Кровь, вино и золото (Томмен / Мирцелла) (1/1)

—?Я чувствую, как что-то меня изъедает. Оно журчит и бурлит в моих венах и с силой давит на веки.Признаний в жизни Мирцеллы всегда было мало. Доверять хоть маленькому маминому миру было опасно, какой бы секрет не хранила подкорка принцессы. ?Все станет достоянием общественности?,?— твердила Серсея и прижимала к губам прозрачный фужер с бордовым напитком. Мирцелла думала, что это кровь в её фужере, и что её мать так поддерживает силы. Так тягостно и мутно было думать о чем бы то ни было, блуждая дворцовыми садами и томясь от жары в плотном платье.Томмен нагонял её у яблоневого дерева. Сир Попрыгунчик, верно, вновь оставался в приятной полудреме при покоях принца, и Мирцелла скромно полагала, что огромный рыжий кот в чем-то прав. Томмен шел с сестрой плечом к плечу, изредка смотрел на то, как она мнет ни в чем неповинный фолиант, полный ?сердечных страданий о Тристане?, а потом бросает его в фонтан. Вода постарается сделать так, чтобы никто ничего не узнал.Томмен имеет обыкновение говорить сестре о том, как прекрасно её платье или роскошны золотые локоны, но Мирцелла осекается: он никогда не говорит о её глазах. Горячий ветер ударяется о покрывшийся испариной лоб, леди останавливается в тяжелой, густой тени ив у пруда и смотрит, просто смотрит в спину брата. Жаркое пекло, почти седьмое. Принцесса слышит грохот сердца в ушах и на нижние веки выпадают прозрачные капли росы, когда глаза печет от сухости.—?Томмен, отчего мы не такие, как Джоффри?—?Будь я Джоффри, радовалась бы ты? —?с долей тщательно скрываемого раздражения спрашивает юноша, приближаясь к сестре.Одна мысль бьет Мирцеллу, как разорвавшаяся струна. Вновь удушье подкатывает к горлу, кровь начинает бурлить и несется по трубкам вен, сбивая с толку. У Томмена светлый, беззлобный взгляд. Джоффри оставил бы на теле сестры мазки шрамов за подобный вопрос. Томмен другой, более трепетно относящийся к жизни.—?Но ведь его уважают. —?и светлые брови подергиваются к переносице, опуская милую златовласую принцессу до уровня ее матери.—?Что такое уважение, сестрица Мирцелла?Принцесса находит опору поясницей в невысокой оградке пруда. Мирцелла не хочет чувствовать или вести себя невежественно, но почему-то иначе не может. Томмен выше не только ростом, еще и статусом. Он?— мужчина и младший брат их общего жестоко-глупого короля. Золотая вышивка, украшающая грудь Томмена, становится близко к бескровному лицу, чуть тронутому румянами. Мирцелла задыхается, чувствуя боль в теле то там, то тут. Уважение?— это…—?Это невозможность относится к кому-то иначе, чем как с признанием его силы, мудрости и величия.—?И даже если так, моя горячо любимая сестра,?— Мирцелла чувствует холод ладони на своем плече и заводит руки за спину, а взглядом упрямо упирается в светлые стекла лазоревых глаз,?— имеет ли наш обожаемый брат хоть одно из качеств, вызывающих чувство уважения? Он думает: к чему ему стремиться покорять народ знанием или умением? У него есть стража. Так вот, откинь, скажем, тот факт, что мы родственники. С кем из нас двоих ты бы предпочла завести разговор?Леди Баратеон, именуемая первой, разумеется, знала ответ. Томмен не был так уж мудр, но в шестнадцать мудрецами и не становятся. Такие, впрочем, как Роберт Баратеон, тоже мало что смыслят в подобном даре и откладывают его на самую высокую полку, предпочитая кровь или вино выставлять поближе. И тем не менее, Джоффри был глупым и злым юношей, непрошибаемым мерзавцем, хотя ?по праву? претендовал на звание короля и защитника государства уже тогда, с рождения. Несправедливость?— отдавать власть в руки человека, не способного её удержать без насилия. Мирцелла откинула вопрос родственных связей и совершила огромную ошибку.—?Я не хочу разбирать семью на мозаику, Томмен. —?оскорбленно произнесла принцесса,?— Но я ищу доброту в людях, поэтому ты еще здесь.Полупрозрачные ресницы принцессы дрогнули и лепестки розовых губ оказались осторожно смяты губами Томмена, а тонкая талия?— ненавязчивым прикосновением. Горячий ветер, плескавшийся в саду, приятно убаюкивал, смыкая тяжелые веки, ива нежно щипала тонкой ветвью горящую щеку, на которой позже оказалась ладонь принца. Мирцелла не думала больше, у неё было тяжело в голове от мысли, что секретов стало с горсть больше. Отстранить Томмена она, однако, не желала, и сердилась на себя, сжимая его плечи и не чувствуя кожи под пальцами вместо грубой вышивки. Королевская гавань нещадно обрекала всех на одиночество в толпе.—?В самом деле, милая сестра, никто никому не нужен. —?принц обвел оставшиеся позади него сады одним широким жестом руки, оставив талию сестры, словно предоставляя доказательство своих слов,?— Может быть только ты мне.У Мирцеллы внутри приятно похолодело от чувства нужности, и Томмен, представлявшийся принцессе наичудеснейшим мальчиком, вдруг стал пеплом, а восставший из него человек был куда более знающим и наблюдательным. Не говорил о том, чего не знал, приходя в покои сестры и не делал того, что могло понести за собой самые разрушительные последствия. Только наматывал золотой локон леди себе на палец или же позволял Сиру Попрыгунчику порезвиться с подолом открытого платья Мирцеллы. Она не была против. И не казалась себе, впервые впрочем, похожей на мать. Но от того ничего не менялось: за спиной королевы принцесса стала гораздо больше Серсеей, чем Мирцеллой.