь, проявляя фотографии в своей квартире, я долго рассматривал их. И, в конце концов, ничего не находил, бросал снимки на стол и валился спать. У меня собраны целые альбомы беспорядочно разложенных фотографий, никогда не знаешь, какая будет следующей. Можно долго разглядывать улыбающегося ребенка в кадре, а потом перелистнуть страницу и наткнуться на окровавленное, изуродованное каким-нибудь садистом тело. Для меня все фотографии были одинаковыми, цветные или черно-белые, и я не видел ни в одной из них никакого намека на какие-либо эмоции или чувства. Для меня снимок был черным, изрисованный кривыми белыми линиями.Но, фотографии ?по работе? никогда не смешивались с личными. Я никогда не вложу в альбом с компроматом фотографию к нему не относящуюся, максимум что могу, так это держать их в беспорядке. Допустим дело со Скотти, двадцатидевятилетним потрошителем животных, может находиться на одной странице с фотографией Элизабет, пропавшей во время похода в парк аттракционов с родителями, пятилетней девочкой. И ведь никто не подумает о том, что это совершенно разные личности, не имеющие друг к другу никакого отношения. Но обычно я прячу все ?не личные? альбомы, чтобы, как говорится, не палиться. Не смотря на свою ненависть к этому экстремальному хобби, я бережно отношусь к своему фотоаппарату. Для него у меня всегда стоит отдельная полка, чехлы, наборы зумов и прочие мелочи. Я постоянно осторожно протираю свою ценность, каждый день проверяю на целостность. Утро начинается для меня с осмотра моего агрегата. Только я продираю глаза, как уже несусь в другой конец комнаты к полке и проверяю каждую деталь, наличие пленки, и только когда удостоверюсь что с ним все в порядке, иду в ванную и принимаю утренний душ. Я живу такой жизнью, которой жил Дейв и нет причин ее менять, отговорки по типу: не цепляться за прошлое или же профессий много, только выбери — не покатят, придумайте что-нибудь более оригинальное, быть может, я даже попробую вас просто выслушать.Я немного расстраиваюсь, если какая-то фотография у меня не получается, я действительно испытываю от этого негативные чувства. Я могу разорвать все фотографии этой серии, я могу устроить вновь очередной ?фотосет?, пытаясь что-то доказать, и не кому-либо, а самому себе. Фотографии моими руками получаются в двух вариантах: первое – это отвратительно, второе – нормально. Нормально у меня выходит чаще, чем отвратительно. Но никогда я не мог бы сказать, что мои фотографии хорошие, что в них что-то есть, что они, словно живые. Я не брал во внимание чьи-то отзывы, я слушал только себя.И не смотря на все это – я ненавижу фотографии и все, что с ними связано. Я даже картины не люблю. Единственное, что хоть немного отличало мою квартиру от нежилой – так это кактус возле полки с фотоаппаратом. Кстати, этот кактус мне подарил Михай, от всего сердца. Но мне показалось, что это было скрытыми намеком на тему ?как ты меня достал, парень?, в смысле, заноза такая же, как и этот кактус, но что-то я не решаюсь спросить это вслух, так что, все еще гадаю, прав я или нет. Кактусу дали своеобразное, совершенно неассоциируемое имя – Псих, причем, меня не спрашивали. Между прочим, лично для вас, господа мои друзья, кактус не имеет такой возможности – прожить мою жизнь. И если вы думаете, что я буду ассоциировать себя с этим куском зелени, то ошибаетесь — оно зеленое. А я — рыжий. Ах да, кактус мне действительно нравится, так что, забочусь я о нем с удовольствием.