Как звучишь ты (1/1)

Лавка больше напоминала полку – жесткая и узкая, сидеть на ней третий час подряд было уже больно, и в принципе можно было бы встать, пройтись по крошечной камере, размяться. Это не запрещалось. Но Атсуши продолжал сидеть, глядя в пол, сосредоточившись на глухом дискомфорте в задеревеневших от неподвижности мышцах.Он облажался. Опять. И в этот раз так сильно, что выйти сухим из воды уже не получится. И это значит, что мама опять будет плакать, а отец сначала будет орать, а потом снова сорвет на ней злость. Лучше бы на самом Атсуши, но, если все так, как сказал ему начальник участка… в этот раз он может не вернуться домой.Три часа назад эта мысль вызвала в душе мгновенный и очень острый протест. Хотелось кричать и пытаться что-то сделать… может быть, сбежать. Или хотя бы ударить кого-то. И почти в ту же минуту Атсуши стало так мерзко из-за этого приступа животной ярости, что он просто сел на лавку и попытался взять себя в руки. Довольно скоро нервное возбуждение ушло, остались только тоска и жалость к себе, жалость к маме, и вместе с этим болезненное, но такое сладостное понимание: так будет лучше. Без него всем будет лучше.На исходе третьего часа, когда он уже совсем затих внутри и только зачем-то считал свои вдохи и выдохи, будто бы собирался закончить все прямо сейчас, дверь в камеру отворилась, и на пороге возник Хироши. Лицо у него было белое от гнева, и Атсуши буквально в одну секунду вынырнул из своего предсмертного успокоения – надежда выстрелила прямо в сердце. Он даже приподнялся навстречу брату, но тот хлесткой пощечиной оборвал его движение, заставив плюхнуться обратно на лавку.– Сволочь, – процедил он сквозь зубы. – Какая же ты дрянь.В душе опять взвился протест и ответный гнев, но Атсуши привычно задавил его, прикусив закровившую от удара губу. Хироши был прав. Он всегда, черт возьми, был прав.Брат схватил его за шиворот и поволок за собой, как нагадившего котенка. Он вывел его из камеры, проволок по участку под сочувственными взглядами полицейских и вытолкнул на улицу. Атсуши замер, заторможено оглядываясь по сторонам. Уже начинало темнеть, оглушающе стрекотали цикады, и напоенный влагой и запахами густой зелени воздух обжигал ноздри. За три часа он успел смириться с тем, что больше никогда не выйдет под открытое небо. А теперь неожиданное спасение приносило не столько облегчение, сколько страх и еще большее чувство вины.– Что застыл? – рявкнул Хироши и толкнул его в спину. – Иди давай.И он пошел. По главной дороге городка – от полицейского участка до поворота к их дому – было около километра, и Атсуши чувствовал на себе взгляды: старичков, сидящих в парикмахерской. Женщин у лавки сладостей. Молодых мужчин, толпящихся у сакэварни. Все они смотрели вскользь, быстро отводя глаза, но Атсуши знал, что его узнавали. Что понимали: этот парень опять что-то натворил. Весь в отца. Никакой помощи семье, одни проблемы. Бедная мать убивается целыми днями, старший брат работает изо всех сил, чтобы их прокормить, а младший…Он опустил голову, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Желтая пыль летела из-под кроссовок при каждом шаге – значит, опять была буря. Он все пропустил…– Слышал, что случилось с твоими дружками? – спросил брат, когда они свернули на тихую улицу. Под ногами уже не было асфальта, здесь желтая пыль была убита до каменного состояния, а глухие стены обшарпанных халуп тянулись вдоль аллеи из чахлых лип. – За Мори его семья отдала все, что у них было. А Мацуда и Янаги попали в разборку.Атсуши споткнулся на ровном месте, едва не свалившись.– На их месте мог бы быть и ты, придурок, – голос брата звучал уже не зло, просто устало. – Твое счастье, что ты не пошел с ними в этот раз.– Потому что струсил, – едва слышно пробормотал Атсуши, но Хироши услышал.– Твое счастье, – повторил он. – Я просил тебя, я уговаривал тебя не водиться с этими... На ваши шалости с воровством из кибер-киосков и гонки на пустыре всем плевать. Чем больше вас переломается или свихнется под наркотой, тем городу легче. Но нападения на уважаемого гражданина с высоким SKS никому не простят. Ты понимаешь? Они почти убили человека!– Я не думал, что до этого дойдет…– А ты никогда не думаешь. Тебе плевать на все и на всех – и на меня, и на маму. Ты неисправимый. Знаешь… Я уже отчаялся.– Так оставил бы меня там, – буркнул Атсуши. Злиться и обижаться было гораздо проще, чем испытывать это оглушающее чувство вины. – Мы – не семья Мори, у нас ничего нет. Что ты им дал, чтобы меня вытащить?Хироши только отвесил ему подзатыльник, несильный, всего лишь досадливый – он уже почти перестал злиться. Они все были такие – вспыльчивые, но отходчивые, мягкие. Даже сентиментальные. Все – отец тоже, хотя чем дальше, тем меньше он походил на человека вообще. Будто какой-то демон в него вселялся… Иногда, когда отец валялся в пьяной отключке, Атсуши охватывало страшное ощущение, что заскучавший демон выглядывает из тела отца. Поводит длинным острым жалом, осматриваясь по сторонам. В такие моменты очень хотелось спрятаться, чтобы демон не заметил его. Не выбрал в качестве следующей жертвы…Мама стояла на пороге – маленькая, очень худая, в своем вечном застиранном синем платье, с бессильно опущенными руками. И когда они подошли к дому, вышла и порывисто притянула Атсуши к себе, обнимая.– Живой, – сказала она тихо, стискивая его изо всех сил. – Живой, мой хороший.Это было стыдно и при этом так щемящее приятно, что он не удержался и наклонился, ткнулся носом ей в щеку.– Нормально все, – пробормотал он неловко.– Ничего не нормально, – сказал Хироши у него за спиной. – Мама из-за тебя потеряла половину своего SKS, дебил.Атсуши отпрянул, неверяще заглянул в ее спокойное, очень усталое лицо. Перехватил правую руку, повернул к себе, чтобы взглянуть на тонкое запястье – она не сопротивлялась. Датчик модуля мерцал оранжевым. Тридцать четыре пункта. Всего тридцать четыре… еще утром он был зеленым. А теперь…– Это же… – пробормотал Атсуши, не в силах осознать.– Это значит, что операции в следующем месяце не будет, – сказал Хироши и еще раз стукнул его по затылку. – Из-за тебя. Бестолочь.Атсуши отступил на шаг, выпуская руку мамы из пальцев.– Не надо было, – сказал он маме. – Я этого не стою.– Аччан, – вздохнула она. – Ну что ты говоришь. Конечно же, ты стоишь.– Твоей жизни? Лучше бы меня пустили на разборку.Хироши крякнул.– Лучше бы ты помнил об этом в следующий раз и больше не нарывался.– Ничего со мной не случится, – мама махнула рукой, отворачиваясь. – И вообще, идите в дом, хватит соседей развлекать.Оглушенный, Атсуши вошел в полутемный, пахнущий вечной плесенью и затхлостью дом. Он ненавидел его. Ненавидел здесь находиться. Но когда тебе семнадцать, особого выбора нет. Хорошо брату – ему удалось получить работу и съехать. Атсуши подозревал, что даже когда он окончит школу, никуда уехать просто не сможет – не сможет оставить маму наедине с демоном. Он обречен прожить в этом доме всю свою жизнь: в темноте, в духоте. В страхе. Его отчаянные попытки вырваться приводят только к новым проблемам: единственные друзья, которых он оказался способен завести, закончили поражением в правах и разборкой. Это ясно показывало, какой финал ждет и его. Атсуши дойдет до этого, рано или поздно. Хорошо бы раньше, чтобы маме больше не пришлось за него расплачиваться. Чтобы жалящие глаза демона не остановились на нем однажды. Чтобы не стало еще хуже, потому что хорошего ждать бесполезно, а хуже всегда может быть – это-то он знает на своем невеликом опыте…Отец, слава богу, был уже в невменяемом состоянии, так что получилось поужинать втроем. Они сидели за столом тихо, стараясь лишний раз не стукнуть миской, не звякнуть стаканом. Атсуши с трудом запихивал в себя ставший безвкусным рис, стараясь глядеть только в стол, но глаза сами следили за руками матери, и каждый раз оранжевый отблеск на ее запястье резал сердце будто ножом.Она не должна была его вытаскивать. Сейчас, постфактум, он уже понимал, что никакая разборка на самом деле ему не грозила. Он никогда не попадался на чем-то серьезном, как Мацуда или Янаги, он не участвовал в роковом нападении. Он просто был в той же компании, под подозрением – но не обвиняемым. Штраф в тридцать пунктов означал, что максимум, который ему грозил, это пара лет принудительного труда на фабрике. Да, не факт, что он вернулся бы оттуда достаточно здоровым, чтобы выжить потом с нулевым SKS. Да, у него бы не было никаких перспектив, кроме как пойти работать на ту же фабрику уже добровольно. Но, можно подумать, у него сейчас есть хоть какие-то перспективы. Зато мама была бы здорова. Мама…Проблемы с сердцем начались, еще когда Атсуши был совсем маленьким. У нее всегда был хороший SKS: ее все любили – соседи, продавцы в лавках, члены тех семей, куда она приходила помогать по хозяйству. Иногда ее датчик звякал чуть ли не каждую неделю: ?Ий нэ!? – бодрым голосом сообщала служба учета, и число на экране датчика увеличивалось на один пункт. Атсуши был уверен, что однажды индекс дойдет до невероятных ста пунктов, и они получат специальный приз от управления Фудзиоки. Не то чтобы ему хотелось чего-то, но он считал, что мама этого заслуживает. Однако ее рейтинг никогда не поднимался выше семидесяти. Из-за отца. Тот регулярно попадал в больницу, а так как свой собственный SKS болтался у него недалеко от нуля, расплачивалась за все мама.Атсуши не знал, что и когда случилось с отцом. Наверное, он был нормальным человеком, даже уважаемым, с хорошим рейтингом, раз они с мамой смогли позволить себе второго ребенка. Наверное, когда Атсуши родился, что-то случилось, что сломало его, превратило в опасное животное, нападающее на собственную семью. Может быть, дело было в самом Атсуши? Может быть, именно он – причина такой метаморфозы? На его памяти отец всегда был таким: пьяным, пугающим, грубым и агрессивным. Совершенно непредсказуемым. Если попасться ему на глаза в плохой час… От него можно было только бежать и прятаться, но и это не всегда помогало. Поэтому, когда Атсуши был маленьким, он просто старался сделать вид, что не существует. Что его здесь нет. Нет ни этой крошечной комнаты с задвинутыми окнами, с медленно гниющими татами. Ни всего этого дома с темными коридорами и замызганной бумагой на дверях – он старался не всматриваться в эти бурые затертые брызги. Ничего нет. И его самого нет тоже.Правда, когда он подрос, это уже не срабатывало. Отец начал его замечать. Слишком шумно ходишь. Слишком громко говоришь. Слишком много ешь. Слишком плохо учишься.Было страшно – постоянно. А еще страшней от того, что теперь он был достаточно взрослым, чтобы понимать: если раньше маме доставалось за себя и за брата, то теперь ей достается еще и за самого Атсуши. И чем сильней он прячется, чем дальше убегает, тем сильней достается – ей, маленькой, отчаянно-смелой, никогда не сдающейся. Мамочке.Несколько раз Атсуши собирал все свою невеликую смелость в кулак и принимал то, что ему причитается. После одного из таких раз маму увезли в больницу с сердечным приступом. Ей всегда было проще перетерпеть самой, чем видеть, как он бьет ее детей…В тот раз ее довольно быстро поставили на ноги, и испугавшийся отец на какое-то время немного присмирел. Он, в сущности, не был злым. Наверное, он даже любил их всех – по-своему. Но демон не дремал, и надолго его не хватило – пара месяцев затишья обернулась еще более яростной бурей.После этого мама попадала в больницу еще два раза. И каждый раз ей говорили: нужна операция. Не затягивайте. У вас же достаточно пунктов рейтинга. Используйте их, наконец, для себя. Но она каждый раз откладывала, каждый раз опасалась: а вдруг отцу снова станет плохо и будет некому ему помочь? Атсуши про себя думал: вот бы так и случилось! И тут же стыдил себя за такие мысли. Каким бы он ни был, он оставался его отцом. Атсуши полагалось его любить. Может быть, эта любовь еще где-то в нем и оставалась – под толстым слоем страха и отвращения. Но как он ни старался, он не мог ее в себе найти.Операцию все-таки назначили два месяца назад. Мама должна была поехать в столицу префектуры, Такасаки, там бы ее оперировал опытный врач. Она бы наконец полностью поправилась… Но теперь Атсуши принял эстафету от отца. Забрал у мамы шанс на выздоровление… Сколько еще потребуется времени, чтобы восстановить потерянные тридцать пунктов? Черт, да он бы добровольно согласился на разборку, если бы это позволило вернуть хоть часть потраченного!После ужина Хироши поманил его пальцем на улицу. Атсуши неохотно вышел за ним следом – брат по примеру отца пытался воспитывать его кулаками, но он всегда бил за дело, и от этого было еще тошней. Как будто Атсуши сам не понимал, насколько облажался…– Хватит дуться, – сказал Хироши, сунув ладони за пояс джинсов.– Я не дуюсь, – буркнул Атсуши, глядя в землю.– Дуешься. Самый несчастный тут нашелся. Бросьте меня умирать.– Да пошел ты…Атсуши попытался развернуться, но Хироши пихнул его в плечо, вынуждая оставаться на месте.– Слушай меня. Ты сам видишь, к чему приводят твои выкрутасы. Ты можешь хоть ненадолго взять себя в руки начать думать не только о себе?Атсуши отвел взгляд с недовольным видом. Как же его бесил этот тон! Как будто… как будто брат был прав. Как будто они все были правы. И ему нужно просто ?взять себя в руки?. Так просто!..– Чего ты хочешь? – спросил он через силу.– Чтобы ты перестал доводить мать. У нее больное сердце и отец. И ты еще.– Зато ты – весь прекрасный и непогрешимый, чего тогда сам-то сбежал подальше…– Рот закрой и слушай. Я хочу, чтобы ты нашел себе нормальную компанию. Не очередных малолетних уголовников, а нормальных ребят. Раз уж ты не можешь без того, чтобы быть в стаде. Найди себе приличное стадо, Аччан. Закончи школу. Не вляпывайся. Ты способен просто не вляпываться? Чтобы ей не приходилось тратить свои шансы еще и на тебя? Отца хватает за глаза!Атсуши молчал, глядя в сторону.– Вот, – Хироши поднял руку, показывая ему запястье, на котором тускло поблескивал новый модуль с еще неактивным датчиком SKS. – Через неделю мне исполнится двадцать пять. У меня будет пятнадцать стартовых пунктов. Думаю, через год я доберу до тридцати, чтобы сделать трансфер. Твоя задача – продержаться хотя бы этот год, Аччан. Ты должен маме год нормальной спокойной жизни. Ты понял меня?– Понял, – буркнул Атсуши. Брат отступил на шаг, позволяя ему отвернуться и уйти обратно в дом. Не то чтобы он сильно хотел возвращаться.Мама сидела на полу за столом, свет не горел. Ее голова была устало опущена, она смотрела на свои вытянутые руки. От шороха двери она испуганно вздрогнула и прикрыла запястье рукой, но Атсуши успел заметить оранжевый, стыдный отблеск. Лучше всего было бы сейчас просто подняться к себе в комнату, но он не мог. Его буквально выворачивало наизнанку от горького чувства вины. Он нерешительно подошел к матери, постоял, а потом сел рядом, прижимаясь виском к ее плечу.– Прости меня пожалуйста, – сказал он шепотом. – Я не… не думал, что так получится.Мама обняла, потрепала по волосам.– Ничего, – сказала она со вздохом. – Главное, что ты цел.Атсуши зажмурился, чувствуя, как предательские слезы подкатывают к глазам. Ужасно было жалко – себя, маму, даже Хироши. Зачем он вообще родился? Без него ведь было все хорошо. Отец почти не пил. Почти не бил маму. У него была работа. У них была нормальная семья. Почему с рождением Атсуши все так изменилось? Наверное, дело и правда было именно в нем. И Атсуши – тот самый страшный демон, который пришел в их жизнь и все испортил.От этой мысли было так жутко, что холодели руки. И он плакал в мамино плечо, а она обнимала, защищая его от него самого. Только она могла так. Только у нее было достаточно сил.Самое неприятное заключалось в том, что Хироши был прав: ему нужна была компания. При том, что большую часть времени Атсуши предпочитал проводить в одиночестве, ему нужен был кто-то, на кого бы он смог ориентироваться. От кого бы он мог получить одобрение. Брат на эту роль точно не подходил – он слишком давно привык относиться к Атсуши с презрением и усталым раздражением. Мацуда мог посмеиваться над ним, а Мори – давать двусмысленные прозвища, но эти сэмпаи принимали его в свою компанию, давали ему место – не слишком-то завидное, зато свое собственное. Рядом с братом места не было. И Атсуши был не уверен, что ему вообще найдется место где-то еще. Он был на плохом счету. Кто захочет принять в компанию хулигана, чьи приятели только что отправились в разборку?В школе, конечно же, обо всем уже знали. Ребята из младших классов его опасливо сторонились, провожая настороженными взглядами. Одноклассники… Как всегда, делали вид, что Атсуши не существует. В общем-то, это игнорирование было взаимным – ему тоже не особо хотелось, да и не о чем было с ними общаться. Так что он привычно занял свое место за самой дальней партой, лег щекой на руки и смотрел в окно, стараясь не вслушиваться в то, что талдычит обучающая программа с бликующего старого экрана. История Старой Японии, история Новой Японии, алчные внешние, изменники сепаратисты, вся эта пропагандистская чушь, как будто Япония сама не торгует с внешними, как будто хотя бы их школьные пады производились здесь, как будто за столетия изоляции они сумели избавиться от статуса сельскохозяйственного придатка внешних... Все это было так бессмысленно. Даже если он постарается и будет ?хорошим? весь этот год до выпуска, то… то что? Дальше-то что? Ничего ведь никогда не изменится. Хироши еще на что-то надеется, думает, что, если он вырвался из ада, ад за ним не придет. Думает, что у него будет нормальная жизнь, нормальная семья. Что он – не меченый демоном. Впрочем… может, ему и повезет. Если честно, Атсуши было все равно. Не было ему никакого дела ни до медленно доводящего себя до могилы отца, ни до слишком самоуверенного старшего брата. Они никак не влияли на то, что на самом деле происходило в жизни Атсуши. Потому что в ней не происходило ровным счетом ничего, и даже жуткая вчерашняя история никак это не изменила. Он просто лишился компании, в которой убивал время, в которой убивал, по большому счету, себя. Всем было понятно, что рано или поздно Мацуда и его дружки этим закончат. Ну, и на свой счет Атсуши особо иллюзий не питал. Если бы он не струсил и пошел в тот вечер со всеми вместе, никаких вопросов сегодня бы уже не стояло. Но животное чувство самосохранения взяло верх, и теперь он остался один – без стаи, без цели, без каких-либо планов. И что делать со своей жизнью дальше, он понятия не имел.Отоспавшись на первом уроке, во время перемены он обычно запихивал пад в карман и сваливал из школы – больше делать тут все равно было нечего. Но в этот раз идти ему было некуда, да и… он обещал. Чувство вины за вчерашнее было еще слишком велико, чтобы нарушить обещание – не Хироши. Маме. Поэтому, чувствуя растерянность и неловкость, Атсуши вышел в школьный двор. Все кучковались группками по три-пять человек, младшие с младшими, старшие со старшими. Пара одиночек на этом фоне выглядели уныло и максимально жалко. Меньше всего Атсуши хотел выглядеть жалким, так что он направился к небольшому закутку за хозяйственной пристройкой – там он пару раз отсиживался во время уроков, когда деваться было совсем некуда, а в класс идти не хотелось. Там можно было поваляться в тени на траве, перекусить собранным мамой обедом, а еще выкурить пару сигарет…Правда, оказалось, что не он один предпочитает проводить время в этом удобном местечке: за пристройкой стояли и тянули сигареты четверо: двое из его класса, и двое на год младше.– О, Аччан, привет! – с пугающей жизнерадостностью сказал один из младших – Атсуши не помнил его имени, знал только, что тот постоянно ошивается поблизости с сэмпаями и пытается подружиться со всеми подряд. Он сдержанно кивнул младшему, не зная, что теперь делать. Уйти? Это будет выглядеть так, будто он испугался находиться с ними в одном месте. Остаться? И… что? Стоять тут как дурак, вызывая обоюдную неловкость? Одноклассники смотрели на него со странным выражением лиц, и Атсуши хотел уже было развернуться и уйти с самым независимым видом, на который был способен, но тут один из них – с крашеными в каштановый цвет волосами и немного сонным лицом – молча протянул ему пачку. Угощая. Приглашая присоединиться. Приглашая… остаться.– Спасибо, – буркнул Атсуши под нос, вытягивая сигарету. Он не хотел выглядеть так, будто бы сильно обрадовался такому повороту событий. В конце концов, это он тут – крутой. Он тут – практически из банды, хоть и уже несуществующей. Может быть, эти ребята просто боятся его и пытаются подлизаться. Почему бы и нет. Главное, вести себя как ни в чем не бывало.– Вот это крутой табачок! – сказал младший, с удовольствием затягиваясь сигаретой явно из той же пачки. – Аччан, ты знал, что у Имаи-куна кибер-киоск дома? Так круто. Можно таскать сигареты, когда захочется!– Вообще-то, они не бесплатные, – сказал второй одноклассник, но сам Имаи-кун только хмыкнул и промолчал. И Атсуши тоже промолчал, обойдясь кивком. Табак и правда был крепкий, но довольно качественный, приятный на вкус, получше того барахла, что Мацуда с товарищами выносил из кибер-киосков на шоссе.– Аччан, – опять встрял неугомонный младший, Атсуши даже вспомнил его фамилию: Хигучи. Как-то раз полгода назад этот настырный тип поздоровался с ним в коридоре, и Атсуши ответил от неожиданности. Оказалось, что тот дружит с кем-то, что дружит с кем-то, кто дружит с Мори, а правда, что Мори из такой богатой семьи, что у них особняк с садом? А ты видел этот особняк? А в саду был? А правда, что там живет павлин? Атсуши едва от него отбился в тот раз.– Аччан, – Хигучи был на своей волне, – а правда, что Мацуду отправили на разборку?– Правда, – ответил Атсуши, решив, что в этой ситуации немногословность будет лучшим выбором. Но не удержался и добавил: – И Янаги тоже.Хигучи ахнул, обводя присутствующих потрясенным взглядом.– Ничего себе… Кто бы мог подумать, да?И тут Атсуши не выдержал.– Да все прекрасно знали, чем это закончится. Они же совсем без мозгов были, придурки. Не в этот раз, так в следующий бы…Он осекся, уже жалея, что наговорил лишнего.– Так чего же ты с ними тусил, раз они такие придурки? – неожиданно спросил Имаи. Его сонные глаза внезапно прояснились и теперь смотрели внимательно, с любопытством и безо всякого осуждения.– А у меня много вариантов было? – не ожидая от себя такой откровенности, ответил Атсуши, глядя на него в упор. – Ты меня в свою компанию позовешь, что ли?– Ну, хотя бы и я, – спокойно сказал Имаи. Его дружок усмехнулся, качая головой. Хигучи весело присвистнул. Второй младший смотрел на Атсуши, сдержанно улыбаясь.И Атсуши затянулся, окидывая их всех как можно более равнодушным оценивающим взглядом. Приподнял бровь и выпустил желтоватый дым в небо.– Ну, смотри не пожалей, – сказал он небрежно. На его счастье, звонок с перемены раздался именно в эту секунду.***Атсуши не мог сказать, что воспринял тот разговор за школьной подсобкой всерьез – он слишком привык не доверять никому, особенно тем, кто ничего ему не должен. Но вездесущий Юта Хигучи выскочил перед ним в школьном коридоре на следующий день и поинтересовался, идет ли он после школы к Имаи? Атсусши не имел ничего против этой идеи и сдался на милость чересчур энергичного кохая. Первый раз дорога от школы до дома Имаи показалась ему невероятно дискомфортной вечностью: Хигучи постоянно вертелся и болтал, пытаясь его разговорить, солнце палило нещадно, а сам он мог думать только о том, что во всем этом наверняка есть какой-то подвох. Они два года учились в одном классе и даже парой слов за это время не обменялись, а теперь, после того, что должно было окончательно сделать Атсуши парией в школе, Имаи пригласил его к себе домой. Что-то в этом точно было не так, но он не смог найти убедительного предлога не идти, поэтому всю дорогу туда и все время там, в компании полузнакомых людей, он только хмурился, кивал и помалкивал, чтобы ненароком не встрять.Вопреки опасениям вечер прошел без инцидентов – они просто пили газировку, слушали музыку и разглядывали журналы. Разговоры если и велись, то о музыке и новых фильмах, которые можно было поймать по сети. Следующий вечер у Имаи дома – через несколько дней – прошел примерно так же. Как и вечер за ним.Постепенно Атсуши перестал напрягаться. Над ним никто не собирался смеяться, его никто не пытался активно втянуть в обсуждение того, о чем он понятия не имел. Его никто не трогал, но если ему было что сказать, его выслушивали и обычно соглашались – и разговор сам собой тек дальше. Собирающиеся тут ребята были какими-то… спокойными? Мирными. Они не пытались выяснять отношения, не выстраивали между собой какой-то дополнительной иерархии, и это было для Атсуши очень странно. Да, над младшими по привычке безобидно подшучивали, Юту и его тихого дружка гоняли вниз, в лавку, за газировкой, но им никто не давал дурацких прозвищ, их не заставляли делать всякие унизительные вещи. Их мнение точно так же выслушивали, как и мнение старших, и иногда они вели себя так, что Атсуши сам чувствовал внутри что-то мерзкое – желание взять за шкирку и ткнуть носом, приструнить. Практически в ту же секунду приходило осознание: это было скорее желанием отыграться. Выместить на том, кто слабее, все проглоченные обиды, все страхи, все моменты, когда сам был беспомощен и слаб. В компании Мацуды он бы даже задумываться не стал над своими порывами, как-то их анализировать. Там правила были просты: подчиняйся сильному, прогибай под себя слабого. Здесь… Здесь все было совсем иначе. И Атсуши по большей части молчал, наблюдая за остальными. Стараясь досконально уяснить для себя местные правила игры.Атсуши бы никогда не признался, но проводить время у Имаи дома – в крошечной комнатке странной конфигурации на втором этаже пристанционной лавки, куда набивалось до десяти человек за раз, – было интересно. Может, даже поинтересней драк с участниками других группировок и гонок на ховерах по территории заброшенной фабрики.У него быстро нашлось свое место – в самом узком углу под полкой с фигурками хайдоров*. Обычно Атсуши брал одного из них – котенка, или крошечного единорога, или лохматого щенка – на руки, и тот включался от прикосновений. Его можно было гладить, и он издавал тихие звуки, иногда поднимая свою чересчур блестящую мордочку к лицу Атсуши и тычась прохладным носом в губы. У него даже появился любимчик: светло-серый и кругломордый котенок с едва заметными полосками. Дело точно было в разгулявшемся от ощущения безопасности воображении, но Атсуши серьезно казалось, что именно котенок сильнее всего радуется его прикосновениям и громче всех мурчит у него на коленях. Каждый раз, когда нужно было уходить, он с сожалением ставил котенка обратно на полку, и тот из мягкого и уютного кусочка теплого меха снова превращался в бездвижную статуэтку.У Имаи вообще было много интересного. Начать с того, что в комнату к нему можно было попасть двумя способами: первый – через лавку на первом этаже и узкий коридор, ведущий в жилые помещения. А второй – которым предпочитали пользоваться они все – по наружной лестнице и через окно. И за серыми деревянными ставнями открывался мир, который Атсуши не то что был непривычен, он о нем и понятия не имел: звучащие постеры, башни из кубиков самой разной манги, видеостена, но не такая, как в школе, а черная, блестящая, вогнутая так, что если сесть в середине комнаты и включить фильм, окажешься будто внутри него. И хайдоры. Раньше он о них только слышал: их даже не рекламировали в передачах, предназначенных для деревень вроде Фудзиоки. Люди на телевидении знали, что такие вещи не будут пользоваться популярностью – здесь было полно обычных животных, и в отличие от города, они не облагались дополнительными налогами. Атсуши знал, что сказал бы отец, вздумай он попросить такую игрушку: баловство! Иди лучше покорми пса, от него хоть польза есть, в отличие от тебя. Нет, Атсуши очень любил их собаку, но пес был уже старый и от природы не слишком-то общительный. Он не очень любил, когда его гладили и обнимали, а Атсуши… может быть, ему просто хотелось чувствовать чье-то тепло. Искусственные котята отлично с этим справлялись, и иногда он приходил к Имаи даже не со всеми, а отдельно. Просто так. Посидеть в углу, наблюдая, как тот лежит на кровати, листая очередную мангу. Выпить газировки с очередным странным вкусом. Погладить полюбившегося хайдора. Наступало лето – время маетной духоты и вечных дождей. Проводить его в полутемной комнате за уютным молчанием было лучше всего, а Имаи никогда не возражал против компании. Вернее, он будто не замечал никогда, что в комнате кроме него кто-то еще есть. Но это было неправдой. Он замечал. Еще как.– Эй, Аччан, – сказал Имаи где-то через месяц или полтора, когда Атсуши собирался следом за всеми вылезти в окно его комнаты. Это был первый раз с их разговора в школе, с которого все и началось, когда Имаи к нему обратился. Атсуши обернулся. Он был последним и не собирался задерживаться дольше необходимого, потому что было уже достаточно поздно, и сидеть в гостях в такое время было неприлично.– Если хочешь, – нерешительно сказал Имаи, протягивая ему серого котенка, – можешь взять его. У меня все равно на них нет времени, а хайдоры теряют чувствительность, если их долго не трогать.Атсуши замер. Так сковывает испуг, так ошеломляет внезапное нападение. Он даже вдохнуть смог не сразу, когда понял, что именно ему предлагают.– Я не могу, – сказал он через силу, глядя на котенка. – Это… небезопасно. Я могу его повредить.– Положи его в постель, под подушку, – сказал Имаи. – Там никто не найдет.Остро обдало стыдом и не менее остро признательностью – Имаи знал, что может случиться с такой вещицей в доме Атсуши, где никто и никогда не чувствует себя в безопасности. Он понимал. И все равно доверял такую драгоценность…Атсуши бережно взял котенка и спрятал во внутреннем кармане куртки. Хайдор, почувствовав знакомое тепло, тут же замурлыкал.– Спасибо, – пробормотал Атсуши, глядя в пол. Имаи, которому явно было так же неловко, угукнул и отвернулся, позволяя ему уйти без лишних слов.Всю дорогу до дома Атсуши придерживал котенка ладонью, прижимал его к груди, не до конца веря, что это на самом деле произошло с ним. Что другой человек внезапно взял и подарил ему то, о чем он даже мечтать не смел. И за что? Ведь Атсуши еще ничем не доказал свою полезность.Наверное, именно с этого момента Атсуши как-то… осознал происходящее, если можно так сказать. До этого общение с новой компанией, время, проводимое в комнате Имаи – это все было, скорее, новым фоном, новыми, не совсем одушевленными декорациями для все той же привычной жизни. Атсуши в принципе мало обращал внимание на происходящее вокруг, если оно не несло ему прямой или косвенной угрозы. Большую часть времени он просто пребывал внутри себя, вернее, замирал внутри себя, найдя безопасный уголок снаружи. Как личинка в коконе. Вот и новая компания оказалась тем самым коконом, где он наконец почувствовал себя в безопасности и замер, расслабился, ни о чем не думая, не ощущая дискомфорта. В общем-то, ему было достаточно плевать, что в это время происходило вокруг, пока никто не посягал на его такой хрупкий и уязвимый кокон. Он только отмечал события вокруг себя, почти не вмешиваясь, больше анализируя свои собственные мотивы, чем побуждения других.Но поступок Имаи выдернул его из марева бездумного созерцания.Первые несколько дней, засыпая и просыпаясь с котенком под подбородком, Атсуши не мог поверить своему счастью. Постоянно находясь с ним в физическом контакте, хайдор подключал все больше реакций, он даже начал играть, обхватывая теплыми лапками палец Атсуши и безболезненно прикусывая кожу. Он реагировал на обращенные к нему слова. Он отзывался на свое имя – Атсуши назвал его Мяу, самое безопасное имя, так он никогда не проговорится о том, что у него есть котенок.Мяу полностью завладел его вниманием на ближайшую неделю, и Атсуши не мог больше ни о чем думать, не мог ни есть, ни говорить на какие-то посторонние темы. Мама как-то за завтраком даже поинтересовалась, не влюбился ли он, но Атсуши сначала не понял ее вопроса, а потом ему было неловко ее переубеждать, тем более, что за стол сел проснувшийся отец, а при нем лучше вообще было молчать.Конечно же, он не влюбился – глупо было бы влюбиться в крошечного механического котенка, хотя порой, когда он смотрел на него, горло перехватывало от нежности, а на глаза сами собой наворачивались слезы. Но в нем что-то определенно изменилось. Что-то сдвинулось с места, меняя свою привычную конфигурацию, что-то угловатое и болезненное теперь упиралось в грудную клетку изнутри, распирая ее. И если раньше единственным человеком, к которому он испытывал чувство признательности и привязанности, была мама, то теперь…Теперь, каждый раз приходя к Имаи в дом, Атсуши садился на свое место, но не отключался, как обычно. Теперь он внимательно наблюдал за Имаи.Атсуши, очень чувствительный к таким вещам в силу своеобразного воспитания, лидера в любой группе вычислял сразу и безошибочно: это было вопросом выживания. Было понятно, что именно Имаи здесь устанавливает порядки, хотя бы на правах хозяина. Но дело было не только в том, что Имаи предоставлял место для сбора. Он задавал тон всем ведущимся вокруг него беседам даже в школе. Рядом с ним казались неуместными многие вещи, что Атсуши позволял себе раньше, и, вместе с тем, становились возможны многие, о которых он даже не мечтал рядом с Мацудой. Тот был громким, ярким, смелым, грубым. Крутым. Глядя на него, Атсуши и сам хотел быть таким же. Презрительно сплевывать в придорожную пыль, лихо седлать ховер и закладывать невероятные виражи, пригибаясь к рулю так, чтобы ветер трепал и развевал остриженные перьями волосы. Правда, глядя на Мацуду, Атсуши очень четко понимал, что таким как он не станет никогда. Он не был ни смелым, ни ярким, он мог только казаться, и то недолго – пока не дойдет до реального дела.В противоположность ему Имаи был… Имаи был странным. Он не пытался быть крутым в понимании прежних приятелей Атсуши, но он определенно выделялся, привлекал внимание. И скрытно наслаждался им. Ему нравилось необычно выглядеть, необычно себя вести и вызывать этим в других людях эмоции – любые. Ему нравилось сказать что-нибудь, ни на кого особо не глядя, а потом тихо улыбаться, слушая, как присутствующие горячо обсуждают сказанное, и не вмешиваться. Атсуши сам предпочитал помалкивать, поэтому он замечал, как Имаи парой слов, парой незаметных жестов организует людей вокруг себя… И еще он замечал, как время от времени Имаи смотрит в его сторону – быстро, вскользь, не заостряя внимание… Но Атсуши знал такие взгляды. Янаги смотрел на него так – в той, прошлой, уже кажущейся такой далекой, жизни. Но если от жадных взглядов Янаги хотелось спрятаться, а от откровенной усмешки Мори – устало поморщиться, то Имаи… Атсуши не понимал пока, как к этому относиться, но ему точно не хотелось сбежать. Скорее наоборот, под этим застенчивым, пытливым взглядом хотелось хорошо выглядеть. Показывать ему все самое лучшее, все самое привлекательное в себе. Не с какой-то определенной целью – просто хотелось, чтобы Имаи увидел. Чтобы оценил. Чтобы… дальше шли уже какие-то совсем путаные мотивы, в которых Атсуши был не готов разбираться. Он просто часами сидел перед высоким зеркалом в своей комнате, пытаясь поймать лучшие ракурсы, учился улыбаться, поворачиваться, смотреть искоса так, чтобы… чтобы самому нравилось. А еще время от времени он уходил в далекий парк при святилище местного речного бога, заброшенный и заросший, усаживался между замшелых валунов и смотрел с пада передачу Мияко Танабэ. В коротких скетчах она всегда играла самых разных женщин, общим у которых было одно: красота и невероятное владение своим лицом и телом. Госпожа Танабэ представала то женой рабочего рыбной фермы, то женщиной из чайного квартала, то высокопоставленной дамой, то дочерью сепаратиста, обнаружившей, что живет в виртуальном мире. И в каждой роли – веселой, печальной, сатирической, душераздирающей – она была обворожительна в каждой улыбке, в каждом взгляде, в каждом повороте головы. Не особо задумываясь над тем, зачем это ему, Атсуши копировал ее мимику, жесты и осанку, зазубривая, как прилежный ученик. А потом приходил в гости к Имаи, садился в своем углу так, чтобы повернуться к хозяину в три четверти, слегка наклонял голову, позволяя себе легкий намек на улыбку, и опускал глаза. И кожей чувствовал, как с каждым разом Имаи смотрит на него все чаще. Все дольше. И уже щеки сами загораются от его взглядов, а в груди сжимается что-то сладкое и болезненное. Правда, если Атсуши не выдерживал и смотрел в ответ, Имаи тут же отводил взгляд с самым незаинтересованным видом. И принимался тихо, почти беззвучно переговариваться со своим дружком, который всегда сидел рядом, не отходил ни на шаг.Араки – так его звали. Он жил рядом с Имаи и они, кажется, дружили с самого детства. Не слишком-то разговорчивый тип, тоже немного странный, но в другую, почти отталкивающую сторону. Из-за схожести темпераментов или давности знакомства они с Имаи были на одной волне, их интересовали похожие вещи. А еще они иногда на выходных вместе ездили в большой Токио на поезде ?пуле?, гуляли там по магазинам и барам и привозили оттуда все эти необычные вещи, которых было не найти в Фудзиоке.Атсуши он не нравился – просто потому что был слишком близок с Имаи. Просто потому, что ему позволялись дурацкие выходки вроде разгуливания по улицам с раскрашенным лицом, открытого ношения радужных очков и распития пива в семнадцать лет. Просто потому, что его семья была достаточно обеспечена, чтобы давать ему деньги для ежемесячных поездок в столицу. Просто потому, что его, по всей видимости, никто никогда не бил, и у Атсуши непроизвольно чесались кулаки каждый раз, когда он видел, как Араки наклоняется к уху Имаи и что-то шепчет, улыбаясь. У них всегда были свои тайны. У них всегда были какие-то темы только на двоих. И там, где они были вдвоем, Атсуши не было места. Почему это вызывало такую злость и такое бессильное отчаянье?Атсуши не хотел об этом задумываться. Он просто перебирал, как драгоценности, маленькие доказательства собственного особенного положения при Имаи. Ведь тот, насколько он знал, никогда никого не приглашал к себе специально – все просто приходили сами или по приглашению своих друзей, потому что у Имаи можно было потусить, почитать мангу и поиграть с необычными вещицами. А потом уже или оставались на какое-то время, или уходили, не найдя своего места. Атсуши, мало того, что свое место нашел и отдавать его никому не собирался, он был приглашен Имаи лично. Единственный из всех. На него Имаи смотрел так, что сам стыдился своих взглядов. Ему Имаи подарил котенка по имени Мяу…И был еще один момент. Настолько интимный и пугающий своей интимностью, что Атсуши предпочел отложить мысли о нем подальше, чтобы они не смущали.Это выяснилось в одну из первых встреч: Имаи протянул ему кубик манги, о которой шла речь в общем разговоре, Атсуши за него взялся. И в этот момент сработал сигнал – оба их датчика совместимости пискнули и загорелись зеленым. Они замерли от неожиданности, а сидящий на полу между ними Юта Хигучи вытянул шею, оглядывая их запястья. И уважительно присвистнул.– Стопроцентная совместимость? Ничего себе! Я думал, такое только в романтических фильмах бывает.– Скорее уж в фантастических, – хихикнул кто-то.– Вы что, клоны? – рассмеялся еще один. – Вы же вообще не похожи.– Гистосовместимость и не предполагает внешнего сходства, – спокойно ответил Имаи, садясь обратно на кровать, – достаточно совпадения антигенной структуры рецепторов.Араки только фыркнул, скользнув по Атсуши равнодушным взглядом.– Ну что, – сказал он лениво, опуская голову обратно к журналу для взрослых, – если Сакураи все-таки угодит в разборку, у тебя будет идеальный донор.– Или наоборот, – ответил Имаи раньше, чем Атсуши успел вспыхнуть.Теперь Араки оторвался от разглядывания фигуристой красотки в бикини и внимательно посмотрел на своего лучшего друга.– Или наоборот, – согласился он, не споря, признавая за Имаи право защитить и оградить от нападок нового приятеля. Все остальные тут же вернулись к разговорам, которые вели до инцидента, а Атсуши сидел, оглушенный месивом странных чувств. Душная благодарность переплеталась со злостью, со страхом, с дичайшим смущением и при этом – глубинным удовлетворением. Атсуши не слишком разбирался в тонкостях трансплантологии, ему было достаточно знать, что если он облажается достаточно, то его просто разберут на запчасти для других, более ценных граждан с высоким SKS. Но внезапная мысль о том, что у них с Имаи, оказывается, идеальная совместимость… Не то чтобы он собирался отдать ему какой-нибудь внутренний орган. Но, например, кровь. Или костный мозг. Или кожу. То, чем можно пожертвовать без особого вреда для себя… Это ведь что-то значило. Это было не просто так. И это – только для них двоих. Как в романтических фильмах. Хотя об этом он старался и не думать…Всего этого было достаточно, чтобы рано или поздно вынести Араки за скобки, и Атсуши терпеливо ждал и стерег свои шансы.Он никогда не хотел быть лидером ни в одной компании. Но быть первым рядом с лидером – это определенно то, чего он хотел. Его место. Не Араки.***Атсуши не знал, кому пришла в голову идея о группе: дома было неспокойно, и он пропустил пару вечеров у Имаи, а когда наконец дошел, то все уже взахлеб обсуждали это как что-то решенное. Он подозревал, что придумали все Имаи с Араки – они оба интересовались музыкой, даже, можно сказать, были фанатами нескольких странных групп. Постоянно что-то слушали, даже во время уроков время от времени передавали друг другу наушник от своего пада и, судя по выражению, лиц, их пады транслировали отнюдь не уроки. Вот и сейчас они смотрели друг на друга, и их глаза горели от воодушевления. А Атсуши почувствовал неожиданный укол тревоги. Это было не по плану. И он не мог позволить себе пустить ситуацию на самотек.– Я тоже буду участвовать, – сказал он в первую образовавшуюся паузу в разговоре. Араки бросил на него внимательный взгляд, но промолчал. Зато Имаи развернулся к нему всем корпусом.– На чем ты хочешь играть?Атсуши не был готов к такому вопросу, так что ляпнул первое, что пришло в голову:– На ударных.Это было безопасно. Знай колоти себе по барабанам позади всех, никто не обращает внимания и не трогает. Зато тебе всех видно.– Здорово, – тут же влез вездесущий Юта Хигучи, – попроси Ании, он тебе покажет, как барабанить!Ании – старший брат Юты – уже давно играл в какой-то группе, и Атсуши подозревал, что именно это и спровоцировало зарождение идеи о собственной. Вроде, даже если соседские ребята могут, то чем мы хуже?– Тогда решено, – сказал Имаи. – Араки будет петь, Аччан барабанить, я возьму гитару, ты с Хиде – бас и ритм.– У меня уже есть бас, – похвастался Юта, улыбаясь. – И самоучитель!– А мне на выходных купят гитару, – сказал его молчаливый приятель, который вечно таскался следом.И только в этот момент Атсуши понял, как сильно он вляпался.Ему придется где-то достать барабанную установку. Он даже не представлял, сколько это может стоить, наверняка дорого. А еще придется где-то эту установку держать. И практиковаться. И это точно невозможно будет осуществить дома, потому что дома – отец, который может прийти в ярость от любого шороха.Кажется, впервые с того момента, как он прибился к компании Имаи, Атсуши точно знал, чего хочет. Но понятия не имел, как это осуществить.До Такасаки – столицы префектуры, – где жил Юта, было три остановки на электричке, а потом еще четверть часа на автобусе до большого двухэтажного дома на одной из зеленых пригородных улочек. Здесь был широкий светлый двор, дружелюбные собаки и почти невидимые кошки-призраки – кончики их хвостов мелькали тут и там в высокой некошеной траве, но не было слышно их голосов, да и целиком они не появлялись. Здесь стояла тишина, но не давящая, мрачная тишина, как в его собственном доме, а тишина просторная, солнечная, ароматная – пахли свежие татами на полу, пахли распаренные на солнце деревянные стены. Пахло из кухни – пряно и сытно.Старший брат Юты оказался невысоким и стильно одетым пареньком с модной прической и очень цепким, почти буравящим взглядом. Он оглядел Атсуши с ног до головы, и тут же стало неловко – за потертые старые джинсы, за вытянутую майку, отросшие после школьной стрижки волосы.– Мускулы хорошие, – сказал он, похлопав по Атсуши по плечу, – посмотрим, на что ты сгодишься.В ближайший час мускулы Атсуши очень даже пригодились. Он никогда и не думал, что стучать по барабанам может быть так сложно и утомительно. Он сбивался и путался, обливался потом и злился на себя, но Ании его не ругал, просто поправлял и показывал раз за разом, как правильно. В конце концов у него даже стало что-то получаться.– Принеси-ка газировки, – сказал в конце концов Ании сидящему в углу комнаты Юте. И когда тот пошел вниз, в кухню, снова посмотрел на Атсуши внимательно.– Играть ты можешь, – сказал он, – но нужно тренироваться. Каждый день.Атсуши опустил голову. С этим и была проблема.– Я слышал твою историю, про банду и как ты вовремя соскочил, – Ании явно не собирался миндальничать. – Тебе повезло, что ты не успел увязнуть в этом всем. Не кривись, я знаю, о чем говорю, сам едва не вляпался.Атсуши кинул на него ошарашенный взгляд. В общем… да, Ании выглядел как человек решительный и рисковый.– Так вот, Аччан. У такого парня, как твой главарь, наверняка была заначка. Или хотя бы что-то, что можно продать. Не думаю, что уместно будет нести это все родителям тех, кто нарвался. Можешь считать это своим наследством. Распорядись им с умом. У тебя может быть будущее. А может не быть ничего. Твой выбор.Ровно в этот момент в комнату вошел улыбающийся Юта с тремя банками газировки, и Атсуши не успел ответить. Да и, собственно, что он мог ответить на это все? Что не такой уж и процветающей была мелкая группировка Мацуды, чтобы оставить после себя наследство? Что сейчас ему не хочется даже мысленно возвращаться в те дни, когда он был одним из ?этих?? Да, тогда его если не боялись, то опасались, и это коротко тешило самолюбие. Только не спасало от главного страха в его жизни.Этот страх был рядом всегда, как бы Атсуши себя ни вел, кем бы он ни пытался стать. Страх стерег в полутьме коридоров и комнат, маячил за плечом и следил за каждым словом, каждым движением. Пока Атсуши был в компании Мацуды и остальных, он мог на какое-то время сменить этот старый, впитавшийся в кожу страх на новый – яркий и острый. Завернуть крутой вираж на ховере и едва не вывалиться из седла в дорожную пыль, а потом получить подзатыльник от владельца байка и одобрительный взгляд от Мацуды. Кинуться в драку с бугаем из соседней деревни и едва не схлопотать ножом в ребра. Угнать старый грузовик с фермы неподалеку, залить полный бак, направить на полной скорости к обрыву в карьер, а потом выпрыгнуть в последнюю минуту, прокатиться по сухой траве и щебню, обдираясь в кровь, и припасть к кромке обрыва, с восхищением наблюдая, как бьется о камни бедная развалюха, как падает на дно, как жахает огнем из пробитого бензобака – почти до самого верха, так, что едва не обжигает лицо… После таких моментов наплывала эйфория, казалось, что теперь-то Атсуши доступно все, он все может, на все способен, что ему хорошо, наконец.Но стоило вернуться к обыденной жизни – дом, школа, очередной скандал и мама, прячущая руки с черными пятнами на запястьях, и кипящий от бессильной ненависти к миру отец – и старый, душный, липкий страх обнимал его снова.Иногда Атсуши ломался сразу и закрывался внутри себя, жмурился и затыкал уши, чтобы не видеть и не слышать происходящего вокруг. И страх пеленал его, стягивал, как паук переставшую трепыхаться муху.А иногда остаточный азарт поджигал его, и Атсуши думал, что в этот-то раз он точно не спасует. В этот раз он сможет защитить и себя, и мать.Это был единственный способ: сказать что-то мерзкое, отвлечь внимание на себя. А потом стоять напротив этой шатающейся туши, орущей и брызгающей вонючей слюной, с красными, выкаченными от ярости глазами. Стоять и стараться не думать. Не испытывать никаких чувств.Он и правда почти не чувствовал страха в эти моменты. Когда точно знаешь, что сейчас тебя будут бить, страха практически нет. Наоборот, даже какой-то отстраненный интерес включается, смотришь на происходящее будто со стороны. Будто все не на самом деле, а в сетевом шоу.Этот болван получает по физиономии и не падает тут же, а зачем-то все еще стоит и молча смотрит в глаза нападающему, еще сильней его раззадоривая. Он дурак, и по-дурацки считает доблестью не просить пощады, поэтому получает еще и еще. Он мог бы ответить, он мог хотя бы защититься, но почему-то не делает этого. И теперь это все больше похоже на дурацкий кукольный театр, где одна кукла лупит другую, а та нелепо размахивает руками, вереща.Все было фальшивым, гротескным, нелепым в этой почти ежедневной рутине. Только боль была настоящая, и еще страх за маму, которая кидалась на его защиту, будто он до сих пор был пятилетним крохой. Атсуши никак не мог ей объяснить, почему она не должна его защищать. Даже не потому, что она меньше, она хрупкая и слабая, а он – крепкий и выдержит и не такое. А потому что только в эти моменты он испытывал незнакомое чувство свободы. Физическая боль освобождает. Она заканчивает ожидание и она почти всегда не так ужасна, как это ожидание.Боль – она честная и быстрая. Она не так унизительна и бесконечна, как страх. Страх выматывает, заставляет прятаться и убегать. Боль достаточно только выдержать, и следом сразу же приходит успокоение и утешение – отец, выпустив гнев, уходит, а мама, наоборот, обнимает и жалеет…Иногда Атсуши казалось, что это совершенно нормальный сценарий развития событий. Как по учебнику: завязка, кульминация, развязка. Только мысль о том, что нормально это только здесь, в стенах этого ненавидимого им дома, гнала его прочь – и от грузно ворочавшегося в своей комнате, будто огромное морское животное, отца, и от заплаканной матери.В других домах все было иначе. У других семей не было этой навечно отпечатанной строфы: 5 (зарождение бури), 7 (изматывающее ожидание взрыва), 5 (тайфун), 7 (утешение и утаптывание обиды), 7 (ненависть к собственной слабости)**.Тот же Имаи. Его отец жил в Токио, может быть, поэтому в его доме было так спокойно и радостно? Но у других знакомых дома были и отцы, и дядья, и почти все выпивали вечерами или на выходных, но все как-то обходилось без треклятых ежедневных скандалов.Атсуши сам не заметил, как ноги принесли его к заброшенной фабрике. Он не бывал здесь уже несколько месяцев – с тех пор, как его бывшие приятели окончательно нарвались. Желтая пыль уже давно занесла следы от ховеров, и Атсуши, поколебавшись, все-таки распахнул ржаво скрипнувшие двери цеха, приспособленного ими под базу. Здесь они валялись на притащенных откуда-то футонах прямо посреди едва расчищенных завалов мусора. Здесь они курили сигареты и дрянь, здесь пили пиво из обнесенных кибер-киосков. Здесь зависали под радугой, а Мацуда с Мори баловались и более дорогими наркотиками. Здесь же, у дальней стены цеха, парковали свои байки. У Атсуши своего не было – такое удовольствие ему было точно не по карману – поэтому в совместных вылазках он сидел позади Мори на его роскошном Ryojin, черном с языками пламени.– Смотри, Атсуши, – говорил тот, многозначительно усмехаясь, – не спали мне байк. Он и так уже весь в огне, когда ты его только седлаешь.Янаги бесился от этого, но заставить сесть Атсуши с собой он не мог – Мори был вторым после Мацуды, и именно поэтому Янаги постоянно пытался выпрыгнуть из штанов, чтобы его обойти – в дерзости выходок, в ценности добычи. В общем-то, ему это удалось – стал вторым после Мацуды, хоть и в очереди на разборку. Только вряд ли успел этому обрадоваться.Глядя на хищные силуэты покрытых тонким слоем пыли ховеров, Атсуши думал, что, наверное, рад тому, что Мори выжил. Он никогда не пытался причинить ему вред или на самом деле присвоить. Атсуши даже подозревал, что все его вербальные заигрывания имели целью только поддеть Янаги, раззадорить и подначить того на безрассудные поступки. Да, Мори был сэмпаем, и как все сэмпаи он бывал временами жесток, но к Атсуши меньше всех. А еще он был единственный из сэмпаев, кто называл его полным именем. Он мог говорить странные, тревожащие вещи, но никогда не пытался его унизить, этого бы Атсуши простить не смог.Он нашел тряпку и аккуратно пыль с седла и приборной панели Ryojin, отряхнул блестящие бока, щелкнул по датчику генератора – ховер выглядел исправным. Так что Атсуши выкатил его на улицу, поглядел в хмурое небо и, немного поколебавшись, сел в седло. Рукоятки руля задрожали под ладонями, едва он включил питание. Тихо, плавно загудел генератор, гулко щелкнула, разворачиваясь из-под хвоста, турбина. Атсуши прикусил губу и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Левая скула и челюсть еще горели от ударов, ребра ныли, а адреналин так и бродил в крови, не выдутый ни получасовой прогулкой, ни надвигающейся бурей, все сильней дергающей редкие деревца, гоняющей по замусоренному фабричному двору обрывки газет и пустые пластиковые бутылки.Ховер поднялся плавно, слушаясь руки, завис на секунду в воздухе. А потом Атсуши глубоко вздохнул и ударил по газам: заревела турбина, байк рванул с места, выжимая сразу максимальную скорость. Ветер ударил в лицо, холодя горящую ссаженную кожу, желто-коричневый мир вокруг скользнул, исчезая, будто стремительно поменяли задник у сцены – и вот он уже на шоссе. И навстречу летят гнущиеся и трепещущие деревья. Хмурое багряное небо нависает над серым асфальтом, облака наваливаются на рекламные щиты вдоль шоссе, подгребают под себя низкие деревенские дома, желто-зеленые прямоугольники полей, нанизываются на опоры линий электропередач.Он несся вперед бездумно – дорога отлично подходила для этого: встречный ветер выдувал из головы все лишние мысли, а из тела – лишнюю энергию. Все усилия были сосредоточены только на том, чтобы удержаться на мощном, норовистом, словно дикий зверь, байке. Ему везло, и дорога на выезд из города в это время суток была свободна, почти не приходилось лавировать между кургузыми дизельными грузовичками фермеров и неторопливо-роскошными гибридными автомобилями. Дождь начался минут через сорок гонки, и Атсуши нехотя повернул обратно: он начинал мерзнуть. Пожалуй, для таких скоростей стоило бы одеться потеплее, хотя первые капли дождя приятно обжигали прохладой в душном вечернем воздухе, но как только он промок насквозь, летящий навстречу ветер стал казаться ледяным, режущим, бьющим наотмашь.К зданию фабрики он вернулся уже почти в сумерках и едва не налетел на внезапного прохожего, который с отсутствующим видом стоял прямо напротив въезда на фабричный двор. Атсуши едва успел заложить вираж и только обдал человека мокрой пылью из-под днища ховера, но тот даже не отшатнулся. Только посмотрел, с любопытством щурясь, на Атсуши и нерешительно улыбнулся.– Привет, – сказал Имаи. Волосы у него стояли торчком от набившейся в них пыли, а вся одежда теперь была в брызгах грязно-желтого цвета.– Ты что тут делаешь? – спросил Атсуши, от удивления забыв даже поздороваться. Имаи почесал нос, разглядывая его как-то слишком пристально.– Да так. Решил прогуляться… А что с лицом?Атсуши дернуло – он уже успел забыть. Привычно выкинул из памяти произошедшее, а ведь следы так просто не спрятать.– Ничего, – он отвернулся, едва удерживаясь от детского желания прикрыться рукавом. Налетевший порыв ветра хлестнул дождевой плетью, продирая насквозь холодом. Атсуши поежился. – Хватит стоять, пойдем внутрь. Сейчас грохнет.Он приглашающе кивнул Имаи, и тот без лишних слов сел на байк сзади, обнимая за талию и обхватывая коленями. Атсуши едва не поперхнулся, напрягаясь от прикосновения.– Не надо? – тихо спросил Имаи из-за плеча, но сам руки не убрал, даже, кажется, прижался плотней, обнимая теплым продрогшую спину. И Атсуши был ему благодарен за это.– Нормально все, – буркнул он себе под нос, включая зажигание. Фабричный двор уже заливало, и они промчались по нему за несколько секунд, байк нырнул в распахнутые ворота цеха, замер и медленно опустился на бетонный пол. Но Атсуши так и сидел, опустив голову. Он не мог заставить себя первым пошевелиться, разорвать контакт с Имаи. Да и тот, казалось, не собирался отстраняться. Он положил подбородок Атсуши на плечо, от его дыхания шевелились отросшие волосы на виске, заледеневшую под дождем кожу обжигало. Имаи очень осторожно взял его за подбородок и повернул лицо Атсуши к себе. Это было очень стыдно – он представлял, как уже успели налиться синяки, наверняка все распухло и выглядит ужасно. Чего стоили его попытки хорошо выглядеть, если одна эта встреча разрушила буквально все...– Не смотри, – попросил он тихо, не поднимая глаз. Мог бы вырваться, но сопротивляться прикосновениям Имаи не хотелось.– Почему? – спросил тот почти шепотом. – Ты красивый.Атсуши хмыкнул, от несмелой улыбки губа снова треснула и налилась щекотной каплей.– Точно не сейчас.Имаи тоже улыбнулся.– Ну, сейчас ты выглядишь, как очень опасный парень. Не знал бы тебя, не рискнул бы подойти.Он коснулся уголка рта, стирая выступившую кровь, и Атсуши, сам от себя этого не ожидая, прихватил его палец губами, сжал, сердце колотилось так, что от давешнего озноба не осталось и следа – его буквально распирало от жара. Имаи замер, а потом обнял здоровую щеку ладонью, привстал и поцеловал, перегибаясь через плечо. Губы у него были почему-то совершенно сухие, даже колкие, они пахли ветром и пылью, и это был самый лучший запах на свете. Атсуши не смог сдержать низкого, зародившегося где-то под трахеей стона, от которого заломило грудь.– Ты красивый, – снова прошептал Имаи ему прямо в рот, и Атсуши поцеловал его в ответ, слизывая вкус ветра, и пыли, и Имаи. Голова кружилась, и Имаи целовал все смелей, это было немного больно из-за разбитой губы и ссадин, но так было даже лучше, еще слаще. В тот момент, когда Атсуши уже подумал, что надо как-то бы слезть с байка и развернуться лицом, на улице грохнул гром, и резкий порыв ветра шваркнул створку ворот о стену. Они отпрянули друг от друга.– Надо закрыть ворота, – сказал Атсуши, с трудом дыша. Имаи только молча кивнул, спрыгнул с байка и отошел в сторону, к набросанным в углу футонам. Пока Атсуши отгонял ховер и запирал ворота, он стоял, с интересом оглядываясь по сторонам.– Значит, вы здесь собирались? – спросил он, когда Атсуши подошел, вытирая руки ветошью от хлопьев ржавчины и старой краски. Тот неловко кивнул.– Ты… – Имаи поколебался, не смотря ему в глаза. – Ты скучаешь по ним?– Нет, – вырвалось прежде, чем он успел подумать. – То есть… Мне жаль, что так вышло с Мацудой. И с Янаги. Но сейчас я бы не хотел иметь с ними ничего общего.– Но ты здесь.– Просто нужно было место, чтобы побыть одному.Имаи кинул быстрый взгляд на его пылающую щеку и кивнул. Помялся, сунув руки в карманы и явно не решаясь.– Что? – не выдержал Атсуши.– Янаги. Про него, знаешь, ходили слухи. Что он заставляет младших мальчиков…– Меня он не заставлял, – быстро сказал Атсуши, поймал напряженный взгляд Имаи и покраснел, поняв, как это прозвучало. – В смысле… Он не трогал меня. И если ты думаешь, что я с каждым, кто…– Не думаю, – перебил его Имаи, шагнул навстречу и перехватил судорожно сжимающиеся ладони. – Я думаю, что насилие – это отвратительно. Любое. Поэтому, если ты считаешь, будто обязан…Атсуши даже рассмеялся от неожиданности, глядя на него потрясенно. Имаи все-таки… невероятный.– Нет, я не считаю, будто обязан, – теперь слова выскальзывали легко, будто смазанные маслом. – Ты просто мне нравишься.Имаи с сомнением усмехнулся и наконец-то посмотрел ему в глаза.– Мне еще никто никогда так не нравился, – добавил Атсуши искренне и тут же смутился, опустил голову. Имаи все еще держал его руки в своих, и от осознания этого дыхание снова перехватило.– Давай просто… – начал было он просительно, но Имаи перебил его, шагнув вплотную и снова поцеловав. И Атсуши с облегчением закрыл глаза, отвечая.Это было неловко, путано и очень жарко. Атсуши казалось, что от их мокрой одежды идет пар, пока они целуются и трогают друг друга. Опуститься на футон предложил он, просто потянул за собой, и Имаи опять посмотрел на него так… странно. Со смятением и восхищением одновременно. И это все равно было стыдно. Стыдно – за свое желание. За потребность быть присвоенным – наверное, Атсуши еще никогда так четко не осознавал ее. Он не мог один. Ему незачем было все это, если он один. Классные байки, модные штучки, ящики с пивом, радуга и капсулы дорожек – все это теперь было его, да, и все это было ему не нужно. А вот лежать на отсыревшем комковатом футоне, пока другой парень жадно трогает и щупает его, целует, смешивая их слюну и запахи, – нужно. Быть чьим-то – необходимо.Хироши был прав, ему нужно стадо. Вернее – стая. Ему нужен вожак, под которого хочется лечь. Место рядом с которым можно занять. Это безумно стыдно, и завтра он опять будет изо всех сил делать вид, что он крутой, сильный и независимый. А сегодня, только между ними – Имаи поймет. Он ведь… он не может не понять.Все закончилось слишком быстро – они не успели даже толком штаны друг с друга снять. Имаи смущенно ткнулся пылающим лицом ему в шею, и Атсуши обнял его, тяжело дыша и целуя в висок.– Здесь где-то были запасные шмотки, – пробормотал он, сонно моргая. – Надо переодеться.Имаи хмыкнул ему в ухо, а потом приподнялся и сполз рядом, подложил кулак под щеку, глядя на Атсуши.– Здесь удобно, – сказал он задумчиво. – Мы могли бы собираться тут и репетировать. Если ты, конечно, не против.Атсуши медленно выдохнул, пытаясь переключиться.– Если все здесь убрать, конечно… И тут точно никто не будет жаловаться на шум. Но добираться не слишком-то близко.– У тебя теперь есть байк. Будешь меня подвозить?Имаи улыбался, глядя на него из-под ресниц, и Атсуши с трудом сглотнул сухим горлом.– Буду, – выдохнул он. – Конечно.– У Юты есть велик.– А Араки? – вырвалось у Атсуши. Имаи протянул руку и осторожно погладил его по кровоподтеку на скуле. Самыми кончиками пальцев – чтобы не причинить боли.– Мы с Араки дружим с младшей школы, – сказал он осторожно. – Очень давно.Атсуши кивнул, отводя глаза. Это было глупо. Он понимал, что выглядит сейчас как идиот.– Я думаю, что он найдет, как добраться, – закончил Имаи наконец, и Атсуши снова посмотрел на него. – Тебе не стоит волноваться о нем.Это было практически обещанием. И Атсуши этого было вполне достаточно.– Ты так и не ответил, – сказал он, меняя тему, – зачем сюда пришел? Не самый ближний свет, здесь редко кто-то бывает. Мало кто знает об этой фабрике. В общем-то… в последние пару лет – практически никто.Имаи издал длинный довольный звук, переворачиваясь на спину и улыбаясь.– Хотел попробовать одну вещь.Он потянулся к сброшенному на пол плащу, зашарил по карманам, а потом плюхнулся обратно на футон рядом с Атсуши, сжимая в руке небольшую угловатую штуковину.– Что это? – спросил Атсуши подозрительно.– Промышленный резонатор, – ответил Имаи так, будто это что-то объясняло. Заметив скептический взгляд Атсуши, он перекинул штуковину из руки в руку. – Он испускает волны. И… в зависимости от того, с чем они сталкиваются, в общем, раздаются звуки.– И зачем этот резонатор нужен?Имаи поглядел на него озадаченно.– Ну, по-разному. Его можно настроить на расстояние. На глубину. Например, узнать, где проходит руда. Или есть ли под завалами живые. При землетрясениях.– Ты собрался искать здесь золотую жилу? – усмехнулся Атсуши. – Брось, здесь ничего нет. Только старое ржавое барахло.– Нет, – Имаи даже головой помотал. – Звук. Понимаешь? Здесь много разных структур. Будут разные звуки.Он нажал пару блестящих кнопок на резонаторе и поднял руку вверх. Маленький раструб на конце прибора был направлен на бетонную балку в двадцати метрах над ними.– Слушай.Он медленно двинул большим пальцем рычажок, и Атсуши вздрогнул – помещение цеха наполнило гулкое, будто усиленное мощными динамиками шуршание. Имаи повел резонатором по металлическим листам крыши, и шорох сменился скрежетом и каким-то странным попискиванием, будто кто-то сжимал в ладони пористый мягкий пластик.– На крыше сверху что-то лежит, – пояснил Имаи сосредоточенно и повел рукой дальше, то выжимая расстояние пальцем, то убавляя его. Старый фабричный цех грохотал, ухал, тяжело вздыхал и барабанил, будто мелкий гравий о днище ховера. Атсуши лежал, приподнявшись на локтях, и прислушивался к извлекаемым Имаи звукам с каким-то странным чувством очарованности и бредовости происходящего.– Если знать, где что, – сбивчиво пояснял Имаи сквозь шум, – можно играть на этом всем. Как музыку. Не отдельно от инструментов, а все вместе. Будет звучать вообще все.– В обычных залах тогда не повыступаешь, – заметил Атсуши, автоматически просчитывая перспективы. – Или придется таскать с собой кучу разного барахла для твоих звуков.Имаи замер, выключив резонатор, и посмотрел на него потрясенно, облизнул губы.– А и не надо.– Что – не надо?– Залы – не нужны. Надо выступать прямо… прямо вот в таких местах.Атсуши невольно засмеялся – лицо у Имаи было... одухотворенное.– Будет очень свежо, – сказал он с нежностью. – Главное, чтобы кто-то захотел прийти в такое место и послушать.– Захотят, – уверенно сказал Имаи, не сводя с него глаз. – Потому что это будет круто.Атсуши кивнул. Когда Имаи так говорил, почему-то верилось – будет.А тот нерешительно опустил взгляд, а потом снова посмотрел на него и придвинулся ближе. Прижал раструб резонатора к груди Атсуши, заставляя вздрогнуть.– Хочешь услышать, как звучишь ты? – спросил он шепотом.Атсуши сглотнул, колеблясь. Было в этом что-то настолько интимное и откровенное, что ему снова стало стыдно и неловко. Он понятия не имел, как он звучит. А если это какой-то отвратительный звук? Он так боялся звучать для Имаи отвратительно.– Давай, – сказал он через силу и зажмурился, когда Имаи надавил пальцем на рычаг.Пространство заполнил звенящий гул с далекими мерными всплесками и периодически вспыхивающим электрическим треском. Наверное, так работали какие-то внутренние органы – сердце, легкие…– Как космос, – сказал Имаи с восхищением, и Атсуши открыл глаза. – Сквозь тебя можно лететь, как сквозь Вселенную.Не отдавая себе отчета в том, что делает, Атсуши потянулся и поцеловал Имаи снова. У него кружилась голова от гула резонатора и того, с какой готовностью Имаи ему отвечал. Пускай будет космос. Что угодно. Если ему так нравится.