Часть 43 (1/1)

Даша, улыбнувшись напоследок, скрылась за поворотом. Слишком приторная, слишком сладкая, все слишком. Это так начинало раздражать, хотя я ине думал, что могу это чувствовать кней. У нас же любовь. Правда, мы и сами внее с трудом верим. Наши идеальные отношения идеальны только в обществе, а стоит нам остаться наедине все рушится. Ссоры и секс - единственное, что между нами происходит. Мы не понимаем друг друга, мы ненавидим друг друга, мы чужие друг другу. Мы не нужны друг другу.Почему мы все еще "вместе" никто не может понять. Это, наверное, правильно - хоть раз не поступить вопреки родителям, и исполнить их желание. Нас успели поженить еще лет в шесть, мы воспринимали все это в шутку, до недавнего времени. Глупый интерес, что мы перепутали с любовью, а нам никто не объяснил правды. А сейчас нельзя расстаться. Идеальные парочки не расстаются, идеальные парочки вместе всю жизнь. Это нас пугает.

Мы не пониманием друг друга. Мы нуждаемся впонимание, мы подыхаем без него, но не можем дать его. У нас нет общих тем для разговора. Ее интересуют ее наше будущее, а меня настоящее. Мое, не наше. Потому мы и ссоримся, но никогда на публике. Это наша тайна, это наша общая тайна, единственное, что у нас общее.

Мы чужие друг другу. Единственное приятное внаших отношениях это секс. Он всегда сопровождается исключительно громкими стонами икриками. Молчание не для нас, не сней. Она мне чужая, яне могу видеть ее, мне не интересно слушать ее, но она должна стать частью моей жизни. Мечта отца и ничего больше. Ему на мои желания всегда было похуй.Этим мы похожи.Я тоже давно наплевал на чужие мечты, моим любимым времяпровождением стало причинять боль людям. Ну, чтоб помучились, погнили, сгорели, закопались в себе, сдохли. Чтобы было больно. Это ведь не справедливо, что больно только мне. И да, язнаю, что мир вообще не справедлив.

Девушки. Они все предано заглядывают мне вглаза, ожидая пока я вытру о них ноги. Я даже этим брезгую. Глупые, падшие мазохистки, которые никогда не исполнят свои мечты о любящем муже(не справедливо, правда? Он их должен любить, а они только себя) и детях. Ненавижу таких. Они засели в своем абсурдном мирке иникогда не выбьются влюди. Отец говорит, что таких нужно истреблять. Сдохните все, наконец. Мир должен стать чище. Но от грязи не избавиться, правда?

- Помогите, пожалуйста! - я сразу узнал ее голос. Вика. Очередная моя девочка, вот только намного преданней других. И этим она меня раздражает. Она не надеется, она не ненавидит, она не чувствует. Вика не была жива. Я видел вней себя и поэтому ненавидел. Она привыкла тонуть вболе, она привыкла терпеть, она привыкла к равнодушию.-Заткнись, потаскуха! - я узнал иэтот голос. Тот дебил - качок из десятого, что помешан на малолетках. Все его девчонки редко достигали пятнадцать, прежде чем он трахал их. Обычно это все было добровольно, но, видимо, все пошло не по плану.

Я не собирался ей помогать, правда. Рано или поздно она все равно стала бы шалавой. Моей или общей, не важно.Но почему - то открыл эту гребанную дверь. Это потом убило полностью и меня, иее.Вика испуганно посмотрела на меня, все еще пытаясь вырвать руку, но ей и не думали это позволять. Кроме моего со - товарища, чье имя я так ине смог вспомнить, в комнате было еще двое парней, которых яи вовсе не знал. Ни один из них даже не посмотрел на меня, они все зачаровано наблюдали за заплаканной Викой.- Не мешаю? - В ее глазах явидел мольбу. Но ничего, когдая умолял, мне ведь никто не помог. Пускайи остальные терпят. Все вэтом мире заслужили боль.

Мой "друг" отреагировал первым. Он, наконец, перестал делать жалкие попытки сорвать с нее кофту, и чуть привстал, поворачиваясь ко мне иулыбаясь. Девчонки с ума сходили по его деньгам улыбке. Лживые, лицемерные суки. Они все созданы лишь для раздвигания ног, и ничего больше. Каждая из них будет гореть в аду, япостараюсь добиться этого. Я, наверное, тоже.- Эй, Максим, привет, не хочешь присоединиться? - Конечно, нет. Она итак готова броситься мне впостель, как только яее позову. Но пока я этого делать не буду, пускай помучается в своей ничтожности. Даша говорит, что якабель, который готов трахнуть всех баб, что мне совершенно неважно ничего больше, кроме наличия груди. Вика всегда неловко опускает глаза при этих словах. Пускай думает, что она настолько ничтожна, что иэтого не заслужила. Ничего, я потерплю, я сделаю это позже, когда она уже этого не захочет.Моим единственным желанием стало сломать ее. Я это сделал.- Пожалуйста, - она проскулила это, заслужив довольно сильный удар по щеке от одного из этих парней. Она не боялась меня, она стеснялась меня. Я знаю, что вее мечтах никогда не было потерять девственность на постели, усыпанной лепестками роз, но она хотела сделать это добровольно, со мной. Не так, на грязной школьной парте вокружение парней, которых не интересуют ее желания.- Конечно, хочу, - она заплакала. Это было ожидаемо, ее почти сломали. Пускай ломают дальше, по - настоящему сломать могу только я. - Но один, поэтому все дружно отъебитесь от нее.- Но..., - он не стал это договаривать, зная, что это бесполезно. В моей жизни все было бесполезно. Он быстро слез с нее, поманил друзей пальцами, и они все хмуро ушли. Их лишили подарка, но ничего. Сейчас подловят очередную дурочку, а ее уже никто не спасет. И пускай, мне они не интересны, мнеи Вика не интересна, но делать ей больно - одно удовольствие. Она моя личная игрушка, что - то вроде груши для ударов. Такие, как она, только этого и заслужили. Только ямогу делать ей больно, ведь она моя. При любых обстоятельствах.Я, уже не знаю вкакой раз, бросил взгляд на телефон. Почему она не отвечает на SMS-ку? Обычно не проходило и минуты. Вика никогда не игнорировала мои сообщения извонки, мне кажется, что телефон сней был все время. Она боялась пропустить звонок, думая, что ямогу обидеться. Глупая.Никто меня не любил, как Вика. Хотя нет, меня вообще никто не любил. Я всегда вэтом нуждался, явсегда завидовал детям, которых любят их родители, ивсегда удивлялся, как они могут позволять себе такое отношение кним, ведь они их любят. Никто не хотел меня любить. Я ведь черствый, самовлюбленный ублюдок, которого интересуют лишь собственные интересы. Как там говорила Даша? Кажется, что - то вроде "лишь деньги позволяют тебе увидеть в человеке человека". Они все обвиняли меня за это,иникто не хотел слушать. Кроме нее.В моей жизни не было никого, кто был бы мне нужен больше, чем Вика. И я любил её, по - своему. С болью, слабостью исумасшествием. Я позволял ей сходить сума по мне, но никогда не позволял этого себе. Она была рядом всегда, когда мне нужна была помощь. Ну, она мне нужна была все время, поэтому Вика была со мной всегда. Она смогла заменить мне мать, которой у меня никогда не было, она смогла заменить мне всех. И даже себя саму. Она знала обо мне все, что ялюблю ичто ненавижу, даже готовить научилась ради меня.Но что я знал о ней, кроме того что,что она мне нужна и что она должна любить меня и отдавать всю себя? Ничего.

Это, наверное, даже правильно, ведь все, кого ялюблю, неизменно погибают. Мне нельзя любить, мне можно лишь ненавидеть. Как мой отец, я не хочу превращаться внего, яне хочу быть чудовищем итварью, но кто меня будет спрашивать. Я давно уже, как свой отец. Как сказали бы поэты "Ты достойный сын своего отца". Он мной гордится, он знает, что я посмел избить ее, он знает, что я ненавижу себя, он знает, что яне умею любить.Умею, ксожалению. Только вот никто никогда не отвечал мне взаимностью, до этого. Отец, который ненавидел меня всей душой, мама, что считала салоны красоты важнее сына, дед, что никогда не считал меня за ребенка, авсегда лишь за будущего наследника, никто, кроме нее. Я не боялся признаваться ей влюбви, я был уверен, что она бросится ко мне на шею, а она просто не поверила. Мне никто не верит.Я почти плакал из - за этогов детстве, но не сейчас. Пропасть уже стала обычным делом, для каждого свой персональный ад. Для меня это ее поведение. Она настолько привыкла к тому, что якаждый день втаптывал ее вгрязь, никогда не считал за человека, а лишь за вещь, что не поверила. Она решила, что янад ней насмехаюсь, но это ведь не так.

В комнате девочек было пусто. Впервые за долгое время, обычно здесь вечно кто - нибудь ошивался. Их комната, наверное, была самым популярным местомв школе. Я механически сунул руку в карман, вытаскивая уже триста раз смятуюи разглаженную бумажку.- Ты ведь не хочешь, чтобы мы сделали больно твоей обожаемой Вики? Тогда сделай больно ей ты. У тебя это получится лучше.Я не понимал, зачем им это нужно, она ведь итак уже настрадалась, неужели ей нельзя стать счастливой? Конечно, нет.Оглядев комнату в последний раз, я уже собрался выходить, но заметил блокнот под Викиной подушкой. Это был ее дневник, до которого она, наверняка, уже давно не дотрагивалась. Ей просто не оставалось времени, она слишком уставала с этими бесконечными расследованиями и учебой, но всегда находила время для меня. Уставшая, изможденная, но всегда приходила к назначенному сроку. Ее не интересовала собственная боль, а я хотел продолжать причинять ей боль, поэтому нам было по - барабану на нее.

Нам, мы. Это уже вошло в привычку, мы были, как те мамаши с их детьми, что всегда говорят "мы". Или как молодожены. Не было никогда "я", и это было так абсурдно до безобразия. Но это нормально, все внашей жизни было полнейшим абсурдом.Ее дневник раскрылся где - то вконце. Там страницы были потрепанными, аручка размылась отводы. Я не хочу думать, что это слезы, она ведь сильная.-Сегодня Максим ударил меня. Сейчас болит все тело, а мне ужасно страшно. Я боюсь, что все заметят синяки, ведь тогда ему сделают больно, ведь тогда он меня не простит, а ведь яне смогу без него. Рассуждаю, как эгоистка. Он никогда не был со мной, он никогда не будет со мной. Скорее предпочтет ту шалаву из параллели, чем меня. Ведь все лучше меня. Господь так наказывает за мои грехи. У меня их было так много, но теперь пришла пора расплатиться. Главное не сойти с ума.Даша,кажется, не заметила. Но я всё же беспокоюсь. Она непременно расскажет моим родителем. Ей уже осточертела моя зависимость любовь к нему. Максим сказал, что это не любовь и не зависимость, аболезнь. Но разве любовь это не болезнь? Любовь это безумие, а безумие это болезнь. А мое безумие слишком глубоко во мне, оно полностью поглотило меня. Спаси меня, Господи.А мой Бог - Максим.Старкова чуть ли не праздник устроила, когда узнала, что всё закончено. Ничего не закончено, нельзя закончить то, что не начиналось. Ничего не имеет начало в моей жизни, оно все появилось не предупреждая, как гром среди ясного небо. Мое небо никогда не было ясным. Все то, что убивает меня, стало моим громом, от этого никогда не избавится. А хочу ли я? Конечно, нет, конечно, да. Я должна, ведь это не правильно, ведь это не идеально, ведь это так не подстраивается под мечты родителей о идеальной дочери.Мамина радость. В моем недо - детстве не было никаких проблем, забот и этой гребанной любви, которая уже давно закопала меня. Заживо. Я поклялась маме, что все ей буду рассказывать. Но ведь никто не выполняет своих клятв и обещаний, ведь так? А выделяться нельзя. И это просто невозможно, сказать, что ты мертва в идеального мальчика, который сделал тебя шлюхой, своей собственной шлюхой и собакой, что готова прибежать при любой его просьбе, что готова простить ему все, даже унижение.Мама говорила, что моя гордость меня погубит. Ты была не права, мамочка. Ты никогда не была права достаточно, ты никогда меня не знала. Меня губит не гордость, а ее отсутствие. Верни мне ее, мамочка. Я пыталась ее вернуть сама, но Максим не захотел ее отдавать, каки мое сердце. Я ине хочу забирать.

Ты знаешь, мама, я уже начала писать предсмертную записку ипридумывать себе смерть. Мне ведь остался ровно год. Год до окончания школы и момента, когда Максим начнет лицемерить. Он скажет мне какую - нибудь чушь про то, что я должна забыть его и что я буду счастлива с другим мужчиной. Но разве можно его забыть, но разве можно быть счастливой без него? Все дружно ломают головы над смыслом жизни, но ведь он для каждого свой. Для меня это Максим. Разве можно жить без смысла? В своей предсмертной записке я уделю тебе абзац, мама.

На Максима я не злюсь. Он не хотел. Он устал. И со мной только так и нужно обращаться. Я ведь никто. Никем не должна быть для Максима. Он король, он Бог, он все. Я никогда не думала, что смогу так любить. Я вообще не думала, что смогу любить. Ведь есть такие люди, которые лишь позволяют себя любить, но я не из них. Спасибо, Максим, что позволяешь это.Мой Максим. Только здесь ямогу себе это позволить. Только в этом дневнике я себе могу вообще что - то позволить, кроме как позволять вытирать о себе ноги. Это приятно только с Максимом.Меня тошнит от себя, мама. Я ненавижу среды, это отвратительный день недели. Я должна идти к Петрову и удовлетворять его. Я проститутка, мама? Скажи, что нет, пожалуйста. Меня тошнит от себя. Он всегда такой жестокий, потому, что яне стараюсь, но я не хочу. Меня тошнит от себя. Каждый раз, когда Петров целует меня, я вспоминаю, что позже меня будет целовать Максим и что он даже и не знает после кого. Он возненавидит меня, мама.

Я мечтала принадлежать только Максиму, хотела, чтобы он был уменя первым и единственным, но все разрушено. Все в моей жизни рушится, у меня дико болит голова, я чувствую дикую боль во всех частях своего тела, я слышу, что девочки разговаривают, но не могу понять очем. Мне страшно, мама.Прости за слабость, Максим. Я больше не буду плакать, только не покидай меня.Я чувствовал, что разваливаюсь на части.Я чувствовал, что весь дрожу, а потомзаплакал. Нет, нет, мне нельзя плакать, только не сейчас. Я держался все свои семнадцать лет, но почему сейчас. Я не хотел, не хотел, но справиться с собой не мог. Я плакал, как ребенок, как человек, закопавший единственное существо, которое любило меня. Я плакал и ненавидел себя.Они все влетели в комнату слишком быстро, чтобы я мог успокоиться. Здесь были все, кого ясейчас не хотел видеть, но ее не было. Я нуждался в ней, я хотел обнять ее и, наконец, позволить себе такую роскошь, как плакать вместе. Я нуждался вней, но ее не было. Впервые.- Это ты виноват, это ты виноват! - Даша налетела на меня сударами, которые не причиняли боли. Слишком слабая, она всегда была слабой, как внутри, так и физически. Я ненавидел слабых, но сейчася сам был слаб. - Это ты виноват, что она исчезла! Это ты виноват, что она сейчас подыхает где - то внизу! - Никто не пытался оттащить ее от меня, все выглядели подавленными, все почти плакали. Что, черт побери, здесь произошло? Я хотел спросить, но не мог. Я боялся, что опять заплачу, что все увидят мои слабости, что все меня возненавидят, как ненавидел я их. Только яимею право ненавидеть, остальные должны лишь любить, смешно, да?

Старкова, наконец, отстранилась от меня. В ее глазах была лишь ненависть и ничего больше. В моих тоже.- Это ты виноват, что они забрали Вику. Ты и твой гребанный отец. Вы изверги, вы ублюдки, он должен тобой гордиться, ведь ты так похож на него.***- Где Вика? - Уваров и отец одновременно посмотрели на меня,амне захотелось вырвать их глаза. Я любил своего отца всю жизнь, ямечтал, чтобыи он полюбил бы меня когда - то, но это все осталось на страницах писем Деду Морозу, но не сейчас. Он как будто снял все те маски, которыми я его награждал и все мои воспоминания, что я так долго пытался забыть, разом промелькнули передо мной. До боли, до страха, до ненависти. Мой отец был извергом, а я был лишь очередным глупцом, который всегда ищет оправдания для любимых. - Где Вика?!-Сынок, - отец негодующе покачал головой, присаживаясь на стул и доставая сигареты. Мне было противно смотреть на него, мне было противно наблюдать за его движениями, которые всегда были одинаковымии никогда не менялись. Он всегда усаживался на стул, доставал свои сигареты и начинал читать мне очередную проповедь. Я клялся, что все понял иникогда этого не повторю, он кивал головой и говорил, что верит мне, но материал нужно закрепить. Мой отец был чудовищем, а я ведь так похож на него. - Неужели ты забыл хорошие манеры? Это некультурно так врываться и не извиняться за это.- Где моя Вика? - мне хотелось орать и крушить, я был запуган и сломлен. Кажется, впервые. Я потерял единственного человека, который любил меня. У нас сней одинаковое количество грехов. Но неужели мы совершили их больше, чем мой отец? Ах да, королям ведь все прощается.

-Ах, сынок, теперь понятно от кого твоя обожаемая Вика нахваталась такого. Ну, ничего, я отправил ее на перевоспитание. Но ты не переживай, - отец усмехнулся, - ей будет очень больно.- Ну, - Уваров пожал плечами, присаживаясь на диван и открывая журнал, - если мальчики с ней уже закончили, то сейчас она в подвале.

Без интереса, без чувств и без эмоций. Они были, как камни, их не интересовали чужие проблемы и страдания, но они ведь сами были их художниками. Холодные люди, я их ненавидел. Самое страшное, что вних я сейчас видел себя.- Это он так шутит. Все в порядке с твоей Викой, но это пока, - он встал со стула и швырнул не затушенную сигарету в мусорное ведро. Папа да какой к черту папа! Он мне не отец, он никто, он все. - Ты принесешь нам ту маленькую папочку, а мы отдадим тебе Вику. Все честно.Нельзя. Я знал, что если отдам ее, то все закончится. Наши жизни будут в их руках, жизни всех будут в их руках. Уже ничего не будет, мечта об их наказание войдет всписок несбывшихся мечт. Мы сВикой как - то соревнование устроили. Ничья.

- Хорошо, япринесу ее.